— Всё, Вик, кончились наши танцы! — Роман ворвался на кухню, размахивая белым конвертом. — Банк подал в суд, до торгов нашей квартиры месяц остался.
Вика замерла с чашкой кофе в руках. Пар поднимался тонкой струйкой, но она его не замечала.
— Что значит — торгов?
Роман развернул документ прямо перед её лицом. Печати, подписи, угрожающие цифры.
— Значит — продадут нашу квартиру за долги. — Он ткнул пальцем в строчку с суммой. — А твою однушку от мамы сейчас же пускаем с молотка.
Вика медленно поставила чашку на стол. Кофе расплескался, тёмное пятно растеклось по скатерти.
— Рома, мама полгода назад ушла из жизни. Я только-только вступила в наследство.
— Вик, миллион двести за неё дадут! — Роман не слушал возражений, складывал бумаги. — Закроем долги, ещё и останется.
Вика встала из-за стола. Ноги подкашивались, но она выпрямилась.
— Это же последнее, что от мамы осталось. Я там детство провела.
Роман обошёл стол, взял её за плечи. Пальцы сжали крепко, до синяков.
— Мы же семья, у нас общий бюджет. После увольнения полгода работу найти не могу подходящую, плюс машину чинили. Ты же сама знаешь, что у нас огромные долги накопились, а банк ждать не будет.
Вика освободилась резким движением. Плечи горели от его хватки.
— Но это моя квартира, Рома.
Он опустил руки, отвернулся к окну. Спина напряглась, как натянутая струна.
— Значит, квартира важнее семьи?
Вечером за ужином Лиза рисовала в альбоме, высунув кончик языка от усердия. Родители молчали, разрезая котлеты на геометрически точные кусочки.
— Мам, а когда мы к бабушке в гости пойдём? — спросила девочка, не поднимая головы от рисунка.
Вика и Роман переглянулись. Молчание повисло в воздухе, тяжёлое, как свинцовое одеяло.
— Солнышко, бабушки больше нет, помнишь? — тихо сказала Вика.
Лиза кивнула, продолжая водить карандашом.
— Но её квартира же есть. Там её вещи.
Роман отложил вилку. Звон о тарелку прозвучал слишком громко.
— Лиза, эту квартиру придётся продать.
Девочка подняла голову. Глаза широко распахнулись.
— А почему? Я хочу там жить, как у бабушки в гостях.
Родители снова замолчали. Вика смотрела в тарелку, Роман — в окно. Лиза ждала ответа, но его не было.
На следующий день на работе Вика рассказывала коллеге Свете. Обедали в маленькой комнатке отдыха, жуя бутерброды и запивая растворимым кофе.
— Рома говорит: мы семья, значит всё общее. — Вика крошила хлеб на мелкие кусочки. — А Лизка вчера спросила, когда мы к бабушке пойдём.
Света наливала кипяток в кружки. Струя воды шипела, превращая порошок в бурую жидкость.
— Тяжело ребёнку объяснить.
— Она не понимает, почему нельзя просто там жить. — Вика вздохнула, откинулась на спинку стула. — С одной стороны Рома прав, долги общие.
Света качнула головой, помешивая кофе ложечкой.
— Мужики всегда так — что твоё, то наше. — Она отпила глоток, поморщилась от горечи. — У меня Сергей точно так же. Премию получу — сразу планы строит, куда потратить. А его зарплата — это святое, на его нужды.
Вечером Вика звонила подруге Кристине. Роман в зале смотрел новости, но телевизор работал фоном. Он прислушивался к каждому слову.
— Кристин, он постоянно повторяет — мы семья, всё пополам. — Вика понизила голос, прикрыла трубку рукой. — Но ведь квартира досталась мне.
Из трубки слышался приглушённый голос подруги:
— Вик, а он хоть спрашивает твоё мнение или сразу решает?
— Сразу решает. Лизка слушает наши разговоры, боюсь травмировать.
Роман прибавил звук телевизора. Голос диктора стал громче, заглушая её слова. Но Вика знала — он слышит каждое её слово.
На выходных неожиданно приехала мать Романа, Галина Петровна. Уселась на диван, отказалась от чая решительным жестом.
— Вика, милая, что за глупости? — Свекровь говорила тоном учительницы, объясняющей очевидное. — Продавай квартиру и всё. Что тебе эта пустая коробка?
Лиза играла на ковре с куклами, но уши навострила. Дети всегда слышат взрослые разговоры, даже когда кажется, что не слушают.
Вика поставила чашку на блюдце. Фарфор звякнул тихо, почти неслышно.
— Это память о маме, Галина Петровна.
Свекровь махнула рукой, отгоняя глупости.
— Деньги нужны живым, а не мёртвым.
Через час пришла подруга Оксана. Роман демонстративно ушёл на балкон курить, хлопнув дверью чуть сильнее обычного.
— Викуль, не торопись с продажей. — Оксана села за стол, приняла стакан компота. — Твоя мама всю жизнь копила на эту квартиру.
