— Ты где была вчера до одиннадцати? — голос Максима донёсся из ванной, тягучий, как зубная паста, выдавленная прямо на свежую рубашку: вроде ерунда, а настроение портит.
Елена, уже собранная, с ключами в руке, остановилась у кухонной двери и медленно повернула голову.
— На работе. Где ж ещё. У меня проект сдаётся. Мы это обсуждали. Дважды. Ты даже кивал. Хотя, может, у тебя нерв дёргался?
— Ой, началось… — Максим вышел, полотенце на плечах, лицо довольное, как будто вот-вот снимут рекламу про счастливую семью. — Я просто спросил. Ты чего сразу в штыки?
— Максим, твои вопросы звучат, как допрос. Ты мог бы и так сказать: «Не на свидании ли была, моя верная жена?» — она выдохнула, выпрямилась. — Ты ревнуешь?
— Да к кому тебя ревновать-то, Лена? — он фыркнул, словно пошутил, но глаза ускользнули в сторону. — Ты же вся в своих графиках и планёрках. Я просто волнуюсь. Вдруг что-то случилось.
Вот и пошло, — подумала Елена. — Сейчас будет это вечное «я просто волнуюсь», потом просьбы про деньги, потом «запишем машину на маму, у неё скидки».
Она посмотрела на мужа. Красивый, подтянутый, ухоженный — и эта ухмылка на губах, которая не исчезает даже во сне. Когда-то она её притягивала, а теперь раздражала. Как назойливая муха: каждый день садится на лоб — и отгонишь, и снова прилетит.
— Ты маме своей звонил? — спросила она, наливая себе кофе. — Или опять ждёшь, что я сама деньги ей переведу на лекарства?
Он усмехнулся, так, словно всё давно решено.
— Лен, ну ты же сама говорила — не жалко. У неё давление скачет. А ты хочешь, чтобы у неё сердце прихватило?
— Конечно. Я только что закрыла отчёт на миллион, но именно я и доведу твою маму до могилы. А не ты, который забыл про её день рождения, пока она не написала тебе сама.
— А чего ты такая ядовитая? — его голос стал грубее. — Тебе жалко пяти тысяч?
— Максим, мне жалко не пяти тысяч. Мне жалко себя. Своё время. Свою энергию. Которые уходят на твои бесконечные оправдания и игру в «бедного сына хорошей женщины».
Он отвернулся, демонстративно уткнувшись в телефон.
— Понял. Тебе плевать. Всё как всегда.
И правда, всё как всегда. Его обида — её отступление. Его ложь — её вера. Его просьба — её уступка. Этот спектакль они разыгрывали уже четыре года подряд, и зрителей у них не было. Только двое актёров и бесконечный аплодисмент: либо хлопок дверью, либо тяжёлый вздох у компьютера.
Елена стояла у окна, прижимая чашку к губам. За окном был московский июнь: зелень, пыль, горячий асфальт. Всё обыденно, всё как всегда. Кроме неё самой.
Она устала. Не от работы, не от пробок, не от отчётов. А так, как устают, когда вдруг понимают: тебя обманывали, крутили, морочили голову, а ты ещё и улыбался в ответ.
Вечером, возвращаясь домой, она свернула в сторону. Просто пошла по другой улице, словно искала уголок, где можно хоть на минуту перестать быть женой Максима. И вдруг увидела кафе — обычное, с пластиковыми стульями и запахом молока. Хотела пройти мимо, но остановилась.
Максим.
Он сидел у окна. С женщиной. Не с мамой и не с сестрой. С той, у которой губы были слишком правильные, а смех слишком звонкий.
Он оживлённо рассказывал что-то, размахивал руками. Она слушала, крутила трубочку в стакане, потом легко и игриво ткнула его в плечо.
И тогда Елена услышала. Не всё, а только одно предложение. Но порой хватает одной фразы, чтобы всё стало ясно.
— Да не переживай. Как только она подпишет доверенность, я сразу подаю на развод. Всё уже почти в кармане.
Она не помнила, как дошла домой. Как сняла обувь. Только стояла у зеркала и смотрела на своё отражение.
— В кармане… В каком же, гад, кармане ты меня держишь?..
Позднее Максим пришёл — улыбался, будто ничего не произошло. Протянул пакетик.
— Купил тебе мыло с лавандой, из той лавки, что ты любишь. Ты ведь говорила, оно успокаивает.
Она взяла пакет осторожно, словно там лежала змея.
— Ага, помню. А ты помнишь, что говорил утром? Что волновался? Что мама просила денег? А может, это не мама, а твоя новая подружка из кафе? Та самая, с которой ты собираешься меня развести?
Он замер.
— Что ты несёшь?..
Она не ответила. Просто пошла в ванную и закрыла дверь.
Не заперла. Потому что знала: настоящая буря начинается не с хлопка двери. А с тишины после него.
