— Мам, только не сейчас, пожалуйста, — голос Аллы дрожал, пока она стояла в прихожей, придерживая люльку с Машкой, а Павел с неловкой улыбкой пытался перехватить сумку у Валентины Егоровны.
— А что «не сейчас»? — отозвалась Валентина, уже протягивая ключи. — Всё открыла, всё вымыла. Дважды. Проветрила. Хотите — сами проверяйте, но мне доверять можно, надеюсь?
Павел скользнул взглядом по жене. Алла сжала губы, не отвечая. Валентина уже подхватила автолюльку, бросила взгляд в сторону зала:
— Я Машу туда в зал поставлю, там потише будет. Конечно, решать вам, но я подумала — так будет лучше, — добавила Валентина.
— Мы только из роддома, мам, — тихо сказала Алла. — Хочется просто немного тишины.
— Вот именно, — Валентина всплеснула руками. — Поэтому я и постелила в зале. Там воздух свежее.
Павел закрыл за ними дверь. Алла помедлила в коридоре, вдыхая запах моющего средства и чего-то мятного. Валентина уже звала из комнаты:
— Не стойте столбом, проходите. Павел, поставь сумку у дивана, я там место освободила, — позвала она.
В зале стояла люлька. На диване — свежий плед с аккуратно сложенными подушками. Павел, потирая плечо, опустил сумку на пол и кивнул.
— Спасибо, мам, — сухо сказала Алла.
— Всегда пожалуйста, — Валентина хлопнула в ладоши. — Ладно, я не мешаю. Пойду, чайник поставлю.
Павел и Алла остались в комнате. Павел обнял жену за плечи, та лишь коротко выдохнула.
Утром на кухне пахло овсянкой и кофейной пенкой. Павел стоял у плиты, глядя на поджаривающийся хлеб. Алла сидела за столом, покачивая ногой — Машка то и дело хныкала на руках.
— Ты хоть ешь что-нибудь? — спросила Валентина, появляясь из-за спины с миской. — Я сварила овсянку. А булки… тебе сейчас нельзя. Не в том ты положении.
Алла машинально кивнула, поправляя на груди одеяло, в которое была завернута дочь. Павел отвернулся, глядя на поджаренный тост, словно в нём был весь смысл его утра.
В комнату заглянул Лёша, старший сын Аллы от первого брака.
— Можно планшет? Я уже всё поел, — обратился он к матери.
— Опять с этими экранами! — вспыхнула Валентина, подскакивая и выхватывая устройство из рук мальчика. — Посмотри на глаза! Совсем посадишь.
Лёша молча развернулся и ушёл. Алла потянулась, чтобы вернуть планшет, но опустила руку. Павел поставил свою тарелку на стол, шумно выдохнул, но ничего не сказал.
Поздним вечером Павел вошёл в спальню с ноутбуком в руке. Алла уже спала, а Машка мирно дремала в кроватке рядом. Вторая половина кровати была свободна. Он развернулся, чтобы выключить свет, и замер.
На диване у окна, при включённой настольной лампе, сидела Валентина с книгой в руках.
Павел остановился в проходе и недоумённо спросил:
— А… вы чего здесь?
Валентина даже не подняла глаз от книги:
— Мне здесь удобнее, спина хоть не так болит. В комнате душно, а здесь хорошо. К тому же, ночью Машку кормить удобно — я помогу, если что. Сейчас дочитаю и свет выключу.
Павел стоял с минуту, не зная, что ответить, потом развернулся и ушёл, прихватив ноутбук.
В детской пахло кремом и молоком. Павел сел на край дивана, прислонился к стене и закрыл глаза.
Утром он стоял в ванной, пытаясь нащупать свою щётку среди аккуратно разложенных новых полотенец. Всё привычное куда-то исчезло. На зеркале, прикреплённой скотчем бумаге, чернела надпись: «Закрывайте пасту».
Павел задержался у зеркала, потом вышел и прошёл на кухню. Алла кормила Машку, покачивая на руках. Он присел рядом, поставил чашку.
— Мы здесь вообще живём? Или это временный лагерь? — тихо спросил он.
Алла обернулась, не сразу поняв.
— Ну, я просто… — Павел провёл рукой по лицу. — Полки, спальня, ванна… Тут всё как будто не наше. Даже ложки.
— Она же помогает. Мы ж просили, — ответила Алла, стараясь не смотреть мужу в глаза.
— Просили — это одно. А жить в музее правил — другое, — Павел чуть повысил голос.
Алла не ответила. Машка снова захныкала. Павел встал, взял тарелку и начал нарезать хлеб.
Вечером, когда Павел укладывал Лёшу, Алла стояла у порога спальни.
