— Вот теперь все узнают, какая ты на самом деле! — крикнула я, захлопывая дверь перед лицом свекрови.
Но это случилось позже. А началось всё с того утра, когда я проснулась от звука ключа в замке. Было семь утра субботы, и я знала только одного человека, кроме мужа, у кого были ключи от нашей квартиры.
Надежда Петровна вошла в спальню без стука, держа в руках поднос с завтраком. Её лицо светилось довольной улыбкой человека, который делает доброе дело.
— Доброе утро, Катенька! — пропела она. — Я принесла вам с Серёжей завтрак. Настоящие блинчики, не то что твои магазинные полуфабрикаты.
Я села в постели, пытаясь проснуться окончательно. Рядом заворочался Сергей, недовольно бурча что-то невнятное.
— Надежда Петровна, мы же просили предупреждать перед визитами, — начала я, стараясь говорить вежливо.
— Зачем предупреждать? Я же не чужая! — свекровь поставила поднос на тумбочку. — Серёженька, вставай, сыночек. Мама завтрак принесла.
Сергей приоткрыл один глаз, увидел мать и натянул одеяло до подбородка.
— Мам, ну зачем так рано?
— Как это зачем? День надо начинать правильно! А то Катя тебя совсем избаловала — спите до обеда по выходным.
Я прикусила язык. Мы с Сергеем работали всю неделю допоздна, и суббота была единственным днём, когда можно было выспаться. Но объяснять это Надежде Петровне было бесполезно.
Два года назад, когда мы только поженились, я ещё пыталась наладить отношения со свекровью. Улыбалась её колкостям, благодарила за непрошеные советы, терпеливо выслушивала рассказы о том, какой идеальной хозяйкой была первая девушка Сергея — та самая Марина, которая бросила его ради карьеры в Москве.
Надежда Петровна считала меня недостойной своего сына. Я работала дизайнером интерьеров, часто задерживалась на объектах, иногда встречалась с заказчиками по вечерам. Для свекрови это было признаком моей несостоятельности как жены.
— Катя, ты опять не убралась на кухне, — Надежда Петровна вернулась из своей инспекционной прогулки по квартире. — И холодильник почти пустой. Чем ты кормишь моего сына?
— Мы вчера заказывали суши, — ответил Сергей, потягиваясь.
— Суши! — свекровь всплеснула руками. — Сырая рыба! Это же вредно! Катя, ты должна готовить нормальную еду. Борщи, котлеты, пироги.
— Я работаю, Надежда Петровна. У меня нет времени стоять у плиты часами.
— А зачем тебе вообще работать? — свекровь села на край кровати. — Серёжа прекрасно зарабатывает. Мог бы содержать семью. А ты бы дома сидела, детей растила.
При слове «дети» я напряглась. Это была больная тема. Надежда Петровна не знала, что полгода назад у меня случился выкидыш. Мы с Сергеем решили не говорить ей — боялись бесконечных расспросов и обвинений в мой адрес.
— Мам, мы сами решим, когда заводить детей, — Сергей наконец встал с кровати. — И Кате нравится её работа.
— Нравится! — фыркнула Надежда Петровна. — А семья? Дом? Это должно быть важнее всяких дизайнов!
Я молча встала и пошла в ванную. За спиной слышался голос свекрови, объясняющей Сергею, какой должна быть настоящая жена. Примером, разумеется, служила она сама — женщина, которая бросила работу учителя ради семьи и теперь, когда муж умер, а сын женился, не знала, чем себя занять, кроме как вмешиваться в нашу жизнь.
В ванной я умылась холодной водой и посмотрела на себя в зеркало. Тёмные круги под глазами, уставший вид. Вчерашний проект отнял все силы — заказчица оказалась капризной дамой, десять раз меняла концепцию. Но я справилась, довела до конца, получила одобрение. А дома меня встречает критика за пустой холодильник.
