— Паша, почему наша дача выставлена на продажу?! — голос Елены дрожал от едва сдерживаемого гнева, когда она ворвалась в гостиную с телефоном в руке.
На экране светилось объявление с фотографиями их загородного дома — того самого, который они с таким трудом восстанавливали последние три года. Каждая досочка на веранде, каждый куст смородины в саду были политы их потом. И вот теперь всё это красовалось на сайте недвижимости с пометкой «срочная продажа».
Павел застыл с кружкой кофе на полпути ко рту. Его лицо мгновенно побледнело, а взгляд заметался по комнате, избегая встречи с глазами жены. Этот испуганный, виноватый взгляд говорил больше любых слов — он знал. Знал и молчал.
— Я… это… мама сказала, что всё объяснит, — выдавил он наконец, поставив кружку на стол с такой осторожностью, будто она была из тончайшего хрусталя.
Елена почувствовала, как земля уходит из-под ног. Свекровь. Конечно же, свекровь. Кто ещё мог за их спиной распоряжаться имуществом, которое формально всё ещё было записано на неё?
— Твоя мама? Галина Николаевна решила продать нашу дачу? Дачу, в которую мы вложили все наши сбережения, все выходные, всю душу? И ты знал об этом?
Её голос становился всё выше, но она изо всех сил старалась держать себя в руках. Три года. Три года каждые выходные они ездили на эту дачу. Меняли полы, красили стены, сажали яблони. Павел обещал переоформить документы на них двоих «как только закончим ремонт». И вот ремонт закончен, дача превратилась в уютное гнёздышко, а документы так и остались на имени свекрови.
— Лена, послушай, там всё не так просто… — начал было Павел, но его прервал звонок в дверь.
Галина Николаевна вошла в квартиру с видом полководца, прибывшего на поле битвы. В её руках была папка с документами, а на лице — выражение непоколебимой уверенности в своей правоте.
— Леночка, Павлуша, хорошо, что вы оба дома, — начала она, проходя в гостиную и усаживаясь в кресло с видом хозяйки положения. — Нам нужно серьёзно поговорить.
— О том, что вы продаёте нашу дачу? — Елена не собиралась играть в вежливость. — Да, нам определённо нужно об этом поговорить.
Галина Николаевна поморщилась, словно от зубной боли.
— Во-первых, это не ваша дача. Документы оформлены на меня. Во-вторых, я не продаю, а уже продала. Покупатели внесли задаток.
Комната словно наполнилась ледяным воздухом. Елена медленно опустилась на диван, чувствуя, как кровь отливает от лица. Продала. Уже продала. Их мечту, их труд, их будущий дом для детей.
— Как вы могли? — её голос был тихим, но в нём звучала такая боль, что даже Павел вздрогнул. — Мы же договаривались. Вы сами предложили оформить на себя, чтобы не платить лишние налоги при дарении. Сказали, что это формальность.
— Обстоятельства изменились, — отрезала свекровь. — Мне нужны деньги. Срочно. И я приняла решение как собственник.
— Какие обстоятельства? — Елена повернулась к мужу. — Паша, ты знал об этом? Знал, что она собирается продать дачу?
Павел сидел, ссутулившись, и разглядывал свои руки. Когда он поднял голову, в его глазах читалась вина пополам с какой-то обречённостью.
— Мама сказала две недели назад. Просила не говорить тебе, пока она сама не подготовит документы…
— Две недели?! — Елена вскочила с дивана. — Две недели ты знал и молчал? Спал со мной в одной постели, ел за одним столом, обсуждал, какие шторы повесим на даче летом, и всё это время знал, что никакого лета на даче не будет?
— Я сын! — вдруг выкрикнул Павел, тоже вставая. — Я не мог предать маму! Она просила подождать!
— А предать жену ты мог? — Елена смотрела на него как на чужого человека. — Предать наши планы, наши мечты, наш труд — это ты мог?
Галина Николаевна встала с кресла, выпрямившись во весь свой невысокий рост.
— Довольно театральных сцен! Я не обязана отчитываться перед вами в своих решениях. Дача моя, и точка. Да, вы там что-то делали, но это было ваше желание. Никто вас не заставлял.
— Не заставлял? — Елена повернулась к ней, и в её глазах полыхнул такой гнев, что свекровь невольно отступила на шаг. — Вы сами говорили: «Дети, обустраивайте, это всё равно ваше будет». Вы сами предлагали: «Не тратьтесь на оформление, это же семейное имущество». Вы манипулировали нами!