— Мам, можно ты пока поспишь в зале? Лёше трудно на полу… — тихо попросила она.
Валентина медленно повернула голову к дочери.
— А Лёша может и на коврике. Он мальчик. Мне, между прочим, с позвоночником нельзя на полу, — подчеркнула она.
Павел, стоящий в коридоре, накинул куртку и вышел на балкон. Алла осталась в дверях, прижав ладонь к косяку, и несколько секунд смотрела вслед мужу.
Следующий день был длинным. Алла варила суп, держа Машку на одной руке. Валентина стояла рядом, глядя на грудь ребёнка.
— Держишь не так. Потом у неё живот болеть будет. Газики, животик… — покачала головой Валентина.
Алла не отвечала. Машка вертелась, хныкала тоненько и капризно.
Валентина продолжила, не скрывая раздражения:
— У тебя всё не так. И еда, и кормление… Всё наперекосяк.
Пока Валентина хлопотала на кухне, из детской донёсся возмущённый голос Лёши:
— Я не могу тут играть! Она всё убирает ещё и ругается! — жаловался он.
Павел открыл дверь в детскую и посмотрел на мальчика. Лёша сидел на ковре с рюкзаком на коленях.
— Пап. Можно я к Дане сегодня пойду? У него хоть тишина. И никто не орёт, — спросил Лёша.
Павел посмотрел на него пристально. Лёша упрямо сжал губы. Павел закрыл дверь, молча пошёл на кухню.
Алла стояла у плиты, не оборачиваясь к мужу. Машка уже дремала в колыбели, а суп булькал в кастрюле.
— Я больше не понимаю, кто здесь хозяин, — сказал Павел.
Алла лишь вздохнула и вытерла руки о полотенце.
— Всё не так? — тихо переспросила Алла, не оборачиваясь. — Мам, ты всё время учишь меня, а я хочу сама быть матерью своим детям. Дай мне самой попробовать, без твоих замечаний.
Валентина ничего не ответила, отвернулась к окну.
Ночью Павел наливал воду в стакан, Алла сидела у стола, в халате, с тёмными кругами под глазами.
— Я не хочу быть на подтанцовке у твоей матери, — сказал он, облокачиваясь на стол. — У нас дом, а ощущение — как в пансионате.
Алла подняла на него усталый взгляд.
— Она помогает… Я бы не справилась, — призналась она.
— Так получается, ты уже и со мной не справляешься, — резко произнёс Павел.
Алла медленно подняла голову, посмотрела на него, потом отвела глаза. Они сидели в тишине. Часы в коридоре тикали громко. Машка снова проснулась — тоненький, недовольный писк.
Алла поднялась, не говоря ни слова. Павел остался за столом, сжав стакан в руке.
На рассвете Алла долго лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в ровное дыхание Маши и глухие шаги Павла, которые иногда раздавались за стеной. От усталости ломило всё тело, но она всё равно не могла уснуть, просто ждала, когда начнётся новый день. Из кухни послышался негромкий звон чашек, и Алла наконец встала, чтобы начать очередное утро.
В доме стояла тяжёлая утренняя тишина. Павел медленно собирал чашки после завтрака, Алла перекладывала Машу из одной руки в другую, сдерживая зевоту. Валентина хлопнула входной дверью — вернулась с улицы, неся в руках большой пакет из аптеки. Она сразу поставила его на стол и, не снимая пальто, начала вытаскивать из пакета пузырьки, коробочки, какие-то бумажки.
— Вот, тебе витамины, — Валентина разложила всё по рядам. — Это для иммунитета, это — чтобы молоко не пропадало. Тут ещё травка, заваривай вечером. Список вот — сама бы, конечно, не додумалась, — проговорила она, не глядя на Аллу.
Алла взяла бумажку, не читая, и кивнула. Валентина выжидательно посмотрела на дочь, но та только убрала пакет подальше, не вступая в спор. Павел вытер руки о полотенце, посмотрел на жену, потом на Валентину.
— Спасибо, мам, — тихо сказал он. — Мы разберёмся.
— Конечно, разберётесь, — с оттенком иронии бросила Валентина и ушла переодеваться.
Лёша появился в прихожей, собирая рюкзак.
— Мама, я могу у Дани остаться сегодня? — спросил он, украдкой глядя на Валентину.
Алла устало улыбнулась:
— Позвоню маме Дани, спрошу.
Лёша кивнул, забрал рюкзак и ушёл в свою комнату, хлопнув дверью чуть громче, чем обычно.
День тянулся вязко и тяжело. Валентина иногда заходила на кухню с новым советом: то воду кипятить по-особенному, то кормить Машку только с одной стороны. Алла соглашалась, но всё делала по-своему, избегая прямого конфликта.
