На кухне пахло поджаренным луком и вчерашним недовольством. Ирина стояла у плиты в тёплых носках и сжав губы. Жарила картошку. Молча. Это была её немая форма протеста. Александр, как всегда, отгородился от мира спортивной программой — на диване, в растянутой майке, с пультом в руке, будто это и был его щит от реальности.
— Картошка почти готова, — сухо сказала Ирина, не оборачиваясь. — Салат сам себе нарежешь.
— Ну чего ты сразу? — Александр крякнул, будто только что его окатили холодной водой, и почесал пузо. — Я ж просто сказал, что он зайдёт. Мы же семья.
— Ага. Семья, — Ирина резко выключила плиту. — Только каждый раз, когда Денис «просто заходит», у нас потом минус тридцать тысяч.
Александр вздохнул и, не вставая, громко шлёпнул пультом по подлокотнику.
— Ну ты же знаешь, у него сейчас идея хорошая. Серьёзная. С поставками. Всё продумал. Всё расписал.
— Всё расписал, — передразнила Ирина и скинула фартук на стул. — Как в прошлый раз, когда «всё продумал», а потом оказалось, что его партнёр уехал с деньгами в Таиланд. Или когда он кофейню открыл, не узнав, что через дорогу «Шоколадница» строится?
Она подошла к столу, машинально поправляя ложки.
— Сколько раз, Саша? Сколько раз мы будем вытаскивать его из болота?
— Это же мой брат, — сказал он, не поднимая глаз от телевизора.
— А я — твоя жена. Или уже нет? — в голосе Ирины прозвучало что-то хрупкое, но опасное.
Он молчал. Это было худшее. Молчание в его исполнении значило, что он не знает, как выбраться. Или не хочет.
Вечно между кем-то и собой. Никогда не встанет на мою сторону сразу. Всегда с оговоркой. С «ну ты же пойми».
Телевизор гудел. Где-то на фоне комментатор возбуждённо кричал про гол. Саша вяло кивнул, будто ему было всё равно, кто забил.
На следующий день Денис пришёл в шесть вечера. Без звонка, без предупреждения, как будто у них тут пункт выдачи родственников.
— О, здравствуйте, — сказал он бодро, входя в коридор, будто пришёл с корпоративной презентации. — Чай есть?
Ирина машинально кивнула, но брови не подняла.
— Есть. Только сам заваривай, я не хозяйка ресторана, — сказала она, не скрывая тона.
— Ну я надеялся на тёплый приём, — Денис снял куртку, под которой был пиджак — и рубашка навыпуск, будто спешил. — Новость у меня хорошая, кстати. Хотел бы заценить мнение опытной бизнес-леди.
Он сел прямо за стол, как дома.
— Только не начинай, — Ирина села напротив, скрестив руки. — У меня нет сил слушать очередной план спасения человечества. Давай сразу: сколько?
— Ты так, как будто я прошу, — обиделся он, хлопая ресницами. — Я делиться пришёл. Посоветоваться.
— Ну-ну, — Александр вошёл с чашками. — Слушай, Ир, он ж не требует. Просто хочет обсудить. Чего ты сразу в штыки?
— Потому что я вижу, как это заканчивается, — спокойно сказала она. — Ты — опять без выходных, я — без отпуска, он — с новой машиной. На нашей доброте.
— Ир, ну правда, ты несправедлива, — Денис развёл руками. — Это другое. Сейчас у меня проект с поставками медицинских расходников. Связи есть, логистика — почти готова. Только чуть-чуть нужно вложиться. Для старта. Всего-то. Ты же знаешь, я отдам. Ну максимум — через полгода. Ну год. Это же я.
— Вот именно, — резко сказала Ирина, вставая. — Это ты.
Она ушла на кухню. Там, среди кастрюль и холодильника, можно было хотя бы выдохнуть.
Он всегда так. Весёлый, симпатичный, обаятельный — и абсолютно безответственный. Улыбка на миллиард, совесть на копейку. А Саша… как будто всё ещё старший брат, которому надо подтирать за младшим.
Из кухни доносился их разговор. Сначала тихий. Потом громче.
— Слушай, ну она тебя совсем не поддерживает, — Денис раздражённо. — Ты бы с ней поговорил. Это же ваши деньги, а не её личные.
— Да говорили уже, — Саша вздохнул. — Она переживает. Не доверяет.
— А ты? — короткая пауза. — Ты мне доверяешь?
Ирина сжала зубы. Вот оно.
— Конечно, доверяю, — Александр сказал тихо. — Просто…
— Проблема в ней, да? — усмешка Дениса была слышна сквозь стену. — Да она тебе всё контролирует. Весь дом. Ты что, даже тысячу рублей сам не можешь потратить? Ты мужик вообще?
