— Лена, открывай! Свои приехали!
Голос, пронзительный и требовательный, как скрежет металла по стеклу, ворвался в полуденную дачную идиллию. Елена вздрогнула, едва не выронив лейку, из которой поила свои любимые флоксы. Солнце припекало макушку, в воздухе пахло свежескошенной травой и нагретой сосновой корой. Её дети, двенадцатилетний Миша и семилетняя Катя, смеялись, гоняясь за бабочкой у старой яблони. Это был их маленький рай, их крепость, которую она с таким трудом отстроила после развода.
— Мам, кто это? — спросил Миша, прекратив игру и настороженно глядя на высокий забор.
Елена узнала этот голос. Его невозможно было спутать ни с каким другим. Голос её бывшей свекрови, Светланы Петровны. А там, где свекровь, там и её вечная спутница, золовка Зоя. Сердце ухнуло куда-то вниз, в живот, и там сжалось в холодный, колючий комок. «Не может быть. Они не посмели бы», — пронеслось в голове.
— Да открывай же ты, оглохла там, что ли? — снова раздался крик, и в калитку настойчиво забарабанили костлявым кулаком.
Елена поставила лейку на землю и медленно, словно нехотя, пошла к выходу. Она чувствовала, как спину ей сверлят два взгляда — встревоженный Мишин и любопытный Катюшин. Она должна была быть сильной. Ради них. Ради себя.
Она отодвинула тяжёлый засов. На пороге, запылённые и разгорячённые, стояли они. Светлана Петровна, сухонькая, но властная женщина с вечно поджатыми губами, и её дочь Зоя, полная её противоположность — рыхлая, неухоженная, с выражением вселенской обиды на лице. Рядом с ними маячил Зойкин сын, Толик, долговязый подросток с пустыми глазами, который тут же уткнулся в телефон. За их спинами, у обочины, стояла старенькая, побитая жизнью «девятка», из открытого багажника которой торчали клетчатые сумки. Много сумок.
— Наконец-то! — выдохнула Светлана Петровна, бесцеремонно оттесняя Елену и входя во двор. — Мы уж думали, ты тут забаррикадировалась. Зоя, Толик, заносите вещи!
— Здравствуйте, — холодно процедила Елена, глядя, как незваные гости уже хозяйничают на её территории.
— Ой, ну какие церемонии, Леночка, не чужие же, — отмахнулась Зоя, проплывая мимо неё и окидывая двор критическим взглядом. — А ты тут, я смотрю, неплохо устроилась. Ремонтик сделала… Цветочков понасажала… На какие шиши, интересно?
Елена промолчала, сжав кулаки. Она знала, что любой ответ будет использован против неё. За пять лет брака с Игорем она в совершенстве изучила повадки его родни. Их главным оружием были ядовитые намеки и манипуляции, завёрнутые в фальшивую заботу.
Светлана Петровна, тем временем, уже плюхнулась на садовую скамейку под навесом, картинно обмахиваясь платком. — Уф, дорога… Давление подскочило. Водички бы мне, Леночка. Холодной. Из колодца. И неси скорее, а то сердце что-то прихватило.
Это был коронный номер. Сердце у неё «прихватывало» всегда, когда нужно было чего-то добиться или вызвать чувство вины. Раньше Елена, молодая и наивная, тут же бросалась исполнять её прихоти, суетилась, бегала за таблетками. Но не сейчас.
— Колодец там, — ровным тоном сказала она, кивнув в сторону старого сруба. — Ведро и цепь на месте. Вода ледяная, как вы любите.
Светлана Петровна замерла с платком у лица. Её маленькие глазки изумлённо уставились на бывшую невестку. Зоя, тащившая очередную сумку, споткнулась на ровном месте и тоже вытаращилась на Елену.
— Ты… что сказала? — прошипела свекровь. — Ты предлагаешь мне, больному человеку, самой таскать воду?