Когда я вернулась в спальню, Надежда Петровна рылась в моём шкафу.
— Что вы делаете? — я не смогла сдержать возмущения.
— Смотрю, что у тебя с одеждой. Вот это платье совсем не подходит замужней женщине — слишком короткое. А эта блузка с таким вырезом — просто неприлично!
Она выбрасывала мои вещи на кровать, комментируя каждую. Сергей сидел на стуле и молча наблюдал за происходящим.
— Надежда Петровна, это мой шкаф и моя одежда, — я начала собирать разбросанные вещи. — Не трогайте, пожалуйста.
— Я только хочу помочь! — обиделась свекровь. — Научить тебя одеваться как подобает жене моего сына. А то ходишь как… как…
— Как кто? — я повернулась к ней, скрестив руки на груди.
— Как женщина лёгкого поведения! — выпалила Надежда Петровна.
В комнате повисла тишина. Я почувствовала, как кровь приливает к лицу. Сергей наконец-то подал голос:
— Мам, ты перегибаешь палку.
— Я говорю правду! Посмотри, как она одевается! Юбки короткие, декольте глубокие. Неудивительно, что у неё одни мужчины-заказчики!
Это было слишком. Намёк на то, что я использую свою внешность для привлечения клиентов, стал последней каплей.
— Выйдите из моего дома, — произнесла я ледяным тоном.
— Что? — Надежда Петровна округлила глаза. — Как ты смеешь?
— Я смею, потому что это мой дом. Мой и Сергея. А вы пришли без приглашения, роетесь в моих вещах и оскорбляете меня.
— Серёжа! — свекровь повернулась к сыну. — Ты слышишь, как она со мной разговаривает?
Сергей встал между нами, растерянно переводя взгляд с матери на меня.
— Давайте все успокоимся…
— Я спокойна, — ответила я. — Но я больше не потерплю оскорблений в свой адрес. Надежда Петровна, уходите. И оставьте ключи.
— Ключи? — свекровь прижала руку к груди. — Ты хочешь отобрать у меня ключи от квартиры моего сына?
— От нашей квартиры. Которую мы снимаем вместе и оплачиваем пополам.
— Серёжа, она спятила! — Надежда Петровна схватила сына за руку. — Неблагодарная! Я столько для вас делаю, а она…
— Что именно вы для нас делаете? — перебила я. — Приходите без спроса? Критикуете? Лезете в нашу жизнь?
— Я забочусь о вас!
— Нет. Вы контролируете. Это разные вещи.
Надежда Петровна вдруг шагнула ко мне и схватила за запястье.
— Ты испортила моего сына! Он был хорошим мальчиком, а ты сделала из него тряпку!
Её ногти впились в мою кожу. Я попыталась вырвать руку, но хватка была удивительно крепкой для женщины её возраста.
— Отпустите меня!
— Сначала ты извинишься! — Надежда Петровна сжала пальцы ещё сильнее.
— Мам, отпусти её! — Сергей попытался разнять нас.
В этот момент что-то во мне сломалось. Месяцы унижений, оскорблений, вмешательства в личную жизнь — всё это вылилось в один порыв. Я резко дёрнула руку, освобождаясь, и оттолкнула свекровь. Не сильно, но она споткнулась о разбросанную одежду и упала на кровать.
— Она толкнула меня! — завопила Надежда Петровна. — Серёжа, ты видел? Она напала на меня!
— Я защищалась, — ответила я, потирая запястье с красными следами от ногтей.
— Мам, ты первая её схватила, — неуверенно произнёс Сергей.
— Ты на её стороне? — в голосе свекрови звучало неверие. — Родная мать для тебя ничего не значит?
— Значит. Но Катя моя жена.
— Плохая жена! Посмотри на неё — карьеристка, эгоистка! Даже ребёнка родить не может!
Последние слова ударили как пощёчина. Я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Сергей побледнел.