Эти слова заставили Ирину выйти.
— Не продолжай, — сказала она спокойно. Но в голосе звенело. — Ты в нашем доме. И если ты собираешься раздавать здесь оценки — лучше сразу уходи.
— Ну извини, что правду сказал, — он встал. — Просто мне казалось, в нормальной семье поддерживают друг друга.
— А в нормальной семье взрослый мужчина не клянчит деньги у брата, — парировала она. — Трижды прогореть — это не неудача. Это образ жизни. И хватит уже устраивать свои стартапы за наш счёт.
Александр поднялся тоже. Его лицо было как у человека, которого выдернули с жаркого дивана в холодную воду.
— Ир, ну ты перегибаешь, — он говорил растерянно. — Он же не враг нам.
— А кто он тогда? — Ирина посмотрела прямо. — Гость, который приходит только когда нужны деньги? Или брат, которого мы тащим, пока сами тонем?
Денис взял куртку.
— Спасибо за тёплый вечер. Надо было к маме зайти, она, может, ещё верит в людей.
— Вот и иди, — Ирина отвернулась. — Она тебе ещё и пирожки даст, и расписку не попросит.
Хлопнула дверь. Александр остался стоять в прихожей, как школьник после вызова к директору.
Ирина вернулась на кухню, достала из холодильника воду, сделала глоток и только тогда поняла — руки дрожат. От ярости. От усталости. От этого чувства, когда ты кричишь в пустоту, и никто не слушает.
— Он прав, ты знаешь, — тихо сказал Александр, заходя. — Мы стали чужими. Каждый — за себя.
— Нет, Саша, — сказала Ирина, не оборачиваясь. — Мы стали взрослыми. Просто не все это поняли.
Телевизор продолжал гудеть. Где-то играли в футбол. А в их доме опять было ощущение, будто мяч попал в витрину, и всё вокруг покрыто мелкой, острой крошкой.
Снег шёл третьи сутки, будто знал, что это выходные, и специально издевался. Весь двор утопал в рыхлой каше, машины буксовали, а настроение у Ирины с утра было ровно на минус двадцать.
— Саша, ты когда собираешься посмотреть, почему у нас из крана горячая вода еле тёплая? — она стояла в ванной, завёрнутая в полотенце, с каплями на плечах. — Или тоже будешь, как Денис, надеяться, что само рассосётся?
Александр уткнулся в телефон. Он сидел на краю кровати, ещё не бритый, с мешками под глазами, как будто плохо спал.
— Сейчас, Ир, только допишу…
— Ты уже час «дописываешь», — Ирина вышла в комнату. — Хоть бы в выходной включил мозг, а не только телефон.
Он поднял глаза.
— Ты же сама просила, чтобы я в выходные не трогал кран. Типа отдыхай, Саша, не лезь под ванну, вызовем мастера…
— Я просила это в ноябре. Сейчас февраль, если что. А из крана течёт вода температурой надежд.
Александр встал, пошёл на кухню. Она услышала, как открыл холодильник, как скрипнула дверца, как он буркнул под нос:
— Надоело всё.
— Что надоело? — Ирина шла за ним по пятам. — Что конкретно? Что я тебя пилю? Так ты сделай что-нибудь, чтобы не пилила. Или ты думаешь, я от скуки этим занимаюсь?
Он молча налил себе чай. Медленно. Как будто тянул время.
— Я просто не хочу ругаться, Ир.
— А я, по-твоему, мечтаю об этом? — она уставилась на него. — Ты думаешь, я кайфую, когда мне твой брат в лицо говорит, что я тебя контролирую?
Он не ответил.
— Ну? — голос Ирины надломился. — Ты согласен с ним?
— Я… — Александр поставил чашку на стол. — Я думаю, что ты иногда действительно перегибаешь.
Она откинулась на спинку стула. В груди было ощущение, будто туда воткнули ржавый гвоздь.
— Понятно, — тихо сказала Ирина. — Понятно.
— Ир, не начинай, — Саша потёр лоб. — Ну чего ты из мухи слона. Я просто сказал…
— Нет, Саша. Ты не «просто сказал». Ты выбрал. Его. Опять.
Он резко встал.
— Ты всё в драму превращаешь. Ну сказал я, что ты порой давишь. И что? Это ж не значит, что я против тебя. Просто ты стала… жёсткая.
— А ты — размазня, — отрезала она. — Ты не муж, ты посредник между мной и своим братом. Постоянно сглаживаешь. И я устала. От твоих «давай подумаем», «ну он же старался», «а вдруг получится в этот раз».
Он подошёл ближе. Лицо стало напряжённым.