— Я ничего не предлагаю, — спокойно ответила Елена. — Я просто констатирую факт. Вода там. Если вам нужна помощь, можете попросить Толика. Он молодой, сильный.
Толик, оторвавшись от телефона, посмотрел на мать с таким видом, будто его попросили в одиночку выкопать Транссибирскую магистраль.
— Мам, я не умею, — протянул он.
— Вот и научится! — отрезала Елена, и в её голосе впервые прорезался металл. — На даче без дела сидеть не принято. Миша, Катя, идите в дом, помойте руки. Скоро обедать.
Она повернулась и пошла к дому, чувствуя на спине три пары изумлённых и разъярённых взглядов. Она знала — это только начало. Главное сражение было впереди. Но сегодня она была на своей земле. И правила здесь устанавливала она.
В доме пахло деревом и пирогами — Елена с утра испекла шарлотку. Дети, почувствовав напряжение, притихли и жались к ней. Она обняла их, поцеловала каждого в макушку и шепнула: — Всё хорошо, мои родные. Всё под контролем.
А за окном уже разворачивалась новая сцена. Зоя, пыхтя, пыталась объяснить Толику, как пользоваться колодцем, а Светлана Петровна с видом оскорблённой королевы давала ценные указания со скамейки. В итоге ведро сорвалось и с оглушительным грохотом ухнуло в тёмную глубину.
— Растяпа! — взвизгнула Зоя, отвесив сыну подзатыльник. — Всё из рук валится! Что мы теперь пить будем?
Елена вышла на крыльцо. — Ничего страшного. В доме есть вода в бутылках. А ведро потом достанем. Мужская сила понадобится.
Она намеренно сделала паузу, глядя на Толика, который снова спрятался за экраном телефона.
— Ну, раз вы уже здесь, располагайтесь, — продолжила она с ледяной вежливостью. — Постелю вам в мансарде. Там как раз две кровати и раскладушка.
— В мансарде? — переспросила Зоя таким тоном, будто ей предложили ночевать в собачьей будке. — А гостевая комната на первом этаже? Та, с окном в сад?
— Она занята, — коротко ответила Елена. — Там теперь моя мастерская.
— Мастерская? — фыркнула Светлана Петровна, поднимаясь со скамейки. Видимо, сердце её чудесным образом исцелилось. — Какая ещё мастерская? Ты что, на старости лет в художницы записалась? Лучше бы о детях подумала, огород засадила по-человечески. А то ромашки одни… Бесполезная трата земли.
Она говорила это, проходя в дом, и каждое слово было как камешек, брошенный в спокойную воду её новой жизни. Елена шла следом, чувствуя, как внутри закипает глухая ярость. Эта земля была её. Каждый кустик, каждая грядка были политы её потом. После развода она вложила в эту старую, заброшенную дачу всю душу и все скромные сбережения. Это было её место силы. И она не позволит его осквернить.
— Вещи свои наверх занесите, пожалуйста, — сказала она, когда вся троица уже топталась в прихожей. — И обувь снимите, я только полы помыла.
Зоя демонстративно посмотрела на свои пыльные туфли, потом на чистый деревянный пол и тяжело вздохнула, словно её заставляли совершить немыслимую жертву.
Пока они, гремя сумками и переругиваясь, поднимались по скрипучей лестнице в мансарду, Елена прошла на кухню. Она достала из холодильника большую кастрюлю с окрошкой, нарезала хлеб. Дети уже сидели за столом.
— Мам, а они надолго? — шёпотом спросила Катя.
— Не знаю, солнышко. Но мы сделаем всё, чтобы их визит был как можно короче, — так же шёпотом ответила Елена и подмигнула дочери.
Сверху донёсся возмущённый вопль Зои: — Мама! Тут же дышать нечем! И паутина! Она нас специально сюда поселила, чтобы унизить!