— Откуда ты знаешь? — тихо спросил он.
— Я мать! Я всё вижу! Два года женаты, а детей нет. Значит, с ней что-то не так!
— Хватит! — Сергей повысил голос, что случалось крайне редко. — Уходи, мам. Сейчас же.
Надежда Петровна поднялась с кровати, одёрнула блузку и гордо вскинула подбородок.
— Я уйду. Но ты пожалеешь, Серёжа. Когда она бросит тебя ради своей карьеры, как Марина, вспомнишь мои слова!
Она вышла, громко хлопнув дверью. Мы с Сергеем остались стоять посреди спальни, избегая смотреть друг на друга.
— Прости её, — наконец произнёс муж. — Она не хотела…
— Хотела, — перебила я. — Она всегда хочет сделать мне больно. И ты это знаешь.
— Она моя мать, Кать. Единственный родной человек.
— А я кто? Случайная прохожая?
Сергей опустился на кровать, обхватив голову руками.
— Я не знаю, что делать. Разрываюсь между вами. Она звонит по десять раз в день, жалуется, что я её бросил. А ты… ты всегда недовольна, когда она приходит.
— Потому что она не уважает наши границы! Сергей, у неё есть ключи от нашей квартиры! Она входит, когда хочет, роется в наших вещах, указывает, как нам жить!
— Она одинока…
— Это не наша проблема! Есть клубы по интересам, волонтёрство, путешествия. Много способов занять себя, кроме терроризирования невестки!
Сергей молчал. Я знала, что эта тема для него болезненная. Отец умер пять лет назад, и с тех пор Надежда Петровна полностью сосредоточилась на сыне. Когда он встретил меня, она восприняла это как предательство.
— Нам нужно что-то менять, — сказала я, садясь рядом. — Иначе наш брак не выдержит.
— Что ты предлагаешь?
— Для начала — забрать у неё ключи. Установить правила: приходить только по приглашению, не критиковать, не вмешиваться в наши решения.
— Она обидится…
— Пусть. Это её выбор — обижаться или принять новые правила.
Сергей взял меня за руку, разглядывая красные следы на запястье.
— Она правда сделала тебе больно?
— Не в первый раз. Помнишь, как она «случайно» облила меня горячим чаем? Или как «нечаянно» захлопнула дверь, прищемив мне пальцы?
— Я думал, это действительно случайности…
— Нет, Серёж. Это способ показать мне моё место. Унизить, причинить боль, но так, чтобы выглядело как несчастный случай.
Муж притянул меня к себе, обнял.
— Прости. Я должен был раньше это заметить. Защитить тебя.
— Ещё не поздно начать.
Вечером того же дня Надежда Петровна вернулась. На этот раз она привела с собой подкрепление — свою сестру, тётю Галину. Они обе стояли на пороге с решительными лицами.
— Мы пришли поговорить, — заявила свекровь, проходя в квартиру без приглашения.
— О чём? — Сергей загородил проход в гостиную.
— О твоей жене. Галина, расскажи ему.
Тётя Галина, полная женщина с недобрым взглядом, кашлянула.
— Я видела твою жену в кафе с мужчиной. Они сидели близко, смеялись. Она положила руку ему на плечо.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения.
— Это был мой заказчик, Андрей Николаевич. Мы обсуждали проект его офиса. И да, я положила руку ему на плечо, когда он показывал что-то на планшете.
— Конечно, заказчик! — фыркнула Надежда Петровна. — Удобное оправдание для свиданий!
— Вы следите за мной? — я повернулась к тёте Галине.
Та смутилась, но свекровь ответила за неё:
— Мы беспокоимся о Серёже! Хотим уберечь его от позора!
— От какого позора? — Сергей нахмурился.
— От неверной жены!
— Мам, ты несёшь чушь! Катя не изменяет мне!
— Откуда ты знаешь? Ты целыми днями на работе, а она встречается с мужчинами!
