– Что? – переспросила Катя, едва не выронив деревянную ложку, которой помешивала тесто для блинов. Сердце екнуло, а в голове зашумело, как от внезапного порыва ветра.
Татьяна Ивановна, свекровь, стояла в дверях кухни, уперев руки в бока. Ее цветастый сарафан колыхался, будто флаг победителя, а в глазах горел энтузиазм, который Катя уже научилась распознавать как предвестник хаоса. За окном их нового дома, купленного всего три месяца назад, шелестели липы, а солнце золотило деревянную террасу. Но сейчас этот покой казался обманчивым, как затишье перед бурей.
Катя сглотнула. Она посмотрела на мужа, Сережу, который как раз вошел с пакетом продуктов из магазина. Его лицо, обычно спокойное, как гладь их озера в безветренный день, напряглось. Он явно слышал слова матери.
– Мам, подожди, – Сережа поставил пакет на стол, вытирая пот со лба. – Мы с Катей вообще-то планировали в отпуске вдвоем побыть.
– Вдвоем? – Татьяна Ивановна вскинула брови, словно ей сообщили, что земля плоская. – А мы вам что, мешаем? Мы же не чужие, Сереженька. Родители!
Катя почувствовала, как пальцы сжимают ложку сильнее, чем нужно. Дом в Подмосковье, их с Сережей мечта, выстраданная годами накоплений и ипотекой, был их убежищем. Двухэтажный, с большими окнами, из которых открывался вид на озеро, окруженное соснами. Они только начали обживать его: повесили льняные шторы, расставили книги на полках, даже посадили малину у забора. И вот теперь этот дом, их тихая гавань, превращался в… что? В санаторий для свекрови?
– Татьяна Ивановна, – начала Катя, стараясь, чтобы голос звучал ровно, – мы, конечно, рады вам. Но отпуск… это наше время. Мы с Сережей больше года без выходных пахали, чтобы этот дом купить. Хотели отдохнуть.
– Отдохнете! – отмахнулась свекровь, открывая холодильник и заглядывая внутрь, будто проверяя запасы. – Мы с отцом тихо посидим. Я на террасе почитаю, отец рыбу половит. Не заметите нас даже!
Сережа кашлянул, бросив на Катю виноватый взгляд. Она знала этот взгляд. Он означал: «Прости, я опять не смогу сказать маме нет».
– Мам, давай обсудим, – он попытался смягчить ситуацию, но голос выдал неуверенность. – Может, вы с папой на недельку приедете?
– Недельку? – Татьяна Ивановна захлопнула холодильник с таким звуком, будто закрывала крышку гроба. – Сын, ты что, серьезно? У нас отпуск три недели! И мы уже все решили. Билеты в Геленджик сдали, деньги вернули.
Катя замерла. Три недели. Двадцать один день. В их доме, где они с Сережей мечтали получить передышку от работы, посмотреть старые фильмы, пожарить шашлыки и, наконец, просто дышать свободно, без звонков с работы и дедлайнов.
– А папа где? – спросил Сережа, явно пытаясь сменить тему.
– На участке вашем осматривается, – ответила свекровь, присаживаясь за стол и поправляя волосы. – Сказал, что баню надо строить. У вас тут место под нее идеальное у забора.
Катя мысленно застонала. Баня. Конечно. Еще одна идея, которую Татьяна Ивановна будет проталкивать, пока не добьется своего. Она уже представляла, как свекровь начнет вызванивать строителей, обсуждать проекты и критиковать их выбор досок для обшивки.
Два года назад Катя и Сережа поженились. Оба – из простых семей, оба привыкли работать до седьмого пота. Катя, маркетолог в небольшой IT-компании, умела крутить рекламные кампании так, что клиенты выстраивались в очередь. Сережа, инженер на заводе, мог починить что угодно – от старого советского холодильника до сложной производственной линии. Их мечта о загородном доме родилась еще на первом свидании, когда они, сидя в парке, ели мороженое и говорили о будущем.
– Хочу дом, – сказала тогда Катя, глядя на закат. – С верандой. Чтобы утром пить кофе и слушать птиц.
– И я, – улыбнулся Сережа. – С озером рядом. Чтобы рыбу ловить.