Елена усмехнулась. Мансарда была, конечно, не пятизвёздочный отель, но вполне себе чистая и уютная. Просто она была под самой крышей, и днём там действительно становилось душновато. Идеальное место для незваных гостей.
Через несколько минут родственники спустились вниз, их лица выражали вселенское страдание.
— Лена, ну мы же не чужие люди, — заюлила Светлана Петровна, меняя тактику. — Ну что тебе стоит пустить нас в нормальную комнату? Мы же семья. Игорь, кровиночка моя, он ведь тоже в этот дом вкладывался!
Это была ложь. Наглая, беспардонная ложь. Дачу эту Елена купила на деньги, оставшиеся от продажи бабушкиной квартиры, уже через год после развода. Игорь не дал на неё ни копейки.
И тут плотина прорвалась.
— Никогда, слышите, никогда больше не произносите имя вашего сына в этом доме! — голос Елены звенел от сдерживаемого гнева. — Он не вложил сюда ни рубля! Этот дом мой и моих детей! И вы здесь — гости. Незваные гости. Поэтому либо вы принимаете мои условия, либо калитка в той стороне.
Наступила оглушительная тишина. Даже Толик оторвался от телефона. Светлана Петровна открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. Она не привыкла к такому отпору.
— Да как ты смеешь! — наконец выдавила она. — Матери! Я — мать твоего бывшего мужа, бабка твоих детей!
— Моим детям вы никакая не бабка! — отрезала Елена. — Вы их видели последний раз три года назад, на дне рождения Кати, куда явились на час, чтобы подарить дешёвую китайскую куклу и рассказать всем гостям, какая я плохая хозяйка. Так что давайте без пафоса. Обед на столе. Кто хочет есть — мойте руки и садитесь.
Она села за стол рядом с детьми, демонстративно наливая им в тарелки холодную, ароматную окрошку. Гости остались стоять в прихожей, ошарашенные и униженные. Елена знала, что они не уйдут. Не сейчас. Их гордость была уязвлена, и они жаждали реванша. Но и она была готова. Война была объявлена, и она собиралась в ней победить.
Обед прошёл в гнетущем молчании. Родственники ели жадно, быстро, словно боясь, что у них отнимут тарелки. Елена демонстративно ухаживала за детьми, не обращая на гостей никакого внимания. После обеда она встала и объявила: — У нас на даче послеобеденный труд. Кто не работает, тот не ест ужин.
— Какой ещё труд? — возмутилась Зоя. — Мы с дороги, устали, отдыхать приехали!
— Отдыхать будете у себя дома, — невозмутимо парировала Елена. — А здесь у меня дел по горло. Так что выбирайте. Светлана Петровна, вам, как человеку с больным сердцем, показан свежий воздух и лёгкая физическая нагрузка. Пойдёте полоть грядки с клубникой. Там сорняков немного, как раз справитесь.
Свекровь поперхнулась чаем. — Я?! В земле ковыряться?! Да я маникюр вчера сделала!
— Ничего, земля лечит, — улыбнулась Елена самой милой из своих улыбок. — Зоя, для тебя работа почище, но не менее ответственная. Нужно перебрать старые вещи в сарае. Выбросить хлам, протереть полки. Толик, ты у нас парень сильный. Тебе самое важное задание. Нужно достать ведро из колодца и выкопать компостную яму за сараем. Лопата там же.
— Я не буду копать! — взвыл Толик. — Я не землекоп!
— Будешь, — твёрдо сказала Елена. — Иначе вечером останешься без ужина и без интернета. Пароль от вай-фая я вам скажу только после того, как вся работа будет сделана.
Это был удар ниже пояса. Лишить Толика интернета было равносильно лишению кислорода. Он жалобно посмотрел на мать, но та была слишком занята собственным возмущением.
— Это издевательство! Шантаж! — кричала Зоя. — Мы на тебя в опеку пожалуемся! Что ты детей заставляешь…
— Во-первых, вы мне не дети, — прервала её Елена. — А во-вторых, трудотерапия ещё никому не вредила. Время пошло. К шести часам вечера жду отчёта о проделанной работе.
