– Плати за себя сама, если хочешь в отпуск! – отрезал Игорь, словно сталь ножом. – Я не обязан финансировать твои прихоти.
– Но мы же семья, – тихо проговорила Оксана, словно напоминая о забытой клятве. – В горе и в радости…
– Я тебя и так три месяца содержу! – взревел Игорь, его голос полоснул по комнате, как хлыст. – И еще везти тебя, уставшую, на курорт? От чего ты так измоталась, интересно знать? – С этими словами он вылетел на кухню, словно разъяренный бык, и плеск воды в раковине эхом разнесся по квартире.
Почти три десятилетия Оксана посвятила музею, где бережно хранила историю, словно драгоценную реликвию. Интеллигентная публика, дружный коллектив, организованные мероприятия, придуманные выставки – все это было ее жизнью. Она дышала пылью веков, оберегая артефакты от безжалостного времени.
И как же больно было лишиться этого мира в преддверии пятидесятилетия. В музей ворвался вихрь перемен в лице нового руководства.
– Мне плевать, что здесь было раньше! – гремела Мила, словно командир, захвативший крепость. – Сейчас в тренде цифровизация, интерактив! Дорогу молодым! А у вас тут – пыльный нафталин. И коллектив – как сборище унылых филинов!
– Но у нас же литературная усадьба, девятнадцатый век, – пыталась достучаться до новоявленной начальницы Оксана. – Мы храним дух эпохи. Ради будущего…
– Да от вашего «духа эпохи» нафталином несет и моль в нем хороводы водит! – с презрительной гримасой процедила новая начальница. – Впрочем, я сразу поняла, что мы не сработаемся. Сокращение штата – лишь вопрос времени. Так что, Оксана Дмитриевна, приступайте к инвентаризации, передавайте дела. На этом, полагаю, наше плодотворное сотрудничество исчерпало себя.
– Но я же здесь всю жизнь… я больше ничего не умею… – пролепетала Оксана, чувствуя, как в горле встает ком. – Позвольте хотя бы до пенсии доработать…
– А у нас тут не богадельня для престарелых дев и не лечебница для убогих, – отрезала Мила, бросив на Оксану уничтожающий взгляд. – Насмотрелась я на вас, сердобольных. В моем коллективе таким не место.
Оксану уволили сразу после ревизии, формально «по сокращению штата», но в городе шептались, что с такой записью новую работу ей не найти. Да и специальность искусствоведа, увы, не пользовалась ажиотажным спросом. Оставался, конечно, диплом учителя русского языка и литературы, но Оксана и в кошмарном сне не могла представить себя на пороге пенсии в жерновах современной системы образования – с ее бесконечными проверками, горами домашних заданий и изматывающим классным руководством.
Игорь встретил известие об Оксаниной потере работы с отрешенностью философа, словно речь шла о погоде за окном. Их отношения давно уже обмелели до дружеских, едва ли не соседских. Игорь, погруженный в водоворот собственного бизнеса, добывал некие средства, щедростью перечисляя часть в общий котел, которого едва хватало на оплату квартиры и покупку продуктов. На этом его финансовая роль в семье исчерпывалась. А Оксана, словно злой рок подшутил, совсем недавно опустошила свою кубышку, отдав все до копейки дочери на первый взнос за квартиру. Сыну помог Игорь, теперь пришла очередь дочери.
– Я не банкомат, – отрезал тогда Игорь. – Ваське дал старт, работой обеспечил. А дочь, с твоей легкой руки, подалась в переводчики. Осмелилась ослушаться, пусть теперь сама выпутывается.
– Хорошо, тогда я отдам ей свои сбережения, – твердо возразила Оксана. – Несправедливо, если одному ребенку мы поможем, а вторую оставим ни с чем.
– Воля твоя, – усмехнулся Игорь. – Но платить за ее ипотеку я точно не собираюсь.
Оксана тогда обнулила свои накопления до самого дна и даже успела испытать мимолетную радость, что дочь, уже на пятом курсе, зарабатывает репетиторством и может сама о себе позаботиться, да еще и ипотеку выплачивать.