Они смеялись, не подозревая, что через два года эта мечта станет реальностью. Но реальность оказалась с подвохом. Дом, купленный в кредит, требовал не только денег, но и сил. Ремонт, переезд, бесконечные поездки за мебелью и лампочками. И вот, когда они наконец-то выдохнули, появилась Татьяна Ивановна со своим «отпуском».
Катя поставила сковороду на плиту, стараясь сосредоточиться на блинах. Запах ванили и горячего масла наполнил кухню, но он не успокаивал, как обычно. Она слышала, как свекровь в гостиной звонит кому-то по телефону.
– Да, Свет, прикинь, дом у них – загляденье! – голос Татьяны Ивановны был громким, как сирена. – Озеро прямо под окнами, лес, воздух! Я говорю, зачем нам море, если тут такой рай?
Катя посмотрела на Сережу. Он перебирал продукты в пакете, делая вид, что не слышит.
– Сережа, – тихо позвала она. – Это что, теперь каждый год так будет?
Он вздохнул, отложил пакет и подошел к ней.
– Я поговорю с ней, – шепнул он, обнимая Катю за плечи. – Обещаю.
Но в его голосе не было уверенности. Катя знала: Сережа обожает свою маму. Татьяна Ивановна растила его одна после развода с отцом, когда Сереже было десять. Она тащила его на себе – репетиторы, секции, институт. И теперь Сережа чувствовал себя обязанным. Сказать ей «нет» было для него как предательство.
– Поговорю, – повторил он, но Катя только кивнула, не веря.
К вечеру приехал Виктор Петрович, отец Сережи. Высокий, худощавый, с сединой в волосах и вечной сигаретой в руке, он вошел в дом, пахнущий свежескошенной травой и озерной сыростью.
– Ну, молодцы! – прогудел он, осматривая гостиную. – Домина у вас – загляденье. Просторно, светло. Только перила на лестнице шатаются, надо укрепить.
Катя улыбнулась, стараясь не выдать раздражения. Виктор Петрович был не таким напористым, как его жена, но его привычка тут же находить, что «надо починить», действовала на нервы.
– Спасибо, пап, – сказал Сережа, помогая отцу занести сумку. – Мы еще не все доделали, но стараемся.
– Стараетесь, – хмыкнул Виктор Петрович, присаживаясь на диван. – А баню когда строить будете? Место у вас под нее – просто сказка.
Катя сжала губы. Опять баня. Она уже представляла, как свекор начнет чертить схемы на салфетках и спорить о том, где ставить печку.
За ужином, который Катя готовила, пока Сережа возился с машиной, разговор снова вернулся к отпуску.
– Мы с отцом так прикинули, – начала Татьяна Ивановна, нарезая огурец с такой уверенностью, будто она тут хозяйка. – Три недели – самое то. Порыбачим, грибы пособираем. Я еще Светку позову, помнишь, Сереж, мою подругу? Она как раз в отпуске.
Катя чуть не подавилась чаем. Светка. Подруга свекрови, которая обожала сплетничать и давать советы по любому поводу.
– Мам, – Сережа откашлялся, – может, не стоит сразу толпу звать? Мы же только въехали.
– Какая толпа? – возмутилась Татьяна Ивановна. – Света – не толпа, а интеллигентная женщина! И вообще, она давно хотела на природу. А у вас тут, считай, курорт.
– Курорт, – эхом повторил Виктор Петрович, задумчиво глядя в окно. – Только мангал у вас хлипкий. Надо нормальный купить.
Катя посмотрела на Сережу, надеясь, что он скажет хоть что-то. Но он только молчал, ковыряя вилкой картошку.
– Татьяна Ивановна, – решилась Катя, – мы с Сережей хотели в отпуске вдвоем быть. У нас планы были. Романтические.
Свекровь посмотрела на нее, как на ребенка, который капризничает из-за пустяка.
– Ой, Катенька, какие романтики? – она махнула рукой. – Вы молодые, у вас вся жизнь впереди. А нам с отцом уже не двадцать лет, нам отдохнуть надо.
Катя почувствовала, как внутри все сжимается. Она хотела крикнуть: «Это наш дом! Наш отпуск! Наша жизнь!» Но вместо этого только кивнула, чувствуя, как горло перехватывает от обиды.