— Потому что это её работа! — Сергей повысил голос. — Она дизайнер! У неё есть клиенты!
— Наивный мальчик, — покачала головой тётя Галина. — Все так говорят, а потом…
— Всё, достаточно! — я шагнула вперёд. — Выходите обе. Немедленно.
— Ты не можешь нас выгнать! — возмутилась Надежда Петровна.
— Могу и выгоняю. Вы пришли в мой дом обвинять меня в измене на основании того, что я встречалась с клиентом в общественном месте. Это переходит все границы.
— Серёжа! — свекровь снова попыталась воззвать к сыну.
— Мам, уходите. Пожалуйста. — Сергей открыл дверь. — И Галина Ивановна, вам тоже лучше уйти.
— Ты совершаешь ошибку! — Надежда Петровна ткнула пальцем в мою сторону. — Она разрушит твою жизнь!
— Нет, мам. Это ты пытаешься разрушить мой брак. И я больше не позволю.
Свекровь застыла, глядя на сына с неверием. Потом её лицо исказилось от ярости.
— Она околдовала тебя! Внушила, что мать — враг!
— Никто ничего мне не внушал. Я сам вижу, что происходит. Ты не можешь смириться с тем, что я вырос, женился, живу своей жизнью.
— Неблагодарный! — Надежда Петровна всхлипнула. — Я всю жизнь тебе посвятила!
— И я благодарен за это. Но теперь у меня своя семья. И ты должна это принять.
Свекровь резко развернулась и вышла. Тётя Галина поспешила за ней, бормоча что-то осуждающее.
Сергей закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
— Думаешь, я правильно поступил?
— Думаю, ты наконец-то поступил как взрослый мужчина, а не мамин сынок.
Он грустно улыбнулся.
— Она не простит.
— Простит. Когда поймёт, что по-другому тебя не вернуть.
Следующие две недели были относительно спокойными. Надежда Петровна не звонила, не приходила. Сергей переживал, несколько раз порывался позвонить ей сам, но я уговорила подождать. Пусть остынет, осмыслит ситуацию.
А потом случилось то, чего я боялась больше всего.
Я вернулась с работы раньше обычного — заказчик перенёс встречу. Дома была тишина. Я прошла на кухню, чтобы заварить чай, и замерла на пороге.
Вся наша посуда была разбита. Осколки покрывали пол, хрустели под ногами. На стене красной помадой было написано: «Так будет с вашим браком».
Руки задрожали. Я достала телефон, сделала несколько фотографий и позвонила Сергею.
— Приезжай домой. Срочно.
Пока ждала мужа, обошла квартиру. В спальне все мои вещи были вытащены из шкафа и разбросаны. Некоторые порезаны ножницами. В ванной разлита вся косметика.
Сергей примчался через двадцать минут. Увидев разгром, побледнел.
— Это она?
— У кого ещё есть ключи?
Он достал телефон, набрал номер матери. Она ответила сразу, словно ждала звонка.
— Мам, ты была у нас дома?
— А что? Я имею право навестить сына!
— Ты разбила всю посуду и порезала Катины вещи?
— Не знаю, о чём ты говоришь. Может, это твоя женушка сама всё устроила, чтобы меня оклеветать?
— Мам!
— Что «мам»? У тебя есть доказательства? Нет? Тогда не смей обвинять родную мать!
Надежда Петровна отключилась. Сергей опустил телефон, растерянно глядя на меня.
— Что будем делать?
— Менять замки. И писать заявление в полицию.
— Катя, это же моя мать…
— Которая вломилась в наш дом и устроила погром. Это уже не просто вмешательство в личную жизнь. Это преступление.
— Но если мы напишем заявление…
— То что? Её арестуют? Вряд ли. Максимум — предупреждение. Но она поймёт, что мы настроены серьёзно.
Сергей сел на диван, обхватив голову руками.
