Вера сидела на кухне, держа в руках потёртую папку с документами. Соседка по лестничной клетке, старушка Валентина Павловна, только что ушла — принесла на подпись бумаги из сельсовета: подтверждение, что дом бабушки официально переходит к ней. Бумага, казалось бы, обыкновенная, а в груди — будто кто-то натянул струну и играет на ней неумелыми пальцами.
— Ну и что теперь? — вполголоса сказала Вера, глядя на документы. — Радоваться или готовиться к боевым действиям?
Не успела она допить чай, как дверь хлопнула, и в квартиру ворвалась Нина Петровна — свекровь, женщина лет семидесяти, но со взглядам маршала Жукова, только без орденов.
— Так, где эта макулатура? — с порога заявила она, откидывая сумку на стул. — Опять эти бумажки притащили? Я ж сказала: хлам, а не наследство. Развалюха в деревне! Ты хоть понимаешь, сколько денег туда вбухать надо? Там крыша течёт, полы гнилые, а стены… да там мыши уже собрание проводят!
Вера спокойно сложила папку и положила её на стол.
— Добрый вечер, Нина Петровна. Да, проходите, присаживайтесь. Хотите чай? Или сразу начнём лекцию?
— Какая ещё лекция? — свекровь уставилась на неё, прищурившись. — Я тебя учу, дурёху, как жизнь устроена! Ты хоть раз подумала о будущем? Или тебе лишь бы романтику, бабушкины венички и тряпки нюхать?
Игорь, муж Веры, вышел из комнаты, поправляя спортивные штаны.
— Мам, ну хватит… — пробормотал он, почесав затылок. — Устала Вера, день тяжёлый.
— А ты молчи, — резко отрезала Нина Петровна, словно рубанком. — Сын у меня без позвоночника! Женщина тебя по рукам водит, а ты стоишь, смотришь. Где твой характер?
— Ага, — вставила Вера, приподняв бровь. — Характер у него есть. Только ты им уже лет тридцать пользуешься, поэтому он стерся, как подошва.
Игорь кашлянул, спрятав улыбку.
— Вера, ну зачем ты так…
— Потому что надоело! — Вера резко отодвинула стул. — Я молчала, терпела, думала: ну ладно, уважение к старшим, всё такое. Но сколько можно? Я получила дом. МОЙ дом. И это не тебе решать, что с ним делать.
— МОЙ сын тоже там имеет право! — взвилась Нина Петровна, стукнув кулаком по столу. — И я имею! Ты, думаешь, одна умная нашлась?
— Интересно, на каком основании? — язвительно спросила Вера. — Ты в этом доме хоть веник в руки брала?
— Опять со своими вениками! — раздражённо всплеснула руками свекровь. — Да хоть что! Всё, что достаётся семье, должно делиться.
— Семье? — Вера усмехнулась. — А мне казалось, семья — это я и Игорь. А не я, Игорь и генеральный штаб во главе с вами.
Игорь снова попытался вклиниться:
— Мам, давай спокойно… Мы же можем как-то обсудить…
— Нечего обсуждать! — перебила его мать. — Этот дом нужно продать, пока ещё хоть что-то стоит. Купите себе машину получше, телевизор нормальный, а то ваш — как чемодан.
— То есть память моей бабушки мы меняем на телевизор? — голос Веры дрогнул, но в глазах мелькнула сталь. — Прекрасная арифметика: один старый дом на один новый экран. Может, ещё бабушкин самовар на микроволновку обменяем?
— А что? — с вызовом спросила Нина Петровна. — Польза хотя бы будет.
Игорь сжал виски руками.
— Господи, да за что мне всё это…
— За то, что ты всегда выбирал молчать, — тихо сказала Вера, глядя на мужа. — Вот и получаешь концерт по заявкам.
В комнате повисла пауза. Даже холодильник вдруг затих, будто прислушивался.
Свекровь подалась вперёд, прищурив глаза:
— Так ты, значит, решила, что тут командовать будешь?
Вера встала. В её голосе зазвучала неожиданная твёрдость:
— Я не решила. Я уже командую. Это мой дом, и я его не отдам.