На следующий день дом наполнился шумом. Татьяна Ивановна с утра заняла кухню, заявив, что «настоящий плов надо готовить по ее рецепту». Виктор Петрович отправился к озеру с удочкой, но перед этим успел покритиковать их газон («Косить надо чаще, а то зарос»). А к обеду, как гром среди ясного неба, приехала Светлана Борисовна, та самая подруга свекрови.
– Катюша, Сережа, вы не представляете, как я вам благодарна! – Светлана вошла в дом с огромной сумкой, распространяя аромат духов и энтузиазма. – Таня рассказала, какой у вас рай! Я прям не могла не приехать!
Катя стояла в прихожей, сжимая в руках тряпку для пыли. Она только что протирала полки, пытаясь отвлечься от мыслей о том, как их отпуск превращается в цирк. А теперь еще и Светлана.
– Света, а ты надолго? – спросил Сережа, явно стараясь быть вежливым.
– Да как получится! – она рассмеялась, снимая шляпу. – У меня отпуск две недели, ноесли понравится, могу и задержаться.
Катя почувствовала, как пол уходит из-под ног. Две недели. Плюс три недели родителей. Это уже не отпуск, а полноценный пансионат.
– Сережа, – шепнула она, отведя мужа в сторону, пока свекровь показывала Светлане дом. – Это что, теперь весь наш отпуск так пройдет?
– Я не знаю, – он потер виски. – Мама такая… она всегда такая была.
– А ты? – Катя посмотрела ему в глаза. – Ты почему не можешь ей сказать, что это наш дом? Наша жизнь?
Сережа отвел взгляд.
– Я попробую, – тихо сказал он. – Но ты же знаешь, она не слушает.
Катя отвернулась, чувствуя, как в груди нарастает ком. Она любила Сережу. Любила его доброту, его умение находить выход из любой ситуации. Но сейчас она чувствовала себя одинокой. Словно их мечта о тихом доме у озера растворяется под напором чужих планов.
К концу недели дом превратился в настоящий муравейник. К Светлане присоединилась ее сестра Галина, которая «тоже хотела посмотреть на рай у озера». Виктор Петрович притащил с чердака старый мангал и теперь каждый вечер разжигал костер, от которого по участку плыл запах дыма и жареной рыбы. Татьяна Ивановна организовала «девичник» на террасе, где они со Светланой и Галиной пили вино и громко обсуждали соседей, моду и рецепты.
Катя старалась держаться. Она готовила завтраки, обеды и ужины, убирала за гостями, улыбалась, когда Светлана хвалила ее «хозяйственность», и кивала, когда свекровь предлагала «переставить диван для лучшей энергетики». Но внутри она чувствовала, как силы тают.
Однажды вечером, когда все ушли к озеру, Катя осталась на кухне. Она сидела за столом, глядя на чашку остывшего чая. За окном стрекотали сверчки, а в доме пахло свежескошенной травой и пловом, который так и не доели.
– Я не могу больше, – прошептала она, чувствуя, как слезы подступают к глазам.
Она вспомнила, как они с Сережей мечтали об этом отпуске. Две недели тишины. Две недели, когда можно просто быть вместе. А вместо этого – толпа людей, шум, бесконечные указания и чувство, что их дом больше не принадлежит им.
В этот момент в кухню вошел Сережа. Он выглядел уставшим, но в его глазах было что-то новое – решимость.
– Катя, – он сел напротив нее, взяв ее за руку. – Я все понимаю. Это моя вина. Я должен был сразу сказать маме, что мы не готовы к такому.
– Тогда почему не сказал? – голос Кати дрожал. – Почему позволяешь им всем решать за нас?
Сережа вздохнул.
– Потому что я не хотел ее обидеть. Она столько для меня сделала… Но ты права. Это наш дом. Наш отпуск. И я поговорю с ней. Завтра.
Катя посмотрела на него, не зная, верить ли. Она хотела верить. Но в глубине души знала: если ничего не изменится, этот отпуск станет не началом их новой жизни в доме мечты, а концом чего-то гораздо более важного.
А за окном раздался смех Светланы и звон бокалов. И Катя вдруг поняла, что завтра будет не просто разговор. Это будет битва. За их дом. За их границы. И за их право быть счастливыми.