Максим вошёл в спальню неслышно, будто боялся разбудить не жену, а собственную вину. Елена лежала в постели, не спала, но и не двигалась. Света в комнате не было, только фонарь из окна рисовал на стенах оранжевые пятна, превращая всё вокруг в похожее на допрос. Но допрашивать собиралась уже она.
— Лена… — сказал он осторожно, словно пробовал воду перед тем как войти. — Ты серьёзно сейчас?
Она молчала. Притворяться спящей смысла не было: плечо под одеялом дрожало не от холода, а от злости.
— Ты что-то выдумала. Тебе кто-то сказал, или ты сама додумала. Ты всегда усложняешь… — он сел рядом, заговорил мягко, почти по-кошачьи.
— Я тебя видела, — резко перебила она. Плечо перестало дрожать. Она села, включила ночник. Глаза сухие, голос ровный, но в нём была сталь, которой можно перекусить провод. — Видела и слышала. Ты сидел с ней в кафе. Она смеялась. А ты сказал, что всё почти «в кармане».
Он замер.
— Это не то, что ты думаешь.
— Да что ж вы все одно и то же твердите, когда вас ловят за руку?! — её голос сорвался. — «Ты не так поняла», «Это случайно», «Не то, что ты думаешь»… Ну и какой номер репертуара приготовлен на этот раз?
Он вспыхнул.
— А ты чего орёшь? Думаешь, ты идеальная? Всё можно тебе, а я тут мальчик на побегушках?
— Ты? На побегушках? — Елена вскочила. — Четыре года ты живёшь в моей квартире, ездишь на моей машине, твоя мама пьёт лекарства, купленные мной, а работаешь — в компании, куда я тебя устроила!
— А ты чего добилась без меня? — рявкнул он, вставая навстречу. — Бизнес-леди с золотыми нервами! Думаешь, ты умная? А ты просто удобная! Да, я хотел развестись! Потому что устал быть твоим проектом!
Слова легли в тишину, как бетон. Елена сделала шаг назад, задела тумбочку, не заметила боли.
— Проектом, — повторила она. — Удобная. Ну, спасибо. Прямо как в рекламе прокладок.
Максим выдохнул, будто пытался собраться, но поздно. Слова вылетели, как пули. Назад их не вернёшь. Он опустился в кресло, развёл руками.
— Всё пошло не так. Я не хотел этого. Просто… Я чувствовал себя ничтожеством рядом с тобой. У тебя всё: деньги, связи, друзья. А я? Кто я?..
— Ты был моим мужем, — тихо сказала она. — А стал чужим. Манипулятором. Мошенником. Человеком, которого я больше не знаю.
Он посмотрел на неё — пристально, почти впервые. Но в глазах не было ни капли стыда. Только обида. За то, что не вышло по его плану.
— Ты ведь не дашь мне ни копейки, да? Даже если я уйду спокойно?
— Я тебе дам только зубную щётку и тапки. Чтобы не босиком шёл в свою новую жизнь.
Он усмехнулся.
— Ты жестокая, Лена. Знаешь?
— Я стала. Благодаря тебе.
Она встала и ушла на кухню. Без хлопков, без крика. Там заварила зелёный чай. Последний способ остаться человеком: налить себе горячую чашку, вдохнуть пар и почувствовать, что есть ещё жизнь — своя, не его.
Той ночью он так и не ушёл. Лёг в гостиной, включил телевизор, заснул, как случайный человек на вокзале. Утром она собрала сумку — документы, ноутбук, всё как всегда. Только в груди вместо сердца теперь было что-то металлическое, как замок банковского сейфа.
Перед выходом она подошла. Он спал с открытым ртом, на столике — пульт, пустая чашка и чипсы. Ленивый, домашний. Привычный.
— Счёт я заблокировала, — сказала она вслух. — Квартира на мне. Машина тоже. Можешь идти к маме. Пусть даст тебе денег. Или кров.
Он не пошевелился. Только губы дрогнули. Может, не спал. Может, просто не захотел проснуться.
Когда Елена вышла из дома, небо было серым, дождь пока не начался, но уже готовился. И она — тоже. Готова. Впервые за много лет — к настоящей схватке.
В офисе она сразу вызвала юриста.
— Виктор Игоревич, всё, как мы обсуждали. Развод. Без дележки. Без вариантов. Пусть попробует доказать обратное.
Юрист кивнул.
— И пожалуйста, — добавила она. — Подайте сегодня. Пока я не передумала.
Он ушёл. А она осталась.
Сидела перед экраном ноутбука. На мониторе — таблица бюджета проекта, сухие цифры, строки и формулы. А в голове — совсем другая таблица: её жизнь. До него. С ним. И после. Последняя строчка пока оставалась пустой, но Елена уже знала, как её заполнит.
Вечером Максим всё же попытался устроить сцену.
— Ты что, с ума сошла? Я ж тебе не враг! Лена, ну давай по-хорошему. Ты сама всё ломаешь.
— Это ты ломал. Годы. Себя. Меня. Достаточно. — и, не поворачивая головы, добавила: — В следующий раз приходи с адвокатом. Или с матерью. Хотя нет… лучше с матерью. Её хоть жалко.