Увольнение обрушилось на Оксану, словно грозовая туча, накрыв собой солнце. Первые месяцы она существовала в полузабытьи, как лунатик. Бродила по улицам, словно тень, проваливалась в беспробудный сон, пила кофе литрами, словно пытаясь растворить в нем горечь утраты. Десять килограммов растаяли сами собой – аппетит пропал начисто. Мир вокруг выцвел, утратил краски, и Оксана махнула рукой на себя, перестала закрашивать предательскую седину. Какой смысл? К чему поддерживать маску стильной и уверенной, если больше не нужно блистать?
Муж, Игорь, поначалу молчал, словно выжидал, а потом не выдержал, сорвался:
– Сколько ты еще собираешься тут прозябать?! – прорычал он, входя в квартиру. – Прихожу – вечно одна и та же кислая мина! Раз уж засела дома, могла бы хоть порядок навести, уют создать. Кулинарию, что ли, освоила бы наконец! Тридцать лет питаюсь в этих столовках да ресторанах!
– Игорь, я… я потеряна, – всхлипнула Оксана, и слезы брызнули из глаз. – Меня вышвырнули, как… как старую, ненужную вещь. Мила права, наверное. Я просто старый экспонат, который пора списать.
– А я тогда кто, по-твоему?! – взревел Игорь. – Хранитель этого антиквариата? Ну сиди, жалей себя дальше. Только скажи, сколько это будет продолжаться? Неделю, месяц, год? Потому что долго я эту комедию не выдержу.
– Игорь, дай мне передышку, – взмолилась Оксана, в голосе – обреченность. – Я ищу, клянусь, но мои резюме словно в черную дыру проваливаются, ни ответа, ни привета.
– Очнись! Хватит киснуть, как старая ветошь! – рявкнул Игорь, не сдержавшись. – Оглянись, работы как грязи, было бы желание!
– Не в наши годы, – горько выдохнула Оксана, отводя взгляд. – Ты давно не окунался в этот ад с резюме.
– Я-то молод душой, – усмехнулся Игорь, напускной бодростью скрывая раздражение. – А ты, смотрю, усиленно косишь под почтенную матрону. Даже голову перестала красить!
– У меня денег нет на эти ваши салоны, понимаешь?! – огрызнулась Оксана, в глазах – отчаяние.
– Так не надо было сорить деньгами направо и налево, – отрезал Игорь, не смягчаясь. – Раньше думать надо было. Что ты вообще принесла в наш брак? Я один пахал, а ты…
Проблемы жены не вызывали в нем сочувствия, лишь раздражение. Когда она работала, дом хоть ненадолго становился тихой гаванью. Теперь же о покое можно было забыть. Да еще эта бесконечная Оксанина хандра, которую он терпеть не мог. Устав от ее вечного нытья, Игорь решил сбежать в отпуск за границу, наивно полагая, что Оксана останется дома. Он забыл, что у нее тоже могут быть желания.
Отказ она приняла молча, не прекословя. Игорь, уверившись в конечном благоразумии жены, отбыл в отпуск со спокойным сердцем, бремя фирмы возложив на плечи сына, и отрезал себя от мира, выключив телефон.
Оксана же, стремясь развеять гнетущую тоску, отправилась к дочери Олесе. Та, увидев мать, невольно охнула, словно от внезапной боли, а затем, словно фея-крестная, организовала им обеим день преображения в ближайшем салоне красоты. Вечером, утопая в мягком свете домашнего кинотеатра, Олеся взялась врачевать материнскую душу.
– Мама, ну нельзя же так себя хоронить! – с укоризной воскликнула Олеся. – Неудивительно, что депрессия подкрадывается, когда и в зеркале видишь лишь тень былой себя, и глаза потухли. Понимаю, потеря любимой работы – это удар под дых. Но жизнь – это бурный поток, а не стоячее болото.