– Отпуск мы проведем в вашем новом доме, не придется в Геленджик ехать! – повторила Татьяна Ивановна на следующее утро, будто закрепляя свои права на их дом. Она стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле, и ее голос звенел, как колокольчик на ветру.
– Мам, хватит, – Сережа вошел в кухню, его лицо было хмурым, а в руках – кружка с недопитым кофе. – Мы с Катей вчера говорили. Это не работает.
Катя, сидевшая за столом с ноутбуком, подняла глаза. Ее сердце колотилось, как будто она готовилась к прыжку с парашютом. Вчерашний разговор с мужем дал ей слабую надежду, но она знала: Татьяна Ивановна не из тех, кто легко отступает. Кухня пахла свежесваренным борщом, который свекровь затеяла с утра, заявив, что «вы, молодые, толком готовить не умеете». За окном плескалось озеро, отражая утреннее солнце, но Катя чувствовала себя, словно в осаде.
– Что значит «не работает»? – Татьяна Ивановна повернулась, уперев руки в бока. Ее цветастый фартук, позаимствованный из Катиной коллекции, выглядел как трофей. – Мы с отцом приехали отдыхать, а вы тут сцены устраиваете?
– Это не сцены, – Сережа поставил кружку на стол с такой силой, что кофе плеснул через край. – Это наш дом, мама. Наш. И мы с Катей хотим сами решать, как проводить свой отпуск.
Катя затаила дыхание. Она никогда не видела мужа таким. Обычно он мягко обходил острые углы, но сейчас в его голосе звенела сталь. Татьяна Ивановна, напротив, выглядела так, будто ей бросили вызов на дуэль. Ее глаза сузились, а губы сжались в тонкую линию.
– Сын, – начала она, понизив голос, – ты что, родную мать выгоняешь? После всего, что я для тебя сделала?
– Никто никого не выгоняет, – Сережа потер виски, словно пытаясь отогнать головную боль. – Но вы с папой, Света, Галина… Это слишком. Мы не можем принимать столько гостей.
Катя молча кивнула, чувствуя, как внутри нарастает тепло. Сережа наконец-то сказал это. Но радость была недолгой.
– А я еще Люсю хотела позвать, – невозмутимо заявила свекровь, возвращаясь к кастрюле. – Она как раз в отпуске, а у вас тут места – вагон!
Катя чуть не задохнулась. Люся. Еще одна подруга Татьяны Ивановны, известная своей любовью к громким тостам и спорам о политике. Дом, который они с Сережей любовно обустраивали – от покраски стен до выбора подушек на диван – превращался в какой-то летний лагерь.
День прошел в напряженной тишине. Виктор Петрович ушел на рыбалку, Светлана и Галина устроили фотосессию у озера, а Татьяна Ивановна продолжала хозяйничать на кухне, напевая что-то из репертуара Аллы Пугачевой. Катя старалась держаться подальше, убирая на втором этаже и проверяя рабочую почту, хотя отпуск официально начался. Но каждый шорох внизу – звон посуды, смех гостей, шаги по деревянному полу – напоминал ей, что их дом больше не их.
К вечеру напряжение достигло пика. Сережа, как и обещал, попытался снова поговорить с матерью, но та только отмахнулась:
– Сереженька, не начинай. Мы же не мешаем! Смотри, какой борщ я сварила!
Катя, услышав это, не выдержала. Она спустилась в гостиную, где вся компания собралась за столом. Запах борща смешивался с ароматом свежескошенной травы, доносящимся с улицы. За окном догорал закат, окрашивая озеро в багровые тона, но Катя не могла любоваться видом. Она чувствовала, как внутри все кипит.
– Татьяна Ивановна, – начала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Мы с Сережей очень ценим, что вы хотите провести время с нами. Но этот дом… это наше место. Мы его купили, чтобы быть здесь вдвоем.
Светлана, сидевшая с бокалом вина, подняла брови. Галина кашлянула, а Виктор Петрович, только что вернувшийся с рыбалки, замер с удочкой в руках. Татьяна Ивановна медленно повернулась, ее лицо было непроницаемым.