Ближе к вечеру Павел надел куртку и стал искать ключи.
— Куда собрался? — спросила Алла, держа Машку на руках.
— Пойду прогуляюсь, — коротко ответил Павел. — Нужно проветриться.
Валентина даже не повернулась, только бросила через плечо:
— Молодец, подыши. Тут воздух тяжёлый.
Павел ничего не ответил и тихо захлопнул дверь.
Следующее утро началось с хлопот и раздражения. Алла одевала Машку на кухне, Валентина что-то искала в буфете. Павел вошёл в коридор с раскладушкой в руках и начал раскладывать её у стены.
Валентина обернулась, замерла с кружкой в руке:
— Это что, мне теперь тут жить? — спросила она громко, с обидой.
Павел поставил раскладушку, выпрямился:
— Нам с Аллой нужно пространство. И Лёше тоже.
Валентина прищурилась, будто не веря своим ушам.
— Это я тут лишняя, да?
Павел не ответил. Алла молча застёгивала кофту на Машке, глядя в пол. Валентина стояла на месте, будто примеряя новую роль.
Днём всё висело на тонкой нитке. Валентина готовила обед и хлопала дверцами, Алла старалась не пересекаться, Лёша снова ушёл к другу. Павел возился с инструментами в комнате, но было слышно, как он ругается шёпотом, когда что-то не получается.
Вечером напряжение прорвалось. Валентина не выдержала — она ясно чувствовала, как её пытаются вытеснить из семьи. Уставшая, но не сдающаяся, она ворвалась в комнату, вытирая слёзы.
— Вот и всё! — выкрикнула она, смотря на Аллу. — Мужа ты слушаешь, а мать — долой! Так удобно, да? Пока тяжело — маму зови, а теперь я тут мешаю! Вы сами хотите, чтобы я ушла, только не говорите это прямо! — голос Валентины срывался, щеки залило красными пятнами.
Павел встал в дверях, наблюдая за происходящим.
Алла смотрела на мать, впервые не оправдываясь.
— Я не готова жить так, — тихо сказала она. — Никто из нас не готов.
Валентина опустилась на диван, закрыла лицо руками. Павел молча вышел из комнаты.
К вечеру Павел вышел из ванной, держа на руках Машу, которая тянулась к нему ладошками. В коридоре он столкнулся с Валентиной. Та остановилась, поджав губы:
— Снова без шапочки? Ну вы же взрослые люди! — резко бросила она.
Павел ответил неожиданно жёстко:
— Мне надоело это слышать каждый день. Нам всем надоело, — он повернулся к Алле, стоявшей в дверях кухни. — Ты будешь говорить, или мне?
Алла нерешительно взглянула на Павла, потом опустила глаза. Павел обернулся к Валентине:
— Вам нужно съехать. Иначе мы окончательно разругаемся.
Валентина резко подняла голову:
— Что значит — разругаемся? Я вообще ни с кем не ругаюсь! Я помогаю, в отличие от некоторых. Вот только вы не цените. Совсем. Никакой благодарности!
Алла стояла у двери, не зная, куда себя деть. Павел прошёл в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Валентина осталась в коридоре одна.
Поздним вечером на кухне пахло супом и чем-то жжёным. Маша кряхтела в люльке, Лёша тихо рисовал в тетради, постоянно вслушиваясь в разговоры взрослых. Валентина стояла у окна, закутавшись в халат.
Алла тихо подошла к ней, остановилась рядом.
— Ты правда помогла. Но теперь тебе пора домой. Мы не справляемся — с таким ритмом, с таким тоном, с таким напряжением, — сказала Алла тихо, не поднимая глаз.
Валентина, не оборачиваясь, бросила коротко:
— Ясно. Помощь больше не нужна. Всё сама, как всегда.
Алла ничего не ответила. Павел молча поставил дорожную сумку на табурет и вышел из кухни. В воздухе повисло усталое, тяжёлое молчание.
С утра квартира наполнилась тревожной суетой. Алла встала раньше обычного — давно не спала так беспокойно. Павел надел куртку и приоткрыл форточку на кухне: сквозняк чуть дрогнул занавеской.
Рядом с дверью стоял чемодан Валентины: собранный, готовый к отъезду. Она аккуратно, почти демонстративно, надела пальто, поправила воротник и — не надевая шапку, будто нарочно — оглянулась по сторонам.
В прихожей Алла держала Машу на руках, Лёша топтался у стены, время от времени украдкой посматривал на бабушку. Павел стоял чуть в стороне, опустив руки в карманы, и внимательно следил за происходящим, не вмешиваясь.