— Я никого не манипулировала! — возмутилась Галина Николаевна. — Просто жизнь вносит свои коррективы. У меня появились обязательства…
— Какие обязательства? — Елена сощурилась. — Что может быть важнее, чем украсть у собственного сына и невестки то, во что они вложили три года жизни?
Свекровь поджала губы, явно не желая отвечать. Но Елена не собиралась отступать.
— Нет, погодите. Я имею право знать. Мы вложили в эту дачу больше миллиона — наши накопления, премии, отпускные. Куда идут эти деньги?
Галина Николаевна выпрямилась ещё больше, приняв позу оскорблённого достоинства.
— Если вам так необходимо знать — я помогаю Андрею. Вашему деверю. У него сложности с бизнесом, долги. Ему грозит банкротство.
Елена не поверила своим ушам. Андрей — младший брат Павла, вечный прожектёр и неудачник, который менял бизнес-идеи как перчатки и вечно влезал в долги.
— Андрею? Вы продаёте нашу дачу, чтобы в очередной раз покрыть долги Андрея? Того самого Андрея, который уже пять раз разорялся на своих гениальных идеях?
— Не смейте так говорить о моём сыне! — вспыхнула Галина Николаевна. — Он предприниматель! Он рискует! Не то что некоторые, которые всю жизнь сидят на окладе и считают копейки!
Это был явный выпад в сторону Павла, который работал инженером и получал стабильную, но не слишком высокую зарплату. Елена увидела, как её муж сжался от этих слов, и почувствовала к нему одновременно жалость и презрение.
— То есть вы считаете справедливым отобрать у одного сына то, что он создал своим трудом, чтобы отдать другому, который только и умеет, что проматывать чужие деньги?
— Павел ничего не создавал! — отрезала свекровь. — Дача была куплена на деньги от продажи квартиры моей матери. Моё наследство, мои деньги, моё решение!
— Да, дача была куплена на ваши деньги. Полуразрушенная, без крыши, с прогнившими полами. А теперь это современный дом с евроремонтом, который стоит в три раза дороже. И эта разница — наш труд и наши деньги!
Елена подошла к шкафу и достала папку. Она предусмотрительно хранила все чеки, все квитанции, все документы о покупке стройматериалов.
— Вот, полюбуйтесь. Полтора миллиона рублей. Наших денег. Плюс три года каждые выходные. Плюс два отпуска, которые мы провели не на море, а с лопатой и кистью в руках.
Галина Николаевна даже не взглянула на документы.
— Это был ваш выбор. Никто не просил вас это делать.
— Врёте! — Елена больше не сдерживалась. — Вы сами просили! «Павлуша, надо крышу починить, а то дача совсем развалится». «Леночка, посадите там цветочки, чтобы красиво было». «Дети, сделайте там комнату для внуков». Внуков, которых ещё нет, но для которых мы уже подготовили детскую!
Она повернулась к мужу, который всё это время молчал, словно воды в рот набрал.
— Паша, скажи же что-нибудь! Это же и твоя дача тоже! Твой труд! Неужели ты позволишь просто так это отдать?
Павел поднял на неё мучительный взгляд. В нём боролись два человека — муж и сын. И сын, как всегда, побеждал.
— Лена, это мама. Я не могу против неё идти. Она права, юридически дача её.
— Юридически?! — Елена рассмеялась горьким смехом. — А морально? А по-человечески? Где твоя совесть, Паша?
— Не смейте упрекать моего сына в отсутствии совести! — вмешалась Галина Николаевна. — Он хороший сын, который понимает, что семья — это святое. Что брату нужно помогать!
— А жена — это не семья? — тихо спросила Елена. — Я для вас так и осталась чужой, да? Той, которая увела вашего драгоценного сына. Той, которую можно обмануть, обобрать и выставить дурой.
— Никто вас не обманывал…
— Хватит! — Елена резко взмахнула рукой. — Хватит врать! Вы с самого начала это планировали, да? Дождаться, пока мы вложим деньги, отремонтируем, а потом продать втридорога. Бесплатная рабочая сила и полтора миллиона в придачу. Отличный бизнес-план!
Она подошла к окну, глубоко дыша, пытаясь успокоиться. За стеклом шёл мелкий осенний дождь, и серое небо идеально соответствовало её настроению.
— Знаете что, Галина Николаевна? Продавайте. Это действительно ваше право. Но запомните — вместе с этой дачей вы продаёте отношения с нами. Вернее, со мной. Потому что ваш сын, похоже, уже сделал свой выбор.