– Катенька, – сказала она, и в ее голосе появилась медовая сладость, от которой у Кати пробежал холодок по спине. – Ты что, против того, чтобы семья собралась? Мы же не чужие!
– Это не про чужих, – Катя сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. – Это про границы. Мы с Сережей планировали этот отпуск полгода. Романтический. Только для нас двоих. А теперь у нас… – она запнулась, подбирая слова, – целый пансионат!
Повисла тишина. Даже сверчки за окном, казалось, притихли. Сережа встал рядом с Катей, положив руку ей на плечо.
– Мам, Катя права, – тихо сказал он. – Мы вас любим, но это слишком. Вы не спросили, готовы ли мы принимать столько гостей.
Татьяна Ивановна посмотрела на сына, потом на Катю. Ее глаза вспыхнули обидой, но в них было и что-то еще – растерянность.
– Я думала, вы будете рады, – наконец сказала она, и ее голос дрогнул. – Мы с отцом столько лет мечтали о таком месте…
– А мы? – не выдержала Катя. – Мы тоже мечтали! И работали, и копили, и брали кредит, чтобы этот дом стал нашим. Не базой отдыха, а домом!
Виктор Петрович кашлянул, явно чувствуя себя неловко. Светлана и Галина переглянулись, словно решая, вмешиваться или нет.
– Ладно, – наконец сказала Татьяна Ивановна, поднимаясь из-за стола. – Раз мы такие неудобные, уедем завтра.
Катя почувствовала укол вины. Она не хотела обижать свекровь, но и молчать больше не могла. Сережа сжал ее руку, словно говоря: «Ты все сделала правильно».
На следующее утро дом был непривычно тихим. Татьяна Ивановна с Виктором Петровичем собирали вещи, а Светлана и Галина уехали еще на рассвете, пробормотав что-то о «неожиданных делах». Катя сидела на террасе, глядя на озеро. Утренний туман стелился над водой, а где-то вдалеке кричала чайка. Она пыталась понять, что чувствует – облегчение или вину.
Сережа вышел к ней с двумя кружками чая. Его волосы были взъерошены, а под глазами залегли тени.
– Они уезжают через час, – тихо сказал он, садясь рядом. – Мама… она расстроена. Но я думаю, она поняла.
– Поняла? – Катя горько усмехнулась. – Или просто обиделась?
– И то, и другое, – Сережа отпил чай, глядя на воду. – Я поговорил с ней ночью. Сказал, что мы не против гостей, но хотим, чтобы это было на наших условиях.
Катя посмотрела на него. Впервые за неделю она почувствовала, что они снова на одной стороне.
– Спасибо, – шепнула она, прижавшись к его плечу. – Я боялась, что ты опять выберешь… ну, не меня.
– Никогда, – Сережа повернулся и поцеловал ее в висок. – Ты и этот дом – моя мечта. И я не позволю никому это разрушить. Даже маме.
Но их разговор прервал звонок в дверь. Катя нахмурилась – кто еще? Они с Сережей переглянулись и пошли в прихожую. На пороге стояла Люся, та самая подруга Татьяны Ивановны, с огромным чемоданом и широкой улыбкой.
– Ну, вот я и приехала! – воскликнула она, обнимая Сережу, а потом Катю. – Таня сказала, у вас тут рай земной!
Катя почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она посмотрела на Сережу, потом на Татьяну Ивановну, которая стояла в гостиной с виноватым видом.
– Мам, – Сережа шагнул вперед, его голос был ледяным. – Ты серьезно?
– Я… я забыла отменить, – пробормотала свекровь, отводя глаза. – Позвонила ей неделю назад, а потом… ну, закрутилась.
Катя закрыла глаза, считая до десяти. Она хотела кричать, плакать, топать ногами. Но вместо этого она вдруг рассмеялась – нервно, почти истерично.
– Это уже не дом, – сказала она, глядя на Сережу. – Это какой-то вокзал!
Люся, не понимая, что происходит, продолжала улыбаться, а Виктор Петрович, стоявший у лестницы, пробормотал:
– Может, я все-таки мангал починю, пока тут такой бардак?
Кульминация наступила вечером. Катя и Сережа сидели на кухне, пока гости собирались в гостиной. Люся, не замечая напряжения, рассказывала Татьяне Ивановне о своем последнем отпуске, а Виктор Петрович возился с мангалом на улице. Катя смотрела на Сережу, и в ее глазах было что-то новое – решимость, смешанная с усталостью.