— Как всё до этого дошло? Она же нормальная была…
— Она всегда была такой, Серёж. Просто раньше ты не хотел этого видеть.
На следующий день мы вызвали слесаря, поменяли замки. Собрали осколки, выбросили испорченные вещи. Я не стала писать заявление — пожалела Сергея. Но предупредила: ещё один такой инцидент, и я обращусь в полицию.
Надежда Петровна позвонила через день.
— Серёженька, я хочу извиниться, — её голос звучал жалобно. — Я погорячилась. Можно мне прийти, поговорить?
Сергей включил громкую связь, чтобы я тоже слышала.
— Мам, ты разгромила нашу квартиру.
— Я была расстроена! Ты меня бросил из-за этой… из-за Кати. Я не контролировала себя.
— Это не оправдание.
— Серёженька, ну прости маму! Я больше так не буду!
— Мам, тебе нужна помощь. Психолог или психотерапевт.
— Что? Ты считаешь меня сумасшедшей?
— Я считаю, что у тебя проблемы с контролем эмоций и принятием границ.
— Это всё она! Она настроила тебя против меня!
— Нет, мам. Это твоё поведение настроило меня. Катя тут ни при чём.
— Я твоя мать! Я имею право…
— Ты не имеешь права врываться в мой дом и крушить всё вокруг! Не имеешь права оскорблять мою жену! Не имеешь права контролировать мою жизнь!
В трубке воцарилась тишина. Потом Надежда Петровна заговорила — тихо, зловеще:
— Значит, ты выбрал её. Чужую женщину вместо родной матери.
— Я выбрал свою семью. И если ты не можешь это принять, то…
— То что? Ты от меня отречёшься?
— То мы не сможем общаться, пока ты не изменишь своё отношение.
— Посмотрим, как ты запоёшь, когда она тебя бросит! А она бросит, Серёжа! Такие, как она, не способны на настоящую любовь!
Надежда Петровна отключилась. Сергей посмотрел на меня усталым взглядом.
— Она не отступит.
— Знаю.
— Что будем делать?
— Жить дальше. Без неё.
Но Надежда Петровна не собиралась сдаваться. Она начала названивать Сергею на работу, его коллегам, даже начальнику. Рассказывала всем, какая я плохая жена, как я разлучила её с сыном. Потом переключилась на моих заказчиков — нашла контакты в социальных сетях и писала им гадости обо мне.
Я потеряла двух клиентов. Сергея вызвал начальник и попросил разобраться с семейными проблемами.
— Всё, хватит, — сказал муж вечером. — Завтра идём к юристу.
— Зачем?
— Оформим запретительный ордер. Чтобы она не могла к нам приближаться.
— Ты уверен?
— Она перешла все границы, Кать. Терроризирует нас обоих. Это должно прекратиться.
Но до юриста мы не дошли. На следующее утро Надежда Петровна стояла у нашего подъезда. Лицо заплаканное, в руках огромный пакет.
— Серёженька! Катенька! Подождите!
Мы попытались пройти мимо, но она загородила дорогу.
— Я принесла вам подарок! В знак примирения!
— Мам, отойди, — Сергей попытался обойти её.
— Нет! Сначала выслушайте меня!
Она вцепилась в рукав его куртки. Сергей попытался освободиться, Надежда Петровна потянула сильнее. В какой-то момент она потеряла равновесие и упала, выронив пакет. Из него вывалились осколки — она принесла нам разбитую посуду, которую сама же и уничтожила.
— Ты толкнул меня! — закричала она, сидя на асфальте. — Родной сын толкнул мать!
Прохожие начали оборачиваться. Кто-то достал телефон, снимая происходящее.
— Помогите! Они избивают пожилую женщину!
— Вставайте, Надежда Петровна, — я протянула ей руку.
Она отшвырнула её и вцепилась мне в ногу.
— Это всё из-за тебя! Ты разрушила мою семью!