Она выдала им перчатки, тяпки и ведра и выпроводила во двор. Сама же, взяв детей, ушла на речку, которая протекала в конце их участка. Она слышала, как за спиной ей несутся проклятия, но лишь улыбалась. План работал.
Вернувшись через пару часов, она застала удивительную картину. Светлана Петровна, согнувшись в три погибели, с перекошенным от ненависти лицом выдирала пырей из клубники. Зоя, чихая от пыли, вытаскивала из сарая какой-то хлам. А Толик, потный и злой, лениво ковырял землю лопатой.
Елена с детьми прошла мимо них с видом полководца, осматривающего поле боя. Она уселась в шезлонге на веранде с книгой и чашкой ароматного травяного чая. Дети играли рядом. Это была настоящая пастораль. Если бы не три измождённые фигуры, трудящиеся на заднем плане.
К шести часам работа была кое-как сделана. Грядки были выполоты криво, в сарае царил ещё больший хаос, а компостная яма напоминала скорее небольшую лунку. Но Елена решила не придираться. Главный эффект был достигнут.
— Молодцы! — похвалила она, осматривая результаты их труда. — Видите, как хорошо поработали. Теперь можно и ужинать. И вот, как обещала, пароль от вай-фая.
Она протянула Толику бумажку с заветными символами. Тот выхватил её, как утопающий соломинку, и тут же скрылся в доме.
Ужин снова прошёл в молчании. Но на этот раз оно было другим. В нём не было напряжения, только глухая усталость и затаённая злоба. Родственники выглядели потрёпанными и побеждёнными. После ужина они тут же разбрелись по своим комнатам.
Елена убрала со стола, уложила детей спать. В доме воцарилась тишина. Она вышла на крыльцо. Ночь была тёплая, звёздная. Пахло ночной фиалкой и мятой. Она чувствовала себя невероятно уставшей, но в то же время — сильной и свободной, как никогда раньше. Она дала отпор. Она защитила свою территорию.
Вдруг из приоткрытого окна мансарды до неё донёсся приглушённый шёпот. Это разговаривали свекровь и Зоя. Елена невольно прислушалась.
— …стерва она, вот кто! — шипела Зоя. — Унизила нас, заставила батрачить, как крепостных!
— Ничего, ничего, доченька, — успокаивающе бубнила Светлана Петровна. — Мы ещё своё возьмём. Главное, сейчас зацепиться. Перекантоваться пару недель. А там видно будет. Я уже придумала. Поговорим с ней насчёт прописки.
Елена замерла. Прописка? Какая ещё прописка?
— Какой прописки, мама? — не поняла Зоя.
— Временной, — хихикнула свекровь. — В её городской квартире. Скажем, Толику для колледжа надо, или мне для поликлиники. Она же на даче всё лето сидит, квартира пустует. А нам бы это очень на руку было. С пропиской-то и на работу устроиться легче, и вообще… Пустит корни, а там посмотрим, как её выкурить. Главное — втереться в доверие. Завтра будем паиньками. Помогать ей во всём, хвалить её… Она и растает.
Елена отшатнулась от окна. Холодная волна ярости и омерзения захлестнула её. Так вот каков был их план! Не просто отдохнуть на халяву. Они хотели захватить и её городскую жизнь, её квартиру, влезть туда, как тараканы в щель.
Она посмотрела на тёмные окна мансарды. «Ну, нет, — подумала она с ледяным спокойствием. — Этому не бывать». Она думала, что сегодняшняя битва была решающей. Но оказалось, это была лишь разведка боем. Настоящая война только начиналась. И она была к ней готова. Она знала, что завтрашний день принесёт новые интриги и манипуляции. Но она также знала, что встретит их так, что они запомнят этот урок навсегда. Вопрос с пропиской она решит. Жёстко и окончательно.