Нина Петровна резко поднялась, будто готова была кинуться в атаку.
— Да кто ты такая, чтобы рот разевать? Без меня ты никто!
— Ошибаетесь, — спокойно, но жёстко ответила Вера. — Без вас я — человек. А с вами — коврик у двери. И я устала быть ковриком.
Игорь растерянно поднял руки, словно арбитр на ринге:
— Так, всё, стоп! Мам, ты перегибаешь. Вера, ты тоже. Давайте не будем…
— А мы и не будем, — перебила его жена. — Либо мы решаем это втроём прямо сейчас, либо я решаю одна.
— О! — саркастически усмехнулась свекровь. — Королева заговорила. Решай, решай. Посмотрим, как ты одна протянешь без моего сына.
— А вы думаете, он мне помогает? — Вера посмотрела прямо в глаза мужу. — Или, может быть, я его тяну всё это время?
Игорь замер, будто его ударили.
Повисло молчание. Тяжёлое, густое, как туман.
Наконец Вера шагнула к двери и распахнула её настежь.
— Нина Петровна, вам пора домой.
— Что? — свекровь моргнула, не веря своим ушам.
— Я сказала: вам пора. Это моя квартира. Ваши советы тут больше не принимаются.
Нина Петровна побагровела, но не двинулась с места.
— Да ты… да ты обнаглела! — прохрипела она. — Я тебя из грязи вытащила, а ты…
— Вытащили? — Вера горько усмехнулась. — Нет. Вы меня туда и запихнули, а теперь боитесь, что я выбралась.
Она снова указала на дверь.
— Пожалуйста, уходите.
Игорь смотрел то на мать, то на жену, словно не знал, куда встать. Лицо его было серым.
Свекровь, наконец, подняла сумку, но перед уходом швырнула на стол свои слова, как яд:
— Ты ещё пожалеешь, девка.
Дверь захлопнулась. Вера осталась стоять, держась рукой за стену.
Игорь неловко кашлянул:
— Ну… ты ж понимаешь, что она это от любви?
— От любви? — Вера разжала кулак. — Это не любовь, Игорь. Это диктатура в тапочках.
Она посмотрела на мужа долгим взглядом.
— И скоро тебе придётся решить: с кем ты.
Игорь отвёл глаза.
Ночь прошла так, будто в квартире стоял не холодильник, а работающий турбинный двигатель. Шумела не техника, а мысли. Вера лежала, отвернувшись к стене, слушала, как муж ворочается за спиной. Ни один из них не решился первым начать разговор.
Утро встретило их, как обычно: кофе, хлеб с сыром, вечно недовольная морда кота у дверей. Только воздух был другой — плотный, колючий.
— Может, не будем вчерашнее вспоминать? — осторожно начал Игорь, будто пробовал лёд палочкой, проверяя, выдержит ли.
— А куда оно денется? — холодно ответила Вера, наливая себе чай. — Вчерашнее — это не газета. Его не выбросишь.
— Ну, ты сама понимаешь… Мамка вспылила, ты тоже… — он поднял глаза, явно стараясь выглядеть примиряющимся. — Две женщины на кухне — всегда война.
— То есть виноваты обе? — Вера издала короткий смешок. — Удобная позиция: и маму не обидел, и меня заодно списал.
— Да не списал я! — раздражённо отмахнулся Игорь. — Но и ты могла бы… ну… смягче.
Вера резко поставила чашку на стол.
— Смягче? Я должна была улыбаться, когда меня называли дурой? Или аплодировать, когда мою бабушку и её дом называли хламом?
Игорь потер лоб.
— Вера, я просто хочу мира…
— Мира? — Вера наклонилась вперёд, её глаза вспыхнули. — А ты знаешь, какой ценой у тебя мир? Ценой того, что я каждый день молчу. Ценой того, что ты делаешь вид, будто ничего не происходит. Ценой того, что я живу, как под диктовку.
Он опустил глаза в кружку, где плавал недоеденный кусок сахара.
— Ты слишком всё драматизируешь, — наконец выдавил он.
— Ага, — горько усмехнулась Вера. — Конечно. Удобно так говорить, когда сам ничего не чувствуешь.