– Я больше не могу, – тихо сказала она. – Если мы сейчас не поставим точку, это никогда не закончится.
Сережа кивнул. Он выглядел так, будто наконец-то понял, что молчание – не выход.
– Я поговорю с ними со всеми, – сказал он. – Но ты должна быть рядом. Мы вместе это решим.
Они вошли в гостиную, где Татьяна Ивановна разливала чай, а Люся листала журнал, найденный на полке.
– Так, – начал Сережа, и его голос был непривычно твердым. – Нам нужно поговорить.
Татьяна Ивановна замерла, держа чайник. Люся подняла глаза, а Виктор Петрович, только что вошедший с улицы, остановился в дверях.
– Мы с Катей любим вас, – продолжал Сережа, глядя на мать. – Но этот дом – наш. И наш отпуск – тоже наш. Мы не можем принимать гостей каждую неделю. И уж точно не можем превращать наш дом в базу отдыха.
– Сын, – начала Татьяна Ивановна, но Сережа поднял руку.
– Мам, дай закончить. Вы с папой, Света, Галина, Люся – вы все замечательные. Но мы не готовы к такому. Мы хотим, чтобы вы приезжали, но по нашему приглашению. И на пару дней, а не на месяц.
Катя стояла рядом, чувствуя, как сердце бьется в горле. Она ждала, что свекровь взорвется, начнет спорить, обвинять. Но вместо этого Татьяна Ивановна вдруг опустилась на стул, глядя в пол.
– Я не хотела… – начала она, и ее голос был тише обычного. – Я думала, вам будет приятно. Что мы все вместе, как семья.
– Мы и есть семья, – мягко сказала Катя, удивляясь собственной смелости. – Но у каждой семьи есть свои границы. И мы с Сережей хотим, чтобы наш дом был местом, где мы можем быть собой.
Люся кашлянула, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
– Может, я тогда поеду? – неуверенно предложила она.
– Да, Люся, прости, – Сережа посмотрел на нее. – Лучше приезжай в другой раз. Когда мы будем готовы.
Татьяна Ивановна молчала. Впервые за все время Катя видела ее такой – растерянной, почти уязвимой.
– Ладно, – наконец сказала свекровь. – Мы с отцом завтра уедем. И… я больше не буду звать никого без спроса.
Виктор Петрович кивнул, будто соглашаясь.
– А мангал я все-таки починю, – буркнул он, пытаясь разрядить обстановку.
Прошла неделя. Дом снова стал тихим. Татьяна Ивановна с Виктором Петровичем уехали, пообещав приезжать только по приглашению. Люся уехала в тот же вечер, пробормотав что-то о «неправильном времени». Катя и Сережа наконец-то остались одни.
Они сидели на террасе, завернувшись в плед. Озеро блестело под луной, а в воздухе пахло соснами и прохладой. Катя держала в руках кружку с горячим шоколадом, а Сережа задумчиво смотрел на звезды.
– Знаешь, – сказал он, нарушая тишину, – я боялся, что мама никогда не поймет.
– А она поняла? – Катя посмотрела на него, улыбаясь.
– Кажется, да, – он пожал плечами. – Она даже звонила сегодня. Сказала, что нашла тур в Геленджик на следующую неделю. И спрашивала, можно ли приехать к нам на выходные… через месяц.
Катя рассмеялась. Впервые за долгое время смех был легким, без горечи.
– Через месяц – это уже прогресс, – сказала она, прижимаясь к мужу. – Может, мы даже соскучимся.
– Может, – Сережа обнял ее, и его голос стал теплее. – Но знаешь, что я понял? Этот дом – не только про озеро или лес. Это про нас. Про то, как мы учимся быть вместе. И защищать то, что нам дорого.
Катя кивнула, чувствуя, как последние капли напряжения растворяются в ночном воздухе. Она посмотрела на озеро, на отражение звезд, и подумала, что, возможно, этот отпуск стал не тем, о чем они мечтали, но он научил их чему-то большему. Как отстаивать свои границы. И как находить баланс между любовью к семье и правом на собственную жизнь.
