— Лен, не лезь туда! — мама рванула к шкафу, опередила меня. — Я сама разберу.
Я замерла с пустым пакетом в руках. Такой реакции не ожидала.
— Мам, я же за бабушкиными платьями. Для церкви, как договаривались.
— Знаю, знаю. Только… — она нервно поправила волосы, — лучше попей чаю. Печенье твоё любимое купила.
Вот это странно. Мама мне печенье никогда не покупала. Это Оле — шоколадное в красивых коробках. А мне всегда:
«Ты и простого поешь, не капризничай».
Но сегодня — печенье. И почему она меня от шкафа оттащила?
Присела на бабушкин диван, огляделась. Квартира будто… обжитая. На столе документы, которых месяц назад не было. Мама заметила мой взгляд, быстро стала их собирать в папку. Один лист упал на пол.
Наклонилась поднять.
«Свидетельство о праве собственности.
Ольга Петровна Соколова.
Адрес нашей бабушкиной квартиры.
Дата регистрации: месяц назад.»
Читала и перечитывала. Месяц назад мы хоронили бабулю. Я заказывала венки, покупала продукты на поминки, оплачивала могилу…
— Мама.
Она обернулась. Увидела бумагу в моих руках. Лицо побелело.
— Это что такое?
Молчание. Мама опустилась в кресло, сложила руки на коленях.
— Лена, ты должна понять…
— Что я должна понять?
— Оле нужнее! — выпалила она. — У неё двое детей, Серёжа пьёт, съёмную не потянут. А ты одна, работа хорошая, справишься…
— Справлюсь, — медленно повторила я. — А спросить меня?
— Зачем спрашивать? — мама встала. — Ты бы начала качать права. Ты же эгоистка, Лен. Всегда думаешь только о себе.
Эгоистка.
Я смотрела на маму и в голове прокручивались кадры. Как каждую субботу три года подряд везла бабулю к кардиологу. Как ночевала у неё, когда начались приступы. Как кормила с ложечки, когда она уже не могла сама. Как читала вслух, когда зрение село.
А Оля? Раз в полгода — с букетом роз и коробкой конфет. Обнимет бабулю, расскажет про детишек, попьёт чайку. Через два часа:
«Ой, мне пора, детей из садика забирать».
И всё.
— Эгоистка, — тихо сказала я. — Интересно.
Мама насторожилась:
— Что интересно?
— Когда я была эгоисткой? Когда отказалась от поездки в Сочи, потому что бабуле нельзя одной оставаться? Или когда половину зарплаты на её лекарства тратила?
— Не начинай про деньги! — мама вскипела. — Вечно ты все в рубли переводишь. Оля детей растит, ей тяжелее.
А мне легко, да? Две работы, чтобы концы с концами свести. Однушка на окраине за двадцать тысяч. Последний раз новые сапоги покупала два года назад.
— Когда решили? — спросила я.
— Что — когда?
— Когда решили квартиру Оле отдать.
— Да сразу, как диагноз поставили, — мама отвернулась к окну. — Оля сказала — если что с бабушкой случится, ей с детьми некуда будет деваться.
Сразу. Два года назад, когда врач сказал про сердце. Два года я ухаживала за бабушкой, а они уже всё решили.
Входная дверь хлопнула. Оля. Как всегда — в новой дублёнке, с огромными сумками из дорогих магазинов.
— Приве-ет! — пропела она. — Мамуль, как дела? О, Ленка, ты тут!
Чмокнула маму в щёку, мне кивнула. Обычно. Словно ничего не произошло.
— Оль, — я показала ей документ, — поздравляю с новосельем.
Она глянула на свидетельство, усмехнулась:
— А, это. Ну спасибо. Мам уже рассказала, да?— Рассказала.
— Ленок, ты только не обижайся, ладно? — Оля принялась доставать из сумок продукты. — Понимаешь, мне правда некуда. Серёжа опять в запой ушёл, работу потерял. Съёмную точно не потянем. А ты же молодец, всегда справлялась. И справишься.
Справлюсь. Разумеется.
— Оль, а ты помнишь, как бабуля последние два месяца звала тебя каждый день?
Оля замерла, банка томатов выскользнула из рук, покатилась по полу.
— Что?— Каждый день спрашивала: «А когда Оленька приедет?» Я говорила — «Скоро», а она: «Нет, завтра. Она же обещала завтра».
