Конверт лежал в ящике стола, где Алексей хранил документы. Обычно я не копалась в его вещах, но сегодня искала страховку на машину — и случайно зацепила уголок бумаги. Вытащила.
На конверте — логотип банка. Внутри — стопка квитанций. Первая же сумма заставила меня сесть.
— 87 000 рублей. Ипотечный платёж.
Я перелистнула. Следующий — 87 000. И ещё. И ещё. Все за последний год.
Но мы же давно выплатили нашу ипотеку.
Сердце застучало так, что в висках отдавалось. Я развернула последний чек. Адрес: ул. Садовая, 15.
Дом свекрови.
Дверь щёлкнула — Алексей вернулся с работы. Я не подняла голову, просто протянула ему бумаги.
— Объясни.
Он замер. Потом медленно повесил куртку, будто выигрывал время.
— Это мамина ипотека.
— Ты платишь за её дом?
— Да.
— Сколько?
— Половину моей зарплаты. Год.
Я рассмеялась. Резко, почти истерично.
— Полгода назад ты сказал, что у нас нет денег на ремонт детской. На моё лечение спины. На всё! А тут — почти миллион в год?!
Он сел напротив, лицо каменное.
— Она не может платить.
— А мы можем? У нас кредиты, Катя в старших классах, я не работаю из-за её школы!
— Это временно.
— Нет, это пиздец!
Я швырнула чеки ему в лицо. Бумаги рассыпались по полу, как осенние листья.
Алексей не двинулся.
— Ты не понимаешь.
— Понимаю. Ты выбрал её, а не нас.
Я схватила телефон, набрала номер свекрови. Алексей резко вскочил.
— Что ты делаешь?
— Спрашиваю, знала ли она, что ты нас грабишь!
Трубку подняли с первого гудка.
— Алло?
Голос Ольги Петровны был спокоен, будто она ждала звонка.
— Вы знали? — выдохнула я.
Пауза. Слишком долгая.
— Конечно, — наконец ответила она.— Семья должна держаться вместе. Разве не так?
Я опустила телефон, не в силах говорить. Алексей смотрел в пол.
В этот момент в дверь детской тихо щёлкнул замок — Катя вышла.
— Мам, что происходит?
Но я уже не могла ответить. Потому что поняла: эти стены, которые я считала своими, на самом деле чужие.
А значит, и я здесь — чужая.
Дождь стучал в окно всю ночь. Я лежала с открытыми глазами, слушая, как Алексей ворочается на кухонном диване. Он ушел из спальни после нашего разговора — вернее, после моего молчания. Что тут можно сказать, когда обнаруживаешь, что твой муж годами живет двойной жизнью?
Утром дверной звонок разорвал тягостную тишину. Через глазок я увидела знакомое строгое лицо — Ольга Петровна. В черном пальто, с зонтом в руке, будто пришла на официальные переговоры.
Я глубоко вдохнула и открыла дверь.
— Здравствуй, Анечка. Можно войти?
Ее голос звучал так, словно вчерашнего разговора не было. Я молча отступила.
Она прошла в гостиную, огляделась с едва заметной усмешкой.
— Алексей на работе?
— Да.
— Хорошо. Нам нужно поговорить наедине.
Ольга Петровна села в кресло, будто занимала свою законную территорию. Я осталась стоять.
— О чем? О том, как вы с сыном меня обманывали?
— Не драматизируй. Алексей просто помогает семье.
— Выбрасывая нас с Катей в финансовую яму?
Она медленно достала из сумки папку, положила на стол.
— Это документы на дом. Твой муж — созаемщик. Юридически все правильно.
Я лихорадочно пролистала бумаги. Подпись Алексея стояла под каждым документом.
— Он подписал это… три года назад?
— Когда у меня начались проблемы с сердцем. Банк требовал поручителя.
Я сжала бумаги в руках.
— Почему он мне ничего не сказал? Ольга Петровна вздохнула, как взрослый перед капризным ребенком.
— Ты бы не поняла. Твои родители оставили тебе квартиру, ты не знаешь, что значит бороться за крышу над головой.
Ее слова ударили больнее пощечины.
— Вы правы, — я подошла к окну, глядя на мокрый асфальт. — Я не знала, что в этой семье принято воровать у своих.
В комнате повисла тишина. Потом раздался скрип кресла — свекровь встала.