– Похоже, бурный поток у всех, кроме меня, – вздохнула Оксана, словно выпустила из груди стаю печальных птиц. – Пока работа кипела в руках, я не осознавала, какой вклад вношу в семейный бюджет. Теперь же твой отец выделяет деньги скупо, словно от сердца отрывает. Я не то что о салонах красоты или кружевном белье не мечтаю, лишнюю чашку кофе на улице выпить боюсь.
– Так нельзя, – с вызовом бросила Олеся, и в голосе звенело возмущение. – Папа, конечно, хорош гусь. Тридцать лет брака, а он до сих пор трясется над каждой копейкой, будто она последняя. Мам, ну сколько можно это терпеть?
– Что ты имеешь в виду, Олеся? – тихо спросила Оксана, в глазах – испуганная надежда.
– Мам, неужели ты не понимаешь? По закону половина этой квартиры, его драгоценной фирмы, да всего его барахла, включая эту вонючую машину, – твоя! Ты можешь быть богатой, понимаешь? И не выпрашивать подачки у этого скряги!
– Ой, не знаю, – вздохнула Оксана, словно на нее обрушилась тяжесть. – Игорь этого не переживет. Выгонит на улицу, как котенка, без гроша в кармане. И что я буду делать? Старая, никому не нужная, да еще и бездомная…
– Слушай сюда, – решительно сказала Олеся. – У нас есть эта квартира. Переезжай ко мне. Подавай на развод и на раздел имущества. Наймем адвоката, пусть папа с ним препирается. А насчет работы… Мам, может, попробуешь что-то новое? Знаешь, в городское бюро туризма экскурсоводов набирают. С твоим-то даром убеждения и талантом рассказчицы – это твое!
– А знаешь, а это интересно, – глаза Оксаны вдруг загорелись огоньком. – Попробую, терять-то все равно нечего. Ты бы знала, как сейчас сложно работу найти…
По возвращении Игоря ждал ледяной душ реальности – судебное извещение, словно приговор, сообщало о бракоразводном процессе, инициированном Оксаной. В доме царила зловещая пустота, личные вещи жены исчезли, будто их и не было никогда. Вскипев от ярости, Игорь набрал номер Оксаны, его голос сорвался на крик:
– Это ты так решила отблагодарить меня за долгожданный отпуск?! Только-только я начал приходить в себя после твоей вечной недовольной мины! Что за вздор с разводом и дележом? Не смей даже думать о моих деньгах!
– Игорь, прости, сейчас не могу говорить, перезвони позже, – сухо ответила Оксана. – Я на занятиях.
– Да плевать я хотел на твои занятия! Наш брак должен быть для тебя превыше всего! – взревел Игорь. – Немедленно приезжай домой, и мы поговорим. И забудь о деньгах и имуществе, ничего ты не получишь!
– Адвокат сказал кое-что другое, – спокойно возразила Оксана. – Не думай, что ты и дальше будешь диктовать мне свои правила. Впрочем, если ты настаиваешь… Отлично, поделим все пополам и начнем новую жизнь. Ты – с курортами, а я… как-нибудь справлюсь.
– Зачем тебе мой бизнес?! – не унимался Игорь, его голос дрожал от бешенства. – Ты же в этом ничего не понимаешь!
– Ты всегда можешь выплатить мне его стоимость, половину, разумеется. На большее я и не претендую. И не вздумай ничего переоформлять, все сведения о собственности уже у моего адвоката и переданы в суд, – отрезала Оксана.
– Ты нарочно выждала, пока я отлучусь, чтобы провернуть все это за моей спиной?! – в голосе Игоря клокотала ярость. – А строила из себя невинную овечку, страдающую от моей жестокости!
Оксана без колебаний оборвала звонок, словно нить, связывающую ее с прошлым. Ей нужно было учиться, погрузиться в мир истории и легенд, а бывший муж, как назойливая муха, жужжал над ухом, мешая сосредоточиться. Он названивал снова и снова, требуя объяснений, но в душе Оксаны не осталось ни капли сил для этих пустых препирательств.