Я попыталась отступить, но она держала крепко. Сергей наклонился, пытаясь разжать её пальцы. В этот момент Надежда Петровна впилась зубами мне в руку.
От боли и неожиданности я вскрикнула и инстинктивно оттолкнула её. Она откатилась в сторону, воя как раненый зверь.
— Вот теперь все увидят, какая ты на самом деле! — крикнула я, захлопывая дверь подъезда перед её лицом.
Мы с Сергеем поднялись в квартиру. На руке остались следы зубов, пришлось обработать йодом.
— Она совсем сошла с ума, — Сергей был бледен как полотно.
— Нет, она просто показала своё истинное лицо. То, которое всегда скрывала за маской заботливой матери.
Вечером к нам пришёл участковый. Оказывается, кто-то из свидетелей утренней сцены вызвал полицию. Надежда Петровна написала заявление, что мы её избили.
Мы показали участковому следы укуса на моей руке, рассказали о преследованиях, погроме в квартире. Он выслушал, покачал головой.
— Семейные разборки — дело сложное. Советую решить миром.
— Мы пытались, — ответил Сергей. — Но мать не хочет мириться. Она хочет контролировать мою жизнь.
— Тогда оформляйте запретительный ордер. И будьте осторожны. Такие конфликты могут плохо закончиться.
После ухода участкового мы долго сидели на кухне, обсуждая ситуацию.
— Может, переехать? — предложила я. — В другой город. Подальше от неё.
— Сбежать? — Сергей покачал головой. — Она найдёт. И потом, у меня здесь работа, у тебя клиенты…
— Тогда что?
— Бороться. Законными методами. Оформим ордер, будем фиксировать все нарушения. Рано или поздно она поймёт, что проиграла.
Но я не была в этом уверена. Надежда Петровна не из тех, кто сдаётся. Она готова была на всё, лишь бы вернуть контроль над сыном.
И я оказалась права.
Через неделю, когда мы начали оформлять документы на запретительный ордер, произошло неожиданное. Надежда Петровна попала в больницу с сердечным приступом.
Сергей, конечно, поехал к ней. Я осталась дома — моё присутствие только ухудшило бы ситуацию.
Муж вернулся через три часа, усталый и подавленный.
— Как она?
— Врачи говорят, кризис миновал. Но нужно избегать стрессов.
— Удобно, — не удержалась я. — Как раз когда мы собирались оформить ордер.
— Кать, не начинай. У неё действительно был приступ.
— Я не сомневаюсь. От злости и ненависти тоже бывают приступы.
Сергей промолчал. Я знала, что он разрывается между чувством долга и желанием защитить наш брак.
На следующий день мне позвонила тётя Галина.
— Надежда в больнице из-за вас! Довели женщину!
— Мы защищаем свою семью от её вмешательства.
— Какая семья? Вы же даже детей не можете завести!
Это был удар ниже пояса. Я отключилась, не желая продолжать разговор.
Вечером Сергей сказал, что мать выписывают. Ей нужен уход, а родственников, кроме него, нет. Тётя Галина живёт в другом городе.
— И что ты предлагаешь? — спросила я, уже догадываясь об ответе.
— Может, она поживёт у нас? Временно. Пока не восстановится.
— Серёж, ты серьёзно? После всего, что было?
— Она больна, Кать. Я не могу её бросить.
— А меня можешь?
— Не драматизируй. Это временно.
— Нет, — отрезала я. — Она не будет жить здесь. Найми сиделку, сними ей квартиру, что угодно. Но не приводи её сюда.
— Ты жестокая!
— Я защищаю себя и наш брак. Если она переедет, я уйду.
Сергей долго смотрел на меня, потом кивнул.
— Хорошо. Найму сиделку.
Но Надежда Петровна отказалась от сиделки. Сказала, что ей нужен только сын. Манипулировала, плакала, жаловалась на боли в сердце.