Всё утро было наполнено сдержанным напряжением. Никто не спешил начинать разговор, будто ждали, кто первым нарушит молчание. Валентина несколько раз тяжело вздохнула, проверяя, не забыла ли чего, подхватила свой чемодан, снова поставила, переступила с ноги на ногу. Несколько секунд все стояли молча, словно никто не решался двинуться первым.
— Вот и всё, — сказала Валентина громко, но не глядя ни на кого. — Вот бабушка и стала не нужна. Мешала, видите ли. Не угодила. Не то сказала, не там спала. Помогала, как могла. А вы — выгнали. Стыдно должно быть. Стоите молчите, как истуканы.
Павел сдержанно ответил:
— Мы просили — не кричать. И не командовать. Мы не дети.
Валентина резко повернулась:
— Вы хуже. Холодные. Равнодушные. Ладно. Живите как хотите. — Она вдруг развернулась к Алле, глаза блестели от обиды: — А ты, дочка, что молчишь? Я же для вас старалась, чтобы вы хоть отдыхали, чтобы в доме порядок был. Ты хоть понимаешь, каково это — делать всё, а потом оказаться лишней? Больше вас и знать не хочу, слышишь? Всё, хватит! — Голос Валентины дрожал, слова вылетали с отчаянием и злостью. — Пусть теперь у вас будет всё по-вашему. Я не нужна — и ладно!
Она подхватила чемодан и захлопнула дверь с такой силой, что в прихожей задребезжало зеркало.
Алла долго стояла на месте, глядя в пустоту. Только когда Лёша осторожно коснулся её рукава, она очнулась. Лёша посмотрел на неё снизу вверх, не решаясь что-то спросить.
— Мама, можно теперь мультики? — негромко спросил Лёша.
— Можно, — ответила Алла и вздохнула с облегчением, впервые за долгое время. — Только тихо, ладно?
Лёша кивнул и быстро пошёл на кухню.
Павел взял у Аллы Машу и осторожно уложил её в кроватку. В квартире стало очень тихо — ни шагов, ни голосов, ни хлопков дверьми. Было слышно только, как закипает чайник.
Павел протёр стол, бросил взгляд на Аллу:
— Ты молодец, — тихо сказал он. — Я знаю, как тебе было трудно.
Алла вздохнула и, прижав ладонь к лицу, прошла на кухню. Павел поставил перед ней чашку чая и тарелку с печеньем.
— С мёдом. Без напоминаний, — улыбнулся он.
Алла села, держа чашку двумя руками, и посмотрела на Павла, будто видела его заново.
— Ты что, решил всё теперь делать без одобрения моей мамы? — спросила она, чуть иронично.
— Экспериментирую, — отозвался Павел.
Они оба впервые за долгое время засмеялись. Смех прозвучал непривычно, почти тихо, но этого хватило, чтобы почувствовать перемену.
День прошёл спокойно. Лёша рисовал за столом, Маша мирно спала, Алла открыла ноутбук и впервые за долгое время попробовала поработать. Павел занимался мелкими делами по дому: разобрал ящик с инструментами, протёр пыль на книжной полке.
Через неделю Алла вышла на подработку онлайн — брала заказы, разбиралась в новом интерфейсе. Павел всё чаще оставался с Машей, старался подхватить на лету любую мелочь по дому. Лёша собирал рюкзак на тренировку по футболу. В квартире было не просто тише, а как будто просторнее — никто не мешал, не командовал, не ставил условий.
Однажды Павел принёс на кухню кружку чая.
— Для тебя, — сказал он и поставил чашку рядом с ноутбуком Аллы.
— С мёдом? — уточнила она.
— С мёдом. Без напоминаний, — улыбнулся Павел.
Алла встала, прошла в комнату, посмотрела на стол у окна, где раньше ночевала Валентина. Теперь там снова стояла кровать Лёши и расставленные по местам игрушки. Павел подошёл к ней, включил настольную лампу, мягкий свет разлился по комнате.
— Хочешь тут почитать? — спросил он.
Алла опустилась на край кровати и покачала головой:
— Хочу просто немного тишины.
Они оба улыбнулись друг другу. За окном шёл дождь, по стеклу бежали дорожки воды. Впервые за много недель Алла ощутила — в этом доме снова стало спокойно.
Но даже когда тишина в доме стала привычной, мысли всё равно не давали покоя. Алла ловила себя на том, что иногда не понимала — правильно ли они поступили, не слишком ли резко, не обидели ли мать зря.
Тогда накатом приходили эмоции: усталость, обида, жалость, всё путалось и мешалось в голове. Порой становилось стыдно, будто предала родного человека. Но в ту же минуту появлялось лёгкое, почти забытое облегчение — никто не командует, не ставит условий, и можно просто жить, не оглядываясь на чужое мнение.