— Деньги — это стены, Аня. Кто платит, тот и решает, кто в них живет.
Она направилась к выходу, но у двери обернулась:
— Кстати, проверь документы на свою квартиру. На всякий случай.
Дверь закрылась. Я осталась одна с гудящей в висках мыслью.
Через пять минут я уже рылась в нашем сейфе. Папка с документами на квартиру лежала на привычном месте. Но когда я открыла ее, то обнаружила, что в договоре купли-продажи появилась новая страница — договор дарения доли.
Мое имя там не значилось.
Руки дрожали, когда я набирала номер мужа. После четвертого гудка он ответил.
— Аня, я на совещании…
— Ты переоформляешь нашу квартиру на мать?
Тишина в трубке длилась ровно столько, чтобы я все поняла.
— Это… временная мера, — наконец выдавил он. — Чтобы защитить имущество…
Я положила трубку. В голове звенело.
Из комнаты Кати донесся звук приоткрывающейся двери — дочь стояла на пороге, бледная, с широко раскрытыми глазами.
— Мам… что происходит?
Но я не знала, что ответить. Потому что сама только сейчас начала понимать масштаб катастрофы.
Юрист моей подруги Лены принимала в старом здании у городского суда. Я сидела на кожаном диване с выцветшей обивкой и думала, как странно, что чужие проблемы всегда кажутся такими простыми со стороны.
— По документам вы действительно не имеете прав на эту квартиру, — Марина перевернула страницу договора. — Здесь указано, что ваша свекровь стала совладелицей три месяца назад.
— Но я же вкладывала деньги в ремонт, мы вместе выплачивали ипотеку!
— У вас есть чеки, договоры подряда?
Я сжала кулаки. Все счета были на Алексея.
— Нет.
Марина вздохнула, сняла очки.
— Тогда юридически это не ваши вложения. По сути, вы живете в чужой квартире.
Я вышла из здания, и меня тут же накрыл ливень. Без зонта, в тонкой куртке, я шла по улице и не чувствовала холода. В голове крутилась одна мысль: пятнадцать лет брата, а я даже крыши над головой не заслужила.
Дома горел свет. Алексей сидел на кухне с бутылкой пива.
— Где Катя?
— У Лены. Говорила, что ты разрешила.
Я бросила папку с документами на стол.
— Объясни.
Он даже не взглянул на бумаги.
— Маме нужна была страховка. Если что-то случится со мной…
— Ты врешь! — я ударила ладонью по столу, и бутылка упала, разливая пену по полу. — Ты готовишь развод!
Алексей резко встал, его лицо впервые за годы исказила злость.
— Да! Потому что ты никогда не понимала! Мама одна подняла меня после того, как отец ушел. Я обязан ей всем!
— А нам? Ты обязан нам?
Он отвернулся, сжав кулаки.
— Ты бы не поняла.
Я засмеялась. Горько, истерично.
— Поняла бы. Если бы ты сказал. Если бы попросил. Но ты выбрал обман.
Телефон в кармане завибрировал — сообщение от Кати: «Мам, ты где? Я дома, а тебя нет».
Я подняла глаза на Алексея.
— Наша дочь сейчас одна. Иди к ней.
— Аня…
— Иди!
Когда он вышел, я опустилась на пол среди лужи пива и осколков. На экране телефона горело уведомление из банка — очередной платеж по кредитной карте. Той, которую мы брали на ремонт «нашей» квартиры.
Из комнаты донеслись приглушенные голосы:
— Пап, а правда, что мы переезжаем к бабушке?
Тишина.
Потом тихий ответ Алексея:
— Да. Ненадолго.
Я прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. В этот момент в прихожей щелкнул замок — кто-то вышел.
Я подбежала к окну. Катя бежала по двору в одном худи, без куртки. В сторону автобусной остановки.
— Алексей! — я бросилась в прихожую. — Катя ушла!
Он выбежал из комнаты с широкими от ужаса глазами.
— Куда?!
— Не знаю! Она все слышала!
Мы одновременно схватились за двери, столкнулись в дверном проеме.
— Я сам, — он оттолкнул меня. — Ты уже достаточно навредила.
Дверь захлопнулась. Я осталась стоять в пустой квартире, слушая, как его шаги затихают в лифте.
На полу валялся Катин шарф. Я подняла его, прижала к лицу, вдыхая запах ее шампуня. И только тогда разрешила себе заплакать.