Сергей метался между нами. Проводил дни у матери, вечера дома. Выглядел измождённым, постоянно принимал успокоительное.
А потом я узнала, что беременна.
Тест показал две полоски. Потом ещё один. И ещё. Я сидела на полу в ванной, глядя на три положительных теста, и не знала, радоваться или плакать.
С одной стороны, мы с Сергеем мечтали о ребёнке. С другой — рожать в такой обстановке, с токсичной свекровью за стеной…
Сергей пришёл поздно. Я ждала его на кухне с тестами на столе.
— Что это? — он не сразу понял.
— Я беременна.
На его лице промелькнула целая гамма эмоций — радость, страх, растерянность.
— Это… это прекрасно! — он обнял меня. — Мы будем родителями!
— Да. И твоя мать будет бабушкой.
Сергей отстранился, понимая, что я имею в виду.
— Она изменится. Внуки меняют людей.
— Или становятся новым инструментом манипуляций.
— Кать, давай попробуем. Ради ребёнка.
Я согласилась. Глупая, наивная. Поверила, что Надежда Петровна способна измениться.
Когда мы сообщили ей о беременности, она расплакалась. Обняла меня — впервые за всё время. Пообещала помогать, поддерживать, не вмешиваться.
Первый месяц она держала слово. Приносила фрукты, интересовалась самочувствием, даже подарила книгу о беременности.
А потом всё вернулось на круги своя.
— Ты неправильно питаешься! Ребёнку нужны витамины, а ты ешь всякую гадость!
— Зачем тебе работать в таком положении? Сиди дома, отдыхай!
— Я рожала Серёжу без всяких врачей, а ты по каждому поводу бегаешь в клинику!
Критика, советы, указания. Всё как раньше, только теперь под соусом заботы о внуке.
Сергей снова оказался между двух огней. Мать требовала, чтобы я бросила работу. Я отказывалась. Начинались скандалы.
На четвёртом месяце беременности я попала в больницу с угрозой выкидыша. Врач сказал — стресс. Нужен покой.
— Это всё из-за неё! — рыдала я в больничной палате. — Она убивает нашего ребёнка!
— Успокойся, — Сергей гладил меня по голове. — Всё будет хорошо.
— Нет, не будет! Пока она рядом, ничего хорошего не будет!
Сергей принял решение. Снял матери отдельную квартиру, нанял сиделку. Надежда Петровна закатила истерику, но он был непреклонен.
— Ты чуть не потеряла внука из-за своего поведения. Хватит.
— Это она специально! Симулирует, чтобы от меня избавиться!
— Мам, я был с ней у врача. Это не симуляция. И если ты не прекратишь, то потеряешь не только внука, но и меня.
Надежда Петровна переехала. Первое время звонила, жаловалась, требовала вернуть её. Потом затихла.
Я начала восстанавливаться. Угроза миновала, беременность протекала нормально. Мы с Сергеем готовили детскую, выбирали имя, строили планы.
А потом, за месяц до родов, Надежда Петровна нанесла последний удар.
Она пришла, когда Сергея не было дома. Принесла огромную коробку.
— Подарок для внука, — сказала она, улыбаясь.
Я не хотела её впускать, но она выглядела спокойной, даже доброжелательной. К тому же любопытство взяло верх.
В коробке была детская кроватка. Красивая, деревянная, явно дорогая.
— Спасибо, — я была искренне тронута. — Это очень мило.
— Я хочу извиниться, — Надежда Петровна опустилась на диван. — За всё. Я была неправа. Просто… просто мне трудно было принять, что Серёжа вырос. Что у него теперь своя семья.
— Я понимаю…
— Нет, дай мне договорить. Я вела себя ужасно. Вмешивалась, критиковала, пыталась контролировать. Я понимаю, почему ты меня ненавидишь.
— Я не ненавижу вас, Надежда Петровна. Просто хочу, чтобы вы уважали наши границы.