— И ты хочешь сказать, что вообще не хочешь ему помочь?
— Да, — твёрдо сказала Ирина. — Не хочу. Ни копейки. Пусть наконец научится отвечать за свои решения.
Они смотрели друг на друга. Долго. Без слов. Только чай на столе остывал, как их брак.
Вечером позвонила свекровь.
— Ирочка, здравствуй, — голос был мягкий, обволакивающий, но в нём уже чувствовалось что-то ледяное. — Хотела поговорить… так, по-женски.
Ирина сидела на диване, укутанная в плед, телевизор работал без звука. Александр был в ванной.
— Здравствуйте, Надежда Ивановна. Слушаю вас.
— Знаешь, я тут с Денисом говорила. Он, бедный, расстроен. Совсем один. Никакой поддержки… А он ведь просто хотел начать дело. Сам. Не просит же себе на отдых или на джип.
Ирина сглотнула. В ней закипала усталость.
— Да, сам. На наши деньги. Как всегда.
— Ирочка, — голос стал более жёстким. — Ты ведь жена. А не бухгалтер. Брат мужа — это как родной. А вы его словно врага… Ну не по-людски это.
— А по-людски — это снова влезать в кредиты, чтобы потом он соскочил в третий раз? А я потом днём на работе, ночью — на фрилансе? Это по-людски?
— А ты не думала, — внезапно резко сказала свекровь, — что если б ты была помягче, всё бы иначе сложилось? Саша ведь был совсем другим, пока ты не начала им командовать. Я смотрю — ты всё решаешь, всё считаешь, даже воздух, которым он дышит.
— Вы сейчас о чём, Надежда Ивановна? — в голосе Ирины прорезался металл. — О том, что я не даю вашему младшенькому тащить мужа ко дну?
— Я о том, что в семье должна быть поддержка, а не тирания. Может, тебе проще жить одной, раз ты такая самостоятельная?
Ирина повесила трубку. Не потому что не могла сказать — потому что если бы сказала, то вылила бы всё: и про долг Дениса за ноутбук, и про враньё с первым его проектом, и про то, как он однажды попросил денег у их сына «на проезд».
Через два дня всё стало хуже.
Александр пришёл с работы мрачный. Бросил сумку и сказал:
— Я дал ему двадцать тысяч. Из своих.
— Из своих? — Ирина встала. — Каких своих?
— Ну… я взял с карты. Зарплату ещё не всю потратил. Там оставалось.
— Ты сейчас серьёзно? — она подошла ближе. — Мы должны платить за ЖКХ, я записалась к стоматологу, и мы собирались поменять зимнюю резину! А ты — «из своих»?
— Ир, я мужик или нет? — выкрикнул он. — Ты всё время меня контролируешь. Я просто хотел помочь брату. Я имею право хоть что-то сам решать?
— Мужик? — Ирина склонила голову. — Мужик — это не тот, кто молча отправляет деньги своему бездарному брату, а потом ждёт, пока жена всё разрулит. Мужик — это тот, кто умеет сказать «нет». Но ты боишься. Боишься быть плохим в его глазах. Боишься маму расстроить. Боишься, что кто-то подумает, будто ты «предал». А вот меня предавать — можно.
Он побледнел.
— Ты перегибаешь, Ир.
— Нет, Саша, — она говорила медленно. — Это ты перегибаешь. Я десять лет тяну всё на себе. Ты всё время — между мной и ним. Я больше не хочу. Не могу. Не буду.
Он сел, сжав виски. Она стояла, будто в ожидании удара.
— Я пойду к маме на пару дней, — сказал он.
— Иди, — просто ответила Ирина.
Он ушёл.
Осталась тишина. Ровная, липкая, как подтаявший лёд. Она ходила по квартире — убирала, стирала, складывала бельё. Всё — на автомате. Только внутри был гул. Как от поезда, который промчался слишком близко.
Он ушёл к маме. А я осталась. Не потому что слабее. А потому что я — здесь. Я держу дом, держу счёт, держу слово. Он — держит лицо. Только чьё? Не своё точно.
Поздно вечером раздался звонок. Денис.
Она не взяла.
Утром Ирина проснулась в непривычной тишине. Без храпа. Без телевизора. Без его утреннего бурчания. Только холодильник гудел, как упрёк.
Она подошла к зеркалу. Впервые за долгое время — посмотрела на себя. Взрослая женщина. Уставшая, но сильная. Не ведьма. Не контролёр. Просто человек, который устал тащить всё в одиночку, при этом делая вид, что их «мы» — это навсегда.
— Больше не буду, — сказала она вслух.