Где-то в городе была моя дочь. И я не знала, вернется ли она когда-нибудь в этот дом, который больше не был нашим.
Три часа ночи. Я обходила пятый по счету парк, кричала Катино имя до хрипоты. Дождь превратил землю в болото, но я уже не чувствовала ни холода, ни усталости. Телефон разрядился после двадцатого звонка Алексею — он не отвечал.
Последней надеждой была Лена. Я вломилась к ней без звонка, с трясущимися руками.
— Она здесь?
Лена, сонная, в растрепанной футболке, сразу поняла все без слов.
— Нет. Я думала, она с тобой.
Я рухнула на табурет в прихожей, не в силах держаться на ногах.
— Она все слышала… Про квартиру… Про переезд…
Лена схватила ключи от машины.
— Где искали?
— Везде. Парки, кафе, школа…
— Позвонила свекрови?
Ледяная волна прокатилась по спине. Я даже не подумала об этом.
Телефон Лены гудел на громкой связи. После четвертого гудка раздался сонный голос:
— Алло?
— Ольга Петровна, у вас Катя?
Пауза. Слишком долгая.
— Да. Она здесь.
Я выхватила телефон у Лены.
— Почему вы мне не сказали?!
— Ты бы начала истерить. Девочке нужен покой.
Лена уже натягивала куртку.
— Едем. Сейчас.
Дорога заняла двадцать минут. Я билась в такт дворникам, представляя, что скажу дочери. Как объясню, что мы не чужие, что это все ошибка…
Ольга Петровна открыла дверь в халате, с высокомерно поднятым подбородком.
— Ты выглядишь ужасно.
Я втолкнулась внутрь, не слушая.
— Где Катя?
— Спит. Не буди ее.
Я бросилась в коридор, распахивая двери. В последней комнате, под розовым одеялом, свернулась калачиком моя дочь. Лицо было заплаканным, даже во сне.
— Катюш…
Я присела на край кровати, осторожно дотронулась до ее плеча. Она открыла глаза, мгновение смотрела пустым взглядом, потом отвернулась к стене.
— Уходи.
— Дочка, давай поговорим…
— Ты хотела развестись с папой и оставить меня без дома! Бабушка все рассказала!
Я обернулась на свекровь, стоявшую в дверях. Та скрестила руки.
— Я лишь объяснила ребенку правду.
— Какую правду?! — я вскочила, с трудом сдерживая ярость. — Что ты наговорила ей?!
Ольга Петровна неспешно подошла к кровати, погладила Катю по волосам.
— Что ты разрушаешь семью. Что заберешь у нее отца.
Катя всхлипнула.
— Я останусь с бабушкой и папой.
Слова ударили под дых. Я протянула руку, но дочь накрылась одеялом с головой.
— Катя, пожалуйста…
— Выходи, — свекровь взяла меня за локоть и повела в коридор. — Не травмируй ребенка.
На кухне стоял Алексей с кружкой чая. Вид у него был такой будничный, словно не прошло и шести часов с тех пор, как наша дочь сбежала из дома.
— Ты знал, где она.
Он поставил кружку.
— Мама позвонила сразу.
— И ты не подумал сообщить мне?!
— Ты бы устроила сцену. Как сейчас.
Я схватила со стола его телефон — последние звонки: «Мама», «Мама», «Мама». Ни одного моего.
— Забери Катю домой, — прошептала я. — Хоть сегодня.
— Она хочет остаться.
— Ей четырнадцать лет!
Алексей взглянул на меня с холодным спокойствием.
— Она приняла решение.
За его спиной в дверном проеме возникла Ольга Петровна с Катиной пижамой в руках.
— Вот. Возьми. Раз уж так переживаешь.
Я не двинулась.
— Я не уйду без дочери.
— Тогда вызывай полицию, — усмехнулась свекровь. — Пусть решают, кому оставить ребенка: матери-истеричке или обеспеченной бабушке.
Алексей молчал.
Я посмотрела на него в последний раз, ждала хоть какого-то знака, жеста. Но он лишь потупил взгляд.
— Хорошо, — я взяла пижаму. — Но это не конец.
На пороге меня догнала Ольга Петровна.
— Кстати, завтра придут замерять квартиру. Под новые обои.
Я не обернулась.
Лена ждала в машине. Когда я села, она сразу поняла:
— Катя не едет?