Она повернулась к Павлу, и в её взгляде не было больше ни гнева, ни боли. Только холодное разочарование.
— Я думала, у меня есть муж. Партнёр. Человек, который будет на моей стороне. А оказалось, у меня есть только маменькин сынок, который при первом же серьёзном конфликте прячется за мамину юбку.
— Лена, не надо так… — начал Павел, но она его перебила.
— Надо, Паша. Давно надо было это сказать. Твоя мать всегда была права. Всегда. Когда она критиковала мою готовку — ты молчал. Когда она вмешивалась в наши решения — ты молчал. Когда она настаивала, чтобы мы каждые выходные ездили к ней, а не отдыхали вдвоём — ты соглашался. И вот теперь, когда она фактически нас ограбила — ты опять на её стороне.
— Я не на её стороне! Я просто… — он запнулся, не находя слов.
— Ты просто трус, — закончила за него Елена. — И знаешь что? Я подам в суд. У меня есть все документы, все чеки. Я докажу, что мы вложили в эту дачу больше, чем она стоила изначально. Это называется неосновательное обогащение.
Галина Николаевна фыркнула.
— Удачи вам в суде против члена семьи. Вы только опозоритесь.
— Члена семьи? — Елена усмехнулась. — Вы только что ясно дали понять, что я для вас не семья. Так что это будет суд между чужими людьми. И я использую все законные методы, чтобы вернуть то, что принадлежит мне по праву.
Она взяла свою папку с документами и направилась к двери.
— Лена, ты куда? — встрепенулся Павел.
— К адвокату. А потом… подумаю, хочу ли я продолжать жить с человеком, который не способен защитить свою семью. Свою настоящую семью — ту, которую он создал сам, а не ту, в которой родился.
Она остановилась в дверях, обернувшись в последний раз.
— И знаете что самое печальное, Галина Николаевна? Вы сами разрушили семью своего сына. Своими руками. Ради денег для другого сына, который, держу пари, пустит их на ветер за полгода. Но вы получите то, что хотели — Павел снова будет только ваш. Одинокий, несчастный, но ваш. Поздравляю с победой.
Дверь за ней закрылась тихо, но этот звук прогремел в квартире как выстрел.
Павел и его мать остались вдвоём в гостиной. Несколько минут они молчали, не глядя друг на друга. Наконец Галина Николаевна нарушила тишину:
— Она вернётся. Куда ей деваться. Погорячится и вернётся.
Павел медленно поднял голову и посмотрел на мать. Впервые в жизни он видел её такой, какой она была на самом деле — эгоистичной, manipулятивной женщиной, которая всю жизнь использовала материнскую любовь как инструмент контроля.
— Нет, мама. Она не вернётся. И знаете что? Она права. Вы действительно разрушили мою семью. Ради Андрея, который уже сколько раз вас подводил.
— Паша! Как ты можешь так говорить?
— Могу. Потому что это правда. И знаете что ещё? Я тоже уйду. Может, не сегодня, может, не завтра. Но уйду. Потому что Лена показала мне, кто я на самом деле. Трус, который всю жизнь прячется за мамину юбку.
Он встал и пошёл к двери.
— Павел! Вернись немедленно! Мы не договорили!
— Договорили, мама. Вы всё решили за меня, как всегда. Продавайте дачу. Отдавайте деньги Андрею. Живите своей жизнью. А я попробую начать свою.
Через три месяца суд удовлетворил иск Елены частично — Галину Николаевну обязали выплатить невестке компенсацию в размере семисот тысяч рублей за неосновательное обогащение. Это была не вся сумма, которую молодая семья вложила в дачу, но хотя бы что-то.
Павел и Елена развелись. Она уехала в другой город, устроилась на новую работу и, по слухам, вышла замуж за человека, который ценил её и защищал от любых посягательств на их семейное счастье.
Павел остался в городе, снял квартиру и впервые в жизни начал жить самостоятельно. Оказалось, это не так страшно, как он думал. Страшнее было тридцать пять лет быть маменькиным сынком.
Андрей, как и предсказывала Елена, спустил деньги от продажи дачи за четыре месяца на очередной «гениальный» проект. Галина Николаевна осталась одна в своей большой квартире, с фотографиями сыновей на стенах и горьким осознанием того, что в погоне за контролем над детьми она потеряла их обоих.
А дачу купила молодая семья с двумя детьми. Они были счастливы, что нашли такой чудесный дом по хорошей цене, не зная, какая драма разыгралась за этими уютными стенами.
Жизнь продолжалась, но уже для других людей.