Оля подняла банку, не глядя на меня:
— Работа, дети… ты же понимаешь. Времени не было.
— Времени не было, — повторила я. — А вот чтобы к нотариусу сходить — время нашлось.
Мама встала между нами:
— Лена, хватит! Что ты наезжаешь на сестру? Оля права — ей нужнее эта квартира.
— Нужнее, — согласилась я и встала. — А мне что нужно? Можно узнать?
Тишина. Оля старательно раскладывала продукты на столе. Мама смотрела в окно.
— Тебе ничего особенного не нужно, — наконец сказала мама. — Ты сильная. Сама всегда справлялась.
— Сильная, — кивнула я. — Это значит — можно обманывать?
Подошла к бабушкиному комоду, открыла верхний ящик. Пусто. Раньше там лежали все её украшения.
— А где бабушкино кольцо? Золотое, с синим камушком?
Мама и Оля снова переглянулись. Быстро, как сговорившиеся.
— Какое кольцо? — Оля вдруг стала очень занятой, развязывая пакеты.
— То, которое бабуля всегда носила. Говорила — Ленке оставлю, ей больше всех идёт.
Пауза. Слишком долгая.
— А, это кольцо, — мама вздохнула. — Пришлось продать. На похороны деньги нужны были. Ты же знаешь, сколько всё стоит…
Я кивнула. Ясно. А новая Олина дублёнка, небось, стоит как десять таких колец.
— Понятно. Только странно — вот оно.
Открыла шкаф, нащупала за старыми платьями знакомую коробочку. Бабуля всегда прятала там самые дорогие вещи.
Кольцо лежало на бархатной подушечке.
Оля уронила пакет с мукой. Белое облако поднялось над полом.
— Лен, это… мы думали…
— Что думали?
Надела кольцо на палец. Идеально село — бабуля не ошибалась.
— Думали, потерялось, — быстро сказала мама. — Искали везде. Ну раз нашлось — может, лучше продать? Деньги поделим поровну, честно.
Поровну. Честно. Какие красивые слова.
— Знаешь что, мам, — взяла сумку, направилась к выходу, — передай Оле от меня. Пусть не забывает, кто бабуле памперсы менял последние полгода. И кто ей прописи читал, когда она буквы забыла.
Оля кинулась за мной в прихожую:
— Лена, стой! Ты что творишь? Не устраивай сцен, мы же взрослые люди!— Взрослые, — согласилась я, надевая куртку. — Тогда почему два года играли в прятки?
— Да мы не играли! — Оля схватила меня за рукав. — Просто… просто не хотели тебя расстраивать раньше времени.
— Заботливо. А бабушка знала?
Оля отпустила рукав, отступила.
— Что — знала?
— Что вы уже всё решили. Что её квартира уже не её.
Молчание.
— Знала, — тихо сказала мама, выходя в прихожую. — Она сама согласилась.— Сама? — я повернулась к ней. — Или вы её убедили? Рассказали, какая Оля несчастная, как детишкам тяжело?
Мама опустила глаза.
— Лена, ты не понимаешь. Бабушка хотела как лучше…
— Для кого лучше? — я открыла дверь. — Точно не для меня.
— Лена! — мама выбежала на лестничную площадку. — Ты куда? Мы же семья! Родная кровь!
Остановилась, обернулась:
— Семья — это когда друг друга не обманывают. А родная кровь — это когда честно делят и горе, и радость. А у нас что? У меня — горе, у Оли — радость?
В лифте достала телефон. Уже три сообщения от мамы:
«Леночка, вернись, поговорим нормально».
Не стала читать.
На улице шёл снег. Крупными хлопьями, как в детстве. Шла к остановке и крутила на пальце бабушкино кольцо. Тяжёлое, настоящее.
В автобусе села у окна. Телефон не переставал вибрировать — сообщения от мамы, от Оли. Не открывала.
Написала одно — маме:
«Спасибо за честность. Жаль, что так поздно. Больше звонить не буду.»
Отправила и заблокировала их номера.
Автобус тронулся. За окном плыли огни города, падал снег, и я думала: странно, а ведь впервые за три года я еду домой совершенно спокойная. Без мыслей о том, что завтра к бабуле с лекарствами, что послезавтра к врачу везти, что мама опять попросит денег до зарплаты.
Впервые за три года — свободная.
Кольцо поблескивало в свете фонарей. Спасибо, бабуль. За единственную честную вещь в этой истории.