Вика наливала компот из трёхлитровой банки. Струя была неровной, рука дрожала.
— Но долги реальные, Оксан. Рома говорит — семья превыше всего.
Оксана хмурилась, вертела стакан в руках. Наклонилась ближе к Вике, понизила голос почти до шёпота:
— А почему семейные долги должна покрывать твоя квартира? А у него что, ничего нет?
С балкона донёсся звук зажигалки. Щелчок, ещё щелчок. Роман никак не мог прикурить.
Оксана ушла через полчаса, оставив после себя запах духов и ощущение правоты. Роман вернулся с балкона, пахнущий табаком и вечерней прохладой. Лиза уже спала, и квартира погрузилась в ту особенную тишину, когда все важные разговоры откладываются до темноты.
Ночью Роман лёг рядом с женой, но не сразу. Долго ходил по квартире, проверял замки, выключал свет. Когда наконец улёгся, Вика притворилась спящей.
— Слушай, времени мало. — Голос его звучал в темноте настойчиво, без сна. — Банк не ждёт.
Вика лежала спиной к мужу, считала полоски света от уличных фонарей на потолке.
— Рома, а почему именно мою квартиру?
Он повернул её к себе. Руки были тёплые, но цепкие.
— Потому что она есть, Вик. Других активов у нас нет.
Вика смотрела в потолок, на знакомые трещинки в штукатурке.
— Но ведь ипотеку мы брали вместе.
Роман поцеловал её в лоб. Губы сухие, почти формальные.
— Именно. Вместе и расплачиваемся.
На следующий день Вика поехала в мамину квартиру одна. Брелок на ключах всё ещё пах маминым кремом для рук — ванильным, домашним. Квартира встретила её тишиной и пылью, осевшей за неделю.
Она ходила по комнатам, трогала вещи. Убрала увядшие цветы с подоконника, протерла стол. В шкафу между старыми платьами нашла мамин дневник — тонкую тетрадку в голубой обложке.
Села на диван, открыла на случайной странице. Мамин почерк, знакомый с детства: «Оставлю Викочке квартиру, пусть у неё будет своё, независимое. Мужчины приходят и уходят, а дом остаётся».
Вика обняла дневник, прижала к груди. В телефоне завибрировало сообщение от Романа: «Нашёл покупателя, хочет посмотреть завтра».
Она удалила сообщение, не отвечая.
Дома Роман уже разговаривал по телефону, ходил по кухне с трубкой у уха.
— Олег, назначай показ однушки на завтра, время жмёт.
Вика подняла голову от документов, которые разбирала за столом.
— Рома, я не давала согласия.
Он прикрыл трубку рукой, посмотрел на неё с раздражением.
— Вик, не будем терять время, пока мы думаем.
В телефоне слышался голос риелтора:
— Хорошо, приведу клиентов в два часа.
Роман кивнул, отвернулся от жены.
— Договорились.
Вика стиснула зубы, вернулась к бумагам. Буквы расплывались перед глазами.
На следующий день они приехали в мамину квартиру вместе. Риелтор Олег уже ждал у подъезда, курил и разговаривал по телефону. Покупатели явились ровно в два часа — молодая пара с ребёнком на руках. Олег представил их, а Роман провёл по квартире, объяснял планировку с энтузиазмом продавца.
— Окна на юг, солнце целый день. Соседи тихие, пожилые люди.
Вика стояла в углу комнаты, молчала. Смотрела, как чужие люди трогают мамины вещи, заглядывают в шкафы, стучат по стенам.
— Торг есть? — спросила женщина, качая малыша.
Роман оглянулся на жену. Вика отвернулась к окну.
— Можем скинуть пятьдесят тысяч, срочная продажа.
Мужчина кивнул, переглянулся с женой.
— За миллион сто пятьдесят берём.
Вика сжала кулаки в карманах куртки. Ногти впились в ладони до боли.
После ухода покупателей они остались одни в опустевшей квартире. Эхо от шагов отдавалось в пустых комнатах.
— Рома, это моя квартира! — Голос у Вики сорвался. — Почему ты торгуешься без меня?
Роман разводил руками, стоял посреди комнаты.
— Вик, мы же договорились продавать.
— Мы ни о чём не договаривались!
Голоса поднимались, звенели в пустых стенах.
— Вик, не кричи. Соседи слышат, здесь стены тонкие.
— Пусть слышат! Пусть знают, что мой муж продаёт мою квартиру без моего согласия!
Роман схватил её за руку.
— Прекрати истерику. Едем домой.
Дома они продолжили спорить на кухне. Голоса снова поднимались, и Лиза выглянула из своей комнаты. Глаза испуганные, широко распахнутые.
— Мама, пап, не ругайтесь.
Родители замолкли мгновенно, переглянулись виновато. Воздух между ними вибрировал от невысказанной ярости.
На следующий день приехала Галина Петровна с распечатками объявлений. Разложила их на кухонном столе, как карты в пасьянсе.