Две недели в школе экскурсоводов вдохнули в нее новую жизнь. Она расцветала, словно цветок, освободившийся от гнета камня. И консультация с адвокатом, которого нашла дочь, стала еще одним глотком свежего воздуха. Он не засыпал ее юридическими терминами, а простым и понятным языком объяснил, на что она имеет полное право по закону. Игорь так презирал ее интеллект, считал настолько недалекой, что даже не утруждался скрывать свои махинации, полагая, что Оксана ничего не заметит.
И вот, словно по волшебству, обнаружились еще две квартиры, о существовании которых она даже не подозревала, квартиры, на покупку которых она, разумеется, никогда не давала своего согласия.
Через месяц судьба приготовила для Оксаны два поистине эпохальных события – экзамен на должность экскурсовода и долгожданный развод. Какое из них волновало ее больше, она не могла сказать наверняка. С трепетом в сердце получив заветный зачет, Оксана стала ждать звонка от адвоката, но вместо этого раздался совсем другой звонок – из музея.
– Оксана Дмитриевна, – заворковала Раиса, заместительница новоиспеченного директора, голос ее сочился елейной лестью, – без вашего опыта и уникального чутья нам никак не обойтись. Не соблаговолите ли принять бразды правления? Пока, разумеется, с испытательным сроком и скромным статусом исполняющей обязанности. Но горизонты открываются…
– Знаете, Раиса, нет, не соблаговолю, – отрезала Оксана, прервав ее сладкоречивые излияния. – Моя жизнь – чистый лист. И работа, к слову, тоже. Так что, извините, довольствуйтесь Милой. Ах да, любопытно, почему вы ищете замену? Куда подевался сей дивный директор?
– Ее… уволили, – прошептала в трубку Раиса, словно делилась государственно важной тайной. – За вопиющее нецелевое расходование средств и… утрату бесценных музейных экспонатов.
– Понимаю, – протянула Оксана. – Что ж, желаю вам всяческих успехов в поисках достойной кандидатуры на этот ответственный пост.
С этими словами Оксана положила трубку и разразилась искренним, освобождающим хохотом.
В этом беззаботном расположении духа ее и застал звонок от бывшего супруга. Игорь, как всегда, не стал ходить вокруг да около, но неприкрытая радость Оксаны явно выбила его из колеи.
– Ты что, уже триумф отмечаешь? – обиженно пробурчал он. – Даже не сочла нужным лично высказать свои претензии в суде. А ведь тридцать лет вместе…
– Игорь, о чем ты, собственно? – изумилась Оксана. – Я только что выпорхнула с экзамена, словно бабочка из кокона, и получила предложение возглавить музей. От которого, к слову, отказалась. Вот и ликую от облегчения.
– Нас развели, – трагическим шепотом изрек бывший муж. – Свою компенсацию получишь, хотя я искренне надеялся договориться полюбовно.
– Благодарю, Игорь, но нет. Я уже вкусила горечь, когда один нежится на лазурных берегах, а другой считает копейки на проезд. Знаешь, Игорь, потеря работы не просто открыла мне глаза, она выковала во мне сталь – научила не доверять никому. Даже тому, с кем делила кров и сердце тридцать лет. Что ж, благодарю за жестокий урок.
Оксана передала бразды правления в руки адвоката, и муторный процесс раздела имущества растянулся на долгие полгода. За это время она, словно феникс из пепла, возродилась в новой профессии – стала экскурсоводом. И преуспела! Ее хвалили и восторженные туристы, и довольное начальство. Получив, наконец, деньги от бывшего мужа, она щедрой рукой помогла дочери погасить ипотеку, а в одной из купленных Игорем втайне квартир начала новую главу своей жизни.
Лишь сын Василий, словно обиженный зверь, встал на сторону отца, оборвав все нити, связывающие его с матерью. Он тоже клеймил Оксану в корысти, не понимая, как она могла предать их семью, подав на развод. Увы, даже долгие годы брака не всегда способны уберечь от пропасти непонимания, и порой лишь развод становится той самой точкой, после которой каждый идет своей дорогой.
