– Болото? – Марина медленно повернулась от плиты, где жарилась картошка для ужина.
– Это болото двадцать лет кормило твою мать, пока она по врачам ездила. Забыл?
– При чем тут мать? Не смей ее трогать!
– А при том, Витя, что пока ты «большие дела» в столице проворачивал, я тут с твоей парализованной мамашей сидела. Памперсы меняла, если что.
Витя стоял в дверях их двухкомнатной хрущевки, в новом костюме и с чемоданом у ног. Таким красивым Марина его давно не видела – подтянутый, загорелый, пахнет дорогим парфюмом. Не то что раньше, когда приходил с завода, весь в машинном масле.
Помнила она, как познакомились. Танцы в заводском клубе, он – молодой слесарь, она – из бухгалтерии. Кружил ее под «Миллион алых роз», шептал на ухо глупости. А потом свадьба скромная, гости человек тридцать, салат оливье и «Советское шампанское». Свекровь тогда плакала от счастья, обнимала Марину: «Спасибо тебе, доченька, что Витеньку моего приручила.»
Приручила. Двадцать два года прожили. Дочку вырастили, Ленку. Сейчас в мединституте учится, на стипендию да на мамины подработки. Витя денег не давал последние три года – все в «бизнес» вкладывал. Какой бизнес – Марина так и не поняла. То автосервис открыть хотел, то грузоперевозками занимался. Все прогорало.
– Ты просто не понимаешь, – Витя нервно закурил прямо в прихожей. – Мне Серега предложил в Москву переехать. У него там сеть автомоек, возьмет управляющим. Квартиру снимет для начала.
– Один поедешь? – Марина вытерла руки о фартук. Руки дрожали, но голос держала ровно.
– Не один. – Витя отвел глаза. – С Аленой. Она… она меня понимает. Верит в меня.
Алена. Марина знала про нее месяца три. Видела переписку в телефоне, когда Витя в душе был. «Котик», «зайчик», «скучаю». Двадцать восемь лет «котику». Менеджер в автосалоне, где Витя машину присматривал. В кредит присматривал, между прочим, который Марина до сих пор выплачивает из своей учительской зарплаты.
– А как же Ленка? – спросила Марина. – Дочь твоя. Через год диплом защищает.
– Вырастет, поймет. Я не могу больше так жить. Мне сорок пять, Марин. Я еще молодой, я еще могу все изменить.
Марина подошла к окну. Во дворе соседка Зинаида белье развешивала. Увидела Марину в окне, помахала рукой. Зинаида-то знала все. И про Алену знала, и про то, что Витя последние полгода домой только ночевать приходил. Жалела по-соседски, пирожки приносила: «Держись, Маринка.»
– Помнишь, – тихо сказала Марина, – как Ленка в пять лет заболела? Воспаление легких, врачи руками разводили. Ты тогда с работы не вылезал, чтобы на лекарства заработать. А я сутками у ее кровати сидела. Ты тогда сказал: «Мы семья, Марин. Мы все преодолеем.»
– Это было давно.
– Пятнадцать лет всего. Или когда твоя мать инсульт получила? Кто с ней по больницам мотался? Кто ночами не спал, переворачивал ее каждые два часа, чтобы пролежней не было? Я, Витя. А ты отмазки находил – работа, дела. Какие дела? Ты тогда уже за бизнесом своим гонялся.
Витя затушил окурок о подоконник. Марина поморщилась – новый подоконник, в прошлом месяце поставили. Сама копила.
– Ты всегда все помнишь, – раздраженно бросил он. – Весь негатив помнишь. А хорошее? А то, как я тебя на море свозил?
– Десять лет назад свозил. В Анапу. На неделю.
– Все тебе мало!
Марина повернулась к нему. В глазах стояли слезы, но она их не пускала. Не дождется.
– Знаешь что, Витя? Вали. Вали к своей Алене. Только вот что я тебе скажу. Мать твою я до конца досмотрела. Два года она у нас лежала, два года я ее кормила с ложечки, мыла, лекарства давала. А где ты был? На заработках? На каких, Витя? Ты ж последние пять лет толком нигде не работал. Все мечтал разбогатеть.
– Я пытался! Я старался для семьи!
– Для семьи? – Марина усмехнулась. – Ленка на последнем курсе подрабатывает медсестрой в ночные смены, чтобы на учебники хватало. Потому что папа в бизнесмены подался. Я две ставки в школе взяла да еще репетиторством занимаюсь. Для кого ты старался?
Витя молчал, сжимая ручку чемодана.