— Вика, смотри, сколько людей срочно квартиры покупают! — Она тыкала пальцем в цифры. — Вот, миллион двести предлагают, а вот миллион триста.
Вика читала объявления, но буквы прыгали перед глазами. Свекровь наклонилась ближе, запах её духов ударил в нос.
— И потом, милая, мужчина без крыши над головой… — Голос стал тише, конфиденциальнее. — Разные мысли в голову лезут. К другим женщинам может податься.
Вика резко подняла глаза. Галина Петровна смотрела на неё внимательно, изучающе, как врач на пациента.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего особенного, дорогая. Просто мужики — они как дети. Не чувствуют заботы дома, начинают искать её на стороне.
Слова повисли в воздухе, липкие и ядовитые. Вика поднялась из-за стола.
— Галина Петровна, мне нужно на работу.
— Конечно, конечно. Ты подумай только над моими словами. Семья — это самое важное.
Слова свекрови преследовали Вику всю неделю. «К другим женщинам может податься». Каждый раз, когда Роман задерживался на работе, каждый раз, когда не отвечал на звонок, фраза всплывала в памяти, как заноза.
В субботу приехал брат Романа, Андрей, с женой Таней. Сели за стол пить чай, говорить о делах семейных. Лиза рисовала в своём альбоме, не отрываясь от карандашей.
— Мы свою ипотеку погасили в прошлом году, — рассказывал Андрей, размешивая сахар. — Продали дачу деда. Тяжело было, конечно, воспоминания всякие.
Таня кивнула, добавила сочувственно:
— Правильно делаете, семья важнее сентиментов.
Вика молчала, разливала чай. Рука дрожала, струйка попала мимо чашки.
Андрей посмотрел на неё внимательно.
— Вика, а ты что переживаешь? Роман же не на себя тратить собирается.
Вика поставила чайник резче обычного. Фарфор звякнул о стол.
— Да нет, всё нормально.
После ухода гостей Вика заперлась в ванной, позвонила Оксане. Слёзы лились сами собой, голос дрожал.
— Оксан, они все на меня давят. Свекровь намекает, что Рома к другой может уйти.
Оксана встревожилась, в трубке слышалось, как она отставляет чашку.
— Викуль, это же шантаж! Твоё наследство не залог верности мужа.
— Но если семья развалится? — всхлипывала Вика. — Лизка без отца останется.
— Семья, которая держится на твоей собственности, уже развалилась, — твёрдо ответила Оксана.
Вика вытирала слёзы туалетной бумагой, смотрела на себя в зеркало. Красные глаза, осунувшееся лицо. За дверью слышались шаги — Роман ходил по квартире.
Вечером он нашёл её плачущей на кухне. Лиза уже спала, телевизор работал в соседней комнате. Роман сел рядом, взял за руки.
— Вик, прости, что давлю. Просто боюсь потерять квартиру.
Вика смотрела на него красными глазами.
— Рома, а твоя мама серьёзно про других женщин?
Он отвёл взгляд, изучал рисунок на скатерти.
— Мама много говорит.
Вика освободила руки, вытерла нос салфеткой.
— Ради Лизы продам. Но это мой выбор.
Роман обнял её, поцеловал в макушку.
— Спасибо, Вик. Всё будет хорошо.
Но она не ответила на объятие. Сидела как деревянная, смотрела в стену.
Через месяц семья сидела за ужином в своей квартире. Ипотечный долг был погашен, ежемесячный платёж снизился до восемнадцати тысяч. Роман устроился на новую работу, зарплата неплохая.
— Всё правильно сделали, Вик, — говорил он, нарезая хлеб.
Вика молча резала котлету Лизе на мелкие кусочки. Машинально, по привычке, не глядя на тарелку.
— Мам, а можно на бабушкины деньги мне велосипед купить? — спросила Лиза, болтая ногами под столом.
Вика погладила дочку по голове. Волосы мягкие, пахнущие детским шампунем.
— Можно, солнышко.
Но глаза остались грустными. Она смотрела на мужа, на дочку, и чувствовала себя чужой в собственном доме. Мамина квартира была продана, деньги потрачены, долги закрыты. Формально всё решилось.
Лиза что-то рассказывала про школу, про подругу Машу. Роман слушал, кивал, задавал вопросы. Идеальная семейная сцена.
А Вика думала о маминых словах из дневника: «Мужчины приходят и уходят, а дом остаётся». Теперь дома не было. Остался только страх потерять и то, что имела.
— Мам, ты чего не ешь? — спросила Лиза.
— Ем, солнышко, — ответила Вика и взяла вилку.
За окном начинался дождь. Капли стекали по стеклу, как слёзы, которые она больше не позволяла себе показывать.
Роман включил телевизор, чтобы посмотреть новости. В доме стало тихо, только звуки с экрана да стук дождя по подоконнику. Семья спасена, квартира сохранена, долги погашены.
Но танцы, о которых говорил Роман в самом начале, действительно кончились.