Они замолчали. Стук часов на стене казался громче слов.
Днём, когда Игорь ушёл на работу, Вера решила заняться уборкой. На глаза попались старые бабушкины фотографии. Она села прямо на пол и долго рассматривала лица — родные, живые, будто те смотрели на неё сквозь стекло и спрашивали: «Ну и что ты теперь? Дашь себя сломать или выстоишь?»
— Не дам, — прошептала Вера, смахивая слёзы. — Не дам…
Она встала и решительно позвонила нотариусу:
— Я хочу, чтобы дом был оформлен только на меня. Да, без совместного права с мужем.
Её голос дрожал, но внутри всё пело — будто она наконец сделала шаг, которого боялась.
Вечером Игорь вернулся. Бросил сумку, снял ботинки и сразу заметил: Вера стоит в коридоре, руки скрещены.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он.
— Я сегодня была у нотариуса, — спокойно сказала Вера. — Дом оформляется только на меня.
Игорь застыл, словно его облили холодной водой.
— Ты что, с ума сошла?
— Нет, — твёрдо ответила она. — Я наконец пришла в себя.
— Это предательство! — Игорь повысил голос. — Ты меня просто вычеркнула!
— А ты хоть раз был со мной? — Вера шагнула ближе. — Ты хоть раз встал на мою сторону?
— Вера, это не повод лишать меня права! — он сжал кулаки. — Я твой муж или кто?
— Муж, который всегда за спиной у мамы, — язвительно сказала она. — Муж, который молчит, когда его жену унижают.
— Ты перегибаешь! — Игорь рявкнул так, что даже кот убежал под диван. — Я просто пытаюсь не устраивать скандалов!
— Скандалы устраивает твоя мать, — тихо ответила Вера. — А ты только поддакиваешь.
Она повернулась к нему спиной и пошла на кухню.
Игорь пошёл следом, схватил её за локоть.
— Ты не имеешь права так со мной обращаться!
— Отпусти, — твёрдо сказала она.
— Нет, ты выслушаешь! — его голос сорвался. — Я двадцать лет вкалываю, чтобы у нас всё было!
— Чтобы у нас всё было? — Вера резко развернулась. — У нас всё есть, кроме уважения и поддержки.
Они замолчали, глядя друг на друга. Вера чувствовала его пальцы на своём локте — хватка крепкая, но дрожащая.
— Если ты продолжишь слушать маму, а не меня, — сказала она тихо, но так, что слова вонзились прямо в сердце, — то этот брак скоро кончится.
Он отдёрнул руку, будто обжёгся.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, — Вера посмотрела прямо ему в глаза. — Я предупреждаю.
Вечером телефон зазвонил. На экране — «Мама». Игорь побледнел.
— Не бери, — резко сказала Вера.
— Но это же…
— Я сказала: не бери.
Игорь медлил, потом всё же нажал «ответить».
— Алло, мам… Да, я дома…
Вера сжала зубы. Каждое его «угу» звучало, как предательство. Наконец он положил трубку.
— Она говорит, что всё равно в том доме жить не даст, — пробормотал он. — Что без неё мы ничего не сможем.
— Ну что ж, — Вера криво усмехнулась. — Пусть готовится удивляться.
Она развернулась и ушла в спальню, оставив его стоять с телефоном в руках.
Ночь снова прошла в молчании. Но теперь оно было другим. Тяжёлым, как свинец. Вера знала: дальше — либо война, либо развод.
И впервые за долгое время она почувствовала, что готова и к тому, и к другому.
На следующий день в квартире запахло войной. Не ужином, не свежесваренным кофе, а настоящим порохом. Вера проснулась с чувством, будто она стоит на краю пропасти, и от её слова зависит — рухнут они вместе или кто-то вылезет наверх.
Утро началось как обычно: хлеб, масло, кот, который требовал еду и внимание. Но всё было не так. Игорь ходил по кухне кругами, как зверь в клетке.
— Слушай, Вера, — наконец заговорил он, упершись руками в стол. — Я всю ночь думал. Ты перегнула.