Я прижала пижаму к лицу — она пахла чужим стиральным порошком.
— Нет.
И только когда машина тронулась, я позволила себе то, чего не делала даже в самые трудные времена — закричать.
Пустая квартира встретила меня запахом остывшего кофе и тиканьем кухонных часов. Я прошла по комнатам, включая свет — так делала всегда, когда Катя боялась темноты. Теперь включала для себя.
В детской на кровати лежал плюшевый заяц, которого Катя брала с собой в больницу в шесть лет. Я прижала его к груди и села на пол, спиной к холодной стене.
Телефон зажужжал. Алексей. В десятый раз за вечер. Я сбросила.
Через минуту пришло сообщение:
«Завтра в 10 утра приду за вещами Кати. Будь дома.»
Я рассмеялась. Пустое предупреждение — куда мне идти? Эта квартира, даже чужая, теперь единственное, что у меня осталось.
На кухне я нашла бутылку вина, подаренную на прошлый Новый год. Открыла, выпила прямо из горлышка. Алкоголь обжег горло, но не смог заглушить боль.
В ящике стола лежала папка с документами. Я вытащила ее, разложила на столе: договор купли-продажи, акты приема-передачи, страховки. И среди них — один лист, которого раньше не замечала.
Договор дарения доли.
Подпись Алексея. Подпись свекрови.
И дата — ровно неделя назад.
Я схватила телефон, сделала фото, отправила Лене.
«Это законно?»
Ответ пришел мгновенно:
«Без твоей подписи? Черный юрисконсульт в деле. Жди звонка.»
Я допила вино, смотрела на пустую бутылку. Потом размахнулась и швырнула ее в стену. Стекло разлетелось на сотни осколков, оставив на обоях красное пятно, похожее на кровь.
— Вот и ремонт, сволочи, — прошептала я.
Телефон зазвонил. Лена.
— Слушай внимательно. Этот договор — фейк. Нотариус не заверил, твоей подписи нет. Но…
— Но?
— Они могут подделать. У тебя есть копии оригиналов?
Я бросилась к сейфу. Пусто.
— Алексей забрал.
— Тогда срочно делай следующее…
Лена говорила быстро, я записывала на салфетке дрожащей рукой.
— Поняла?
— Да.
Я положила трубку, посмотрела на часы. 3:17. До утра оставалось несколько часов.
Разбудил стук в дверь. Не звонок — именно стук, резкий и нетерпеливый. Я подошла к глазку.
Алексей.
— Открой. Нам нужно поговорить.
Я медленно повернула ключ.
Он вошел, огляделся. Увидел осколки, пятно на стене.
— Ты пьяна?
— Нет. Трезвее, чем когда-либо.
Он достал из портфеля папку, положил на стол.
— Подпиши.
Я открыла. Документы на развод.
— Быстро же ты.
— Мама нашла юриста.
— Конечно, — я пролистала страницы. — Алименты указаны?
— Катя остается со мной. Тебе ничего не положено.
Я закрыла папку.
— Нет.
— Аня, не усложняй. Ты же видишь, как все идет.
Я подошла к окну, распахнула его. Холодный воздух ударил в лицо.
— Вижу. Вижу, как ты с мамой годами строил эту аферу. Как готовился к разводу. Как украл у меня дочь.
Он вздохнул, сел за стол.
— Я не хотел, чтобы так получилось.
— Тогда почему?
Алексей поднял на меня глаза — впервые за этот месяц.
— Потому что я устал. От твоих упреков. От вечного недовольства. Мама… она меня понимает.
Я засмеялась.
— Понятно. Значит, это я во всем виновата?
— Я не сказал…
— Уходи.
Он не двинулся.
— Подпиши сначала.
Я взяла ручку, подписала. Потом разорвала документ пополам.
— Вот мой ответ.
Алексей вскочил, лицо его покраснело.
— Ты с ума сошла!
— Нет. Я просто наконец все поняла.
Он схватил портфель, направился к выходу.
— Завтра придут с описью имущества. Будь готова.
— Обязательно.
Дверь захлопнулась. Я подождала, пока затихнут шаги в лифте. Потом достала из-под дивана старую записную книжку — ту, куда годами записывала все пароли.
На последней странице был номер, который я никогда не использовала.
Юрист Лены.
Я набрала номер, сказала всего три слова:
— Я готова бороться.