Прошло три дня. Ирина не звонила. Александр — тоже. Было странное ощущение: не тревога, а как будто пауза. Никаких новых взрывов, но и мира — тоже нет. Просто тишина. Как затишье перед бурей, когда за окном всё будто замерло, но ты знаешь: скоро хлынет.
В воскресенье в десять утра Ирина сидела на кухне, в старом халате, пила кофе. На плите остывала яичница. Она её так и не поела. Аппетит был где-то там же, где и вера в то, что этот брак ещё можно вытянуть.
Ключ в замке провернулся как-то слишком уверенно.
Он вернулся. Без звонка. Без предупреждения.
— Привет, — сказал Александр, вставая в дверях. Уставший. Щетина. Взгляд — потерянный. — Я… подумал. Надо поговорить.
— Согласна, — Ирина кивнула. — Говори.
Он сел напротив. Снял куртку. Помолчал.
— Я знаю, что ты злишься. И я не спорю. Всё это с Денисом — это…
— Это предательство, — перебила она. — И не только из-за денег.
Он вздохнул.
— Я не хотел, чтобы ты чувствовала, будто я не на твоей стороне.
— Но я чувствовала, — сказала Ирина. — Всё время. Каждый раз, когда ты говорил: «Ну пойми его», «Ну он старается», «Ну он же брат»… А я кто? Твой бухгалтер? Банкомат? Ты вообще за кого меня держал?
— Ир, я просто… хотел, чтобы всё было хорошо.
— Хорошо для кого? Для него? Для мамы? А мне — что? Кредит на зубы и чай с нервами?
Александр опустил глаза.
— Я понял это. Там, у мамы. Когда она сказала: «Ну, ты же мужик, покажи, кто в доме главный»… Я понял, что я даже не знаю, кто в доме. Не то что главный.
— Поздравляю с прозрением, — иронично усмехнулась Ирина. — Только поздновато. У меня, знаешь, в ящике уже заявление на развод лежит. Чисто так. На случай очередного «я просто помог».
Он побледнел.
— Ир, я не хочу развод. Я хочу, чтобы мы всё решили.
— Отлично, — она встала, подошла к окну. — Тогда первое условие: Денис больше не получает от нас ни копейки. Никаких «на развитие», «на вдохновение», «на первое время». Он взрослый. Пусть живёт как взрослый.
— Согласен, — тихо.
— Второе: ты больше не устраиваешь визиты его за моей спиной. У нас общий дом, не гостиница. Хочет — пусть звонит и спрашивает, а не валится, как домой. Это не его дом. Никогда не был.
— Хорошо.
— Третье: если я ещё раз услышу от твоей мамы, что я тебя «давлю», я сама ей объясню, кто и кого тут давит. Но уже не по телефону.
— Ир, ты серьёзно?..
— Очень, — сказала она, поворачиваясь. — У меня больше нет сил быть хорошей. Быть терпеливой. Быть «понимающей». Хватит. Я больше не должна доказывать, что я не ведьма. Что я просто хочу спокойной жизни. Без поборов.
Он встал. Подошёл. Хотел коснуться — не решился.
— Прости меня.
Она кивнула. Не оттаяла. Просто кивнула.
Вечером они сидели у телевизора. Как раньше. Только без того ощущения, что вот-вот — и взорвётся. Он молчал. Она — тоже. Но это было не тяжёлое молчание. А нужное. Как бинт. Чтобы залечить.
Через неделю она зашла в кабинет — он сидел с бумагами. Что-то считал. Потом закрыл ноутбук, встал и сказал:
— Я подал на раздел. Квартиру, которую мы сдаём, оформим только на нас двоих. Без Дениса. Без мамы. Всё по-честному.
— Вот это я понимаю — взрослое решение, — сказала Ирина, усевшись за стол. — А не «я взял из своих».
Он кивнул. Больше ничего не говорил. И не нужно было.
Через месяц Денис позвонил снова. Она взяла трубку. Сухо, без эмоций.
— Слушай, Ир, я тут снова думаю открыть точку по продаже кофе с собой. Сейчас рынок оживает, я бы хотел взять небольшую сумму, чисто…
— Денис, — перебила она спокойно. — Нам неинтересно. Удачи.
И положила трубку.
Потом долго сидела в кресле. Молча. Без напряжения. Без чувства вины.
Это было не гнев. Это было прозрение.
Всё стало иначе. Не потому что они полюбили друг друга заново. А потому что она — выбрала себя. И он это понял.
Вечером в доме было тихо. За окном снег блестел в свете фонаря. Ирина поставила чашки на стол, включила чайник. Александр подал ей руку.
Они просто сидели и пили чай.
Без гостей. Без просьб. Без долгов.
Тишина. И наконец — своя.