— Перегнула? — она подняла глаза. — То есть я перегнула, когда защитила себя?
— Ты меня унизила! — вспыхнул он. — У нотариуса одна на всё подписалась! Как будто я вообще никто!
— А кто ты? — Вера встала. — Мой муж или мамин мальчик?
Его глаза налились кровью.
— Хватит! Я не мальчик. Я двадцать лет работал, чтобы мы нормально жили.
— Работал — да. Но жил не со мной, Игорь. Ты всё это время жил с мамой. Только кровать делил со мной.
— Ты специально хочешь меня довести?! — он шагнул ближе.
— Я просто говорю правду, — твёрдо ответила она. — Хватит бегать от неё к нам и обратно. Либо здесь твоя жизнь, либо там.
Игорь резко схватил её за плечи.
— Ты не понимаешь, она же без меня не сможет!
— Она прекрасно справится! — Вера отбросила его руки. — Это ты без неё не можешь!
Он замер, будто услышал то, чего боялся больше всего.
Молчание прервал звонок в дверь.
— Ну вот и она, — мрачно сказала Вера. — Пришла лично выносить приговор.
Игорь дёрнулся к двери, но Вера остановила его рукой.
— Нет. Сегодня решаю я.
Она открыла дверь. На пороге — Нина Петровна, с пакетом и взглядом, которым можно было заморозить Волгу.
— Так. Я пришла поставить точку, — заявила она, переступая порог, как генерал в захваченную крепость. — Или этот дом продаём, или я вас тут обоих из квартиры вынесу!
— Попробуйте, — спокойно сказала Вера и захлопнула дверь за свекровью.
— Ты! — свекровь ткнула пальцем в неё. — Ты меня стравливаешь с сыном! Ты ему мозги промыла!
— У него мозгов и без меня хватает, — резко парировала Вера. — Просто они у вас на хранении, как в депозитарии.
— Замолчи! — Нина Петровна замахнулась рукой.
Игорь бросился между ними:
— Мам! Хватит!
Но Вера уже шагнула вперёд. Голос её был твёрдым, почти металлическим.
— Нет, пусть скажет. Пусть наконец выкричит всё, что у неё на душе.
— Да ты никчёмная! — свекровь сорвалась. — Нищая, пустая, никто! Без моего сына ты б и недели не протянула!
— А я и не хочу с вашим сыном в таком виде протягивать, — спокойно сказала Вера. — Я проживу и без него.
Эти слова повисли в воздухе, как удар колокола.
Игорь побледнел.
— Вера… Ты что…
— Я устала, Игорь, — она посмотрела на него. — Я устала бороться и за себя, и за тебя. Я хочу жить, а не оправдываться.
Свекровь торжествующе усмехнулась:
— Ага, вот и всё! Я знала, что ты её бросишь.
Но Игорь вдруг шагнул к матери. Его голос был хриплым, но решительным:
— Нет, мам. Не она бросит. Я остаюсь с ней.
Нина Петровна замерла.
— Что?
— Хватит! — он впервые в жизни повысил голос на мать. — Ты двадцать лет управляла мной, как солдатом. Но больше — нет. Это моя жена. И её дом — тоже её.
Он повернулся к Вере:
— Прости. Я был трусом. Но я выбираю тебя.
Вера стояла неподвижно. Она не знала, радоваться или плакать. Только в груди что-то оттаивало, медленно, но верно.
Свекровь побледнела, губы её задрожали.
— Ты… предатель! Сын-предатель!
— Нет, мам, — устало сказал Игорь. — Просто наконец взрослый мужчина.
Он распахнул дверь и указал рукой.
— Уходи.
Нина Петровна металась взглядом между ними, будто искала хоть какую-то лазейку. Но её не было.
Она вышла, громко хлопнув дверью.
Тишина. Долгая, вязкая.
Игорь подошёл к Вере и тихо сказал:
— Я боюсь, что мы потеряем всё.
— Мы ничего не потеряем, — ответила она, сжимая его руку. — Мы только нашли.
И впервые за долгое время она почувствовала: это их дом. Их жизнь. Их право на счастье.
И пусть дальше будет трудно. Главное — теперь они вместе.