За окном занимался рассвет. Первые лучи солнца упали на осколки стекла, заставив их сверкать, как алмазы.
Я собрала их в ладони, ощущая остроту краев.
— Ваш ход, Ольга Петровна.
Офис адвоката Марины напоминал оперативный штаб – стол завален папками, на стене прикреплены листы с пометками, в углу дымился кофеварка. Она протянула мне листок.
— Вот твоя единственная возможность.
Я прочитала текст расписки: «Я, Ольга Петровна Семёнова, обязуюсь вернуть 1 850 000 рублей, полученные от Анны Ковалёвой в качестве займа на покупку недвижимости…»
— Это сработает?
— Если всё сделать правильно. — Марина достала из ящика диктофон. — Ты готова?
Я глубоко вдохнула, кивнула.
Телефон свекрови зазвонил ровно после третьего гудка.
— Ну что, передумала подписывать? — её голос звучал победно.
— Да. Но сначала мне нужны гарантии.
— Какие ещё гарантии?
— Что Катя вернётся ко мне.
На другом конце провода раздался смешок.
— Ты действительно наивна.
— Я предлагаю сделку. Вы возвращаете мне мою долю в квартире, я подписываю развод без претензий.
Пауза. Я сжала диктофон в потной ладони.
— Какие доказательства твоей «доли»? — настороженно спросила Ольга Петровна.
— Чеки на ремонт. Договоры.
— Фальшивые, конечно.
— Нет. Оригиналы. Алексей не всё успел уничтожить.
Ложь далась мне удивительно легко.
— Приезжай завтра в десять. Один конверт – подпись, второй – мои условия.
Я положила трубку. Марина одобрительно улыбнулась.
— Она клюнула.
— А что дальше?
— Дальше мы играем её же методами.
На следующее утро я стояла у дома свекрови с двумя конвертами – в одном настоящая расписка, в другом пустой лист.
Ольга Петровна открыла дверь в строгом костюме, будто готовилась к суду.
— Ну, показывай.
Я протянула пустой конверт. Она вскрыла его, сморщилась.
— Где чеки?
— Сначала ваша подпись.
Она развернула лист, прочитала. Лицо её побагровело.
— Это что за бред?! Я тебе ничего не должна!
— Должны. По закону о неосновательном обогащении.
Я достала второй конверт – с распиской.
— Подпишите – и мы квиты.
Она выхватила бумагу, разорвала её.
— Ты с ума сошла!
В этот момент из гостиной вышел Алексей.
— Мама, что происходит?
— Твоя бывшая шантажирует меня!
Он посмотрел на меня с холодной ненавистью.
— Уходи. Пока я не вызвал полицию.
Я сделала шаг назад, нащупала в кармане кнопку диктофона.
— Хорошо. Но знайте – я подала заявление в прокуратуру. О мошенничестве с недвижимостью.
Ольга Петровна замерла.
— Ты блефуешь.
— Проверим?
Алексей резко схватил меня за руку.
— Хватит!
Я вырвалась, достала телефон.
— Отпустите. Или добавим побои к обвинению.
Вдруг на лестничной площадке раздались шаги. Двое мужчин в штатском.
— Ольга Петровна Семёнова? Полиция. У нас есть ордер на обыск.
Свекровь побледнела.
— По какому делу?
— По факту мошенничества при оформлении недвижимости.
Я отступила к стене, наблюдая, как Алексей судорожно сжимает кулаки.
— Это ты? — прошипел он.
Я молчала. В глазах Ольги Петровны читался животный страх, когда полицейские вошли в квартиру.
Один из них остановился перед Алексеем.
— Вам тоже лучше пройти с нами.
И в этот момент из глубины квартиры раздался Катин голос:
— Мама?
Она стояла в дверях, бледная, в помятой пижаме.
— Что происходит?
Я хотела броситься к ней, но Алексей перегородил путь.
— Ничего. Взрослые разбираются.
Офицер достал ручные наручники.
— Гражданин, не мешайте проведению обыска.
Катя расплакалась. Я протянула к ней руки.
— Иди ко мне, доченька…
Но она отшатнулась, убежала в комнату.
Ольга Петровна вдруг резко схватилась за сердце.
— Мне плохо…
Полицейские переглянулись.
— Вызывайте скорую.
Алексей бросился к матери. Я осталась стоять в коридоре, глядя, как рушится мир, который они так тщательно строили.