– И знаешь что самое смешное? – продолжала Марина. – Твоя мамаша перед смертью мне сказала: «Прости его, доченька. Он слабый. Всегда был слабым. Спасибо, что терпела.» Я тогда не поняла. А теперь понимаю.
– Не смей! – взорвался Витя. – Не смей говорить, что я слабый! Я просто задыхаюсь здесь! В этой квартире, в этом городе, с тобой! Ты меня в могилу загонишь своей правильностью!
– Моей правильностью? – Марина вдруг рассмеялась. Сухо, зло. – Да я последние годы только и делала, что молчала. Молчала, когда ты приходил пьяный. Молчала, когда деньги из заначки пропадали – на твой очередной «проект». Молчала, когда от тебя чужими духами несло. Думала – перебесится, одумается. Семья же.
Она подошла к шкафу, достала папку. Витя напрягся.
– Что это?
– Документы на развод. Месяц назад подготовила. Ждала только, когда ты сам решишься. Или я. Но ты первый собрался – молодец. Подписывай.
Витя ошарашенно смотрел на бумаги.
– Ты… ты знала?
– Я не дура, Витя. Просто давала тебе шанс. И себе давала – вдруг ошибаюсь. Не ошиблась.
– Квартира… – начал он.
– Квартира моя. На мою мать записана была, по наследству мне досталась. Ты прописан, но прав на нее не имеешь. Можешь через суд попробовать, только вот незадача – последние три года ты официально нигде не работал. Алименты на Ленку платить будешь?
– Она совершеннолетняя…
– Студентка очного отделения. До окончания учебы положены. Статья 85 Семейного кодекса, если что.
Витя схватил ручку, размашисто подписал документы. Швырнул папку на тумбочку.
– Все? Довольна? Двадцать два года коту под хвост?
Марина посмотрела на него внимательно. Седина в висках, морщины у глаз. Когда-то любимый человек. Когда-то родной. А сейчас – чужой. Совсем чужой.
– Не коту под хвост, Витя. У нас дочь замечательная. Умная, добрая, трудолюбивая. В меня пошла, – она грустно улыбнулась. – И за эти годы спасибо. Были и хорошие моменты. Просто ты где-то свернул не туда. А может, всегда таким был, просто я не видела.
Витя поднял чемодан. Постоял в дверях.
– Пожалеешь еще. Одна останешься.
– Не останусь. У меня Ленка есть. Работа. Подруги. А знаешь что? Я запишусь наконец на танцы. Всегда мечтала танго научиться. Ты смеялся – говорил, коровам танго не дано. Проверим.
Витя хлопнул дверью. Марина постояла в тишине, потом пошла на кухню. Картошка подгорела. Выкинула сковородку в раковину, открыла окно – проветрить.
Телефон зазвонил. Ленка.
– Мам, ты как? Зинаида Петровна звонила, сказала, папа с чемоданом ушел.
– Нормально, доченька. Ужинать будешь?
– Мам… Ты плачешь?
– Нет, – Марина и правда не плакала. – Лук режу. Салат делаю.
– Я сейчас приеду. После смены сразу к тебе.
– Не надо, Лен. У тебя завтра экзамен.
– Мам, не глупи. Еду уже. И мам… Я тебя люблю. Ты у меня самая сильная.
Марина положила трубку. Достала из холодильника бутылку вина – подарили на день учителя, берегла для особого случая. Налила полбокала, подняла его к окну, где закатное солнце золотило крыши.
– За новую жизнь, – сказала сама себе.
Внизу во дворе хлопнула дверца такси. Витя загружал чемодан, а из машины ему махала молодая блондинка. Алена. Марина видела ее пару раз у автосалона – ничего особенного. Молодая просто.
Зинаида снизу крикнула:
– Маринка! Я тебе пирог несу! С капустой, как любишь!
Марина улыбнулась. Первый раз за последние месяцы улыбнулась искренне. На столе остались документы о разводе, рядом – связка ключей, которые Витя оставил. Она взяла ключи, взвесила на ладони.
Завтра пойдет замки менять. И на танцы запишется. И может, в парикмахерскую – давно хотела каре сделать.
А сегодня будет пить вино с Зинаидой, есть пирог и не думать о том, что впереди. Потому что впереди – жизнь. Ее жизнь. Без оглядки на того, кто предал.
Телефон снова зазвонил. Номер незнакомый.
– Марина Сергеевна? Это из деканата мединститута. Вашу дочь выдвинули на именную стипендию. Поздравляем! Ленуля – наша гордость!
Марина все-таки заплакала. Но это были хорошие слезы.