Он хлопнул дверью. И ушёл. В этот раз — окончательно.
А она стояла посреди квартиры и слушала тишину. Настоящую. Не ссору, не упрёки, не вздохи и не хлопанье дверей. Просто тишину.
Прошло три недели.
Елена жила одна. Словно впервые за долгие годы. Никто не спрашивал вечером: «Ты где была до девяти?», не заглядывал в телефон с ревнивыми «А что это за Саша пишет тебе в WhatsApp?» — хотя Саша был бухгалтером и ничего, кроме цифр, в его письмах не водилось.
Не было раковины, забитой чужими чашками. Не было обещаний «сделаю потом», которые всегда превращались в «никогда».
Было тихо. Иногда даже слишком. Как в пещере после землетрясения: эхо ушло, а гул остался.
Развод прошёл быстро. Неожиданно даже для неё. Юрист Виктор Игоревич удивился:
— Он не подал ни одного возражения. Как будто рад был.
— Не рад. Просто ищет, где ещё нажиться, — ответила она. — Змея, если её ранят, не бросается сразу. Она яд копит.
Она знала: это ещё не конец. Это антракт.
И действительно, он появился снова. В среду, около шести вечера. Как всегда — без звонка, без предупреждения, но с таким видом, будто именно она ему задолжала.
Звонок. Она открыла дверь — и пожалела сразу.
На пороге стояла молоденькая. С кожей, гладкой, как фарфор, и волосами из рекламы шампуня. На губах — цвет «ягодный мусс». Рядом — Максим. С пакетом в руке и лицом «мы тут мимо проходили».
— Елена Николаевна? — девочка звенела голосом, словно фарфоровой чашкой собиралась ударить по столу.
— Неужели я. А вы кто у нас — новенькая? Замена или просто кастинг прошли?
Максим улыбнулся, будто всё это — шутка, и сразу прошёл на кухню. Как к себе.
— Мы… — девушка растерянно шагнула следом. — Мы хотели поговорить. Максим сказал, вы человек взрослый, всё поймёте…
— Это он так сказал? Ну, говорите. Раз уж пришли.
Максим уже сидел за столом и доставал из пакета пиццу.
— Лена, слушай. Мы хотим предложить сделку.
— Как мило. Вы — пара. А я кто? Инвестор? Или венчурный дурак?
— Не надо так, — вмешалась девушка. — Мы не враги. Просто… ситуация сложная.
— Максим должен деньги. И не только мне, — она понизила голос. — У него обязательства. Мы подумали, может, ты…
— Может, я дам вам денег? — Елена рассмеялась. Смех был слишком громким, резким, больше похожим на хохот. Потом она резко замолчала. — Погодите. Вы это серьёзно?
Максим пожал плечами.
— Ты обеспеченная. Я вложил в тебя годы. И теперь ты хочешь просто от всего откреститься?
— Вложил?! — голос Елены сорвался. — Что ты вложил, Максим? Свой след на моём диване?
Он встал. Взгляд стал сухим и злым.
— Да, я вложил себя. Свои лучшие годы. Я был рядом, когда ты рыдала после собраний. Я поддерживал.
— Ты был рядом, когда надо было погладить рубашку. А когда мне нужно было плечо — ты уходил спать. Или к маме. Или пить.
— Да пошла ты, Лена! — выкрикнул он. — Ты думаешь, я ради тебя терпел? Думал, ты умная, а ты — стерва в красивой обёртке!
Девушка вскочила.
— Хватит! — у нас ребёнок будет!
…Тишина.
Фраза легла в комнату, как брошенная граната. Елена замерла. Смотрела на девочку — и не верила. Ни в «ребёнка», ни в «у нас».
— Ребёнок? Ну что ж, поздравляю. Максим — отец? Ну, теперь узнаешь цену пачки подгузников. И как быстро он перестаёт справляться.
— Мы хотим начать с нуля, — мягко сказала Ольга. — Нам просто нужно немного помочь.
Елена молча подошла к окну. Постояла. Повернулась.
— Хорошо. Я помогу. Один раз. Последний.
Максим оживился, Ольга напряглась.
Елена открыла шкаф, достала конверт. Протянула.
— Вот. Подарок. На память.
Ольга взяла, заглянула. Там были копии всех переводов, квитанции, долговые расписки. Иск в суд о возврате средств.
— Ты… — побледнел Максим. — Ты не имеешь права.
— Имею, — спокойно ответила она. — А теперь — убирайтесь. Обоим удачи. Надеюсь, ребёнок родится от кого-то другого. Иначе у него будет отец-пустышка.
Они ушли. Девочка всхлипывала. Максим молчал.
Елена долго сидела, глядя на чёрный экран телевизора. Потом взяла телефон. Нашла рейс. Забронировала билеты. Бора-Бора. Отель с видом на океан.
Она не улыбалась. Но впервые за долгое время вдохнула полной грудью. Вокруг стояла тишина. И теперь это была не пустота. Это было начало.