И только когда медики увезли свекровь, а полиция вынесла коробки с документами, я заметила – в прихожей на столе лежал разорванный листок с распиской.
Один клочок бумаги с подписью Ольги Петровны уцелел.
Я сунула его в карман, выходя на лестницу.
Игра только начиналась.
Больничный коридор пахнет хлоркой и страхом. Я сидела на жесткой скамье, наблюдая, как Алексей мечется между регистратурой и палатой. Три часа назад у Ольги Петровны случился инфаркт прямо во время обыска.
Он заметил меня, подошел с красными от бессонницы глазами.
— Довольна?
Я молча протянула термос с кофе. Он отшатнулся, будто я предложила яд.
— Ты добилась своего. Мама в реанимации, квартиру опечатали, Катя в истерике.
— Я не вызывала полицию.
— Врешь!
Врач вышел из палаты, прервав наш разговор.
— Состояние стабильное, но серьезное. Только ближайшие родственники.
Алексей бросился к двери. Перед тем как войти, обернулся:
— Если хоть что-то случится с ней — ты ответишь.
Я осталась одна в пустом коридоре. В кармане жгло тот самый клочок бумаги с подписью свекрови.
Телефон вибрировал — Лена.
— Ну что, героиня? Полиция нашла кое-что интересное в их документах.
— Что именно?
— Договор о купле-продаже их дома. Настоящий. Оказывается, свекровь получила его от твоего покойного свекра по наследству, но скрывала это от банка, чтобы оформить ипотеку. Мошенничество в особо крупном.
Я закрыла глаза. Значит, все это время Алексей платил за дом, который уже принадлежал его матери.
— А Катя?
— Соцслужба забрала ее в больницу. Она официально пока ничья — ни тебе, ни Алексею, пока идет расследование.
Я вскочила, ударив коленом о скамейку.
— Где она?
— Пятый этаж, детское отделение. Но Аня, подумай…
Я уже бежала по лестнице.
Катя сидела у окна в игровой комнате, обняв колени. Увидев меня, отвернулась.
— Ты пришла забрать меня силой?
— Нет. Просто поговорить.
Я села напротив, не касаясь ее.
— Бабушка говорила, ты предательница.
— А ты веришь?
Она сжала губы, потом неожиданно расплакалась.
— Я не знаю! Почему вы все так? Почему нельзя было просто жить нормально?
Я осторожно обняла ее. На этот раз она не оттолкнула.
— Потому что взрослые иногда забывают, что важнее всего.
За спиной раздался кашель. Алексей стоял в дверях, бледный как стена.
— Мама пришла в себя. Хочет видеть всех.
Катя вцепилась мне в руку.
— Пойдем?
Я кивнула.
Ольга Петровна лежала, опутанная проводами. Увидев нас, слабо пошевелила пальцами.
— Подойди… — прошептала она Алексею.
Он наклонился, она что-то сказала ему на ухо. Его лицо исказилось.
— Не может быть…
Я сделала шаг вперед.
— Что случилось?
Он посмотрел на меня пустым взглядом.
— Отец… Он оставил дом мне. Мама скрыла завещание.
Ольга Петровна закатила глаза, мониторы запищали тревожно.
— Врачи!
Медсестры вытолкали нас в коридор. Через стекло я видела, как они борются за ее жизнь.
Алексей рухнул на стул, сжав голову руками.
— Все эти годы… Я платил за то, что уже принадлежало мне.
Катя прижалась ко мне.
— Пап, а мы теперь… Да
Он поднял на нас глаза — впервые за много месяцев я увидела в них того самого Алексея, которого когда-то полюбила.
— Я все исправлю.
Я достала из кармана клочок бумаги с подписью свекрови.
— Это поможет.
Через неделю мы стояли у открытого окна нашей — теперь точно нашей — квартиры. Алексей подписал отказ от претензий на жилье в обмен на мое молчание о махинациях. Катя вернулась в свою комнату.
— Что дальше? — спросила она, вдыхая весенний воздух.
Я посмотрела на Алексея. Он первым отвернулся.
— Не знаю. Но теперь у нас есть выбор.
Я распахнула окно шире. Воздух пах свободой.
— Главное, что стены — это просто стены. А воздух — он общий.
Катя улыбнулась впервые за долгие месяцы.
И этого пока было достаточно.