— Я буду. Обещаю. Ради внука. Я хочу быть частью его жизни, но не той бабушкой, которую боятся и избегают.
Мы проговорили больше часа. Впервые за всё время — спокойно, без взаимных обвинений. Надежда Петровна рассказала о своих страхах одиночества, о том, как трудно ей было отпустить сына. Я рассказала о своих чувствах, о желании построить счастливую семью.
Когда пришёл Сергей, мы пили чай втроём. Как нормальная семья.
— Может, ты будешь приходить к нам раз в неделю? — предложила я. — По воскресеньям. Обедать вместе.
Надежда Петровна расплакалась от счастья.
Следующие недели были самыми спокойными за всё время нашего брака. Свекровь приходила по воскресеньям, помогала готовить обед, рассказывала истории из детства Сергея. Никакой критики, никаких советов без спроса.
Я начала думать, что всё наладилось. Что рождение ребёнка действительно изменило Надежду Петровну.
Как же я ошибалась.
Роды начались на неделю раньше срока. Сергей отвёз меня в роддом, вызвал врача. Всё шло хорошо, но долго — почти сутки.
А когда наша дочь наконец появилась на свет, в палату вошла Надежда Петровна.
— Как ты сюда попала? — спросил изумлённый Сергей. — Здесь же только близким можно!
— Я сказала, что я мать роженицы, — она подошла к кроватке, где лежала малышка. — Боже, как она похожа на тебя в детстве, Серёженька!
Я была слишком измотана, чтобы возмущаться. Пусть смотрит на внучку, подумала я. Что в этом плохого?
А потом она сказала:
— Я уже придумала ей имя. Валентина, в честь меня!
— Мы назовём её Софией, — ответил Сергей. — Мы с Катей уже решили.
— София? Это же не русское имя! И потом, традиция — называть в честь бабушек!
— Мам, это наш ребёнок. Мы решаем, как её назвать.
Надежда Петровна поджала губы, но промолчала. Взяла малышку на руки, начала укачивать.
— Отдайте ребёнка, — попросила я. — Мне нужно её покормить.
— Ты не умеешь правильно держать! Я покажу!
— Надежда Петровна, отдайте Софию.
Она нехотя вернула дочку. Та сразу успокоилась у меня на руках, начала искать грудь.
— Ты неправильно прикладываешь! — свекровь попыталась поправить мои руки.
— Не трогайте меня! — я дёрнулась, защищая ребёнка.
— Я помогаю!
— Мам, выйди, пожалуйста, — Сергей открыл дверь. — Кате нужно отдохнуть.
— Но я бабушка! Я имею право!
— У тебя нет никаких прав, кроме тех, что мы тебе дадим. Уходи.
Надежда Петровна вышла, громко хлопнув дверью. София испугалась и заплакала.
— Прости, — Сергей сел рядом. — Я не знал, что она придёт.
— Всё начинается заново, — я укачивала дочку. — Она снова будет лезть, указывать, контролировать.
— Не позволю. Обещаю.
И он сдержал слово. Когда мы вернулись домой, Надежда Петровна пыталась приходить каждый день. Сергей не пускал. Она звонила, требовала дать ей ключи «для помощи с ребёнком». Мы отказали.
Тогда она пошла на хитрость. Подружилась с соседкой, пожилой женщиной с нашего этажа. Та начала пускать её в подъезд, а Надежда Петровна часами стояла под нашей дверью, прислушиваясь.
Однажды я вышла выбросить мусор и столкнулась с ней нос к носу.
— Что вы здесь делаете?
— Имею право находиться в подъезде! Это общественное место!
— Вы следите за нами!
— Я беспокоюсь о внучке! Вдруг вы плохо за ней ухаживаете!
— Уходите, или я вызову полицию.
— Вызывай! Посмотрим, что они скажут бабушке, которая хочет увидеть внучку!
Я вернулась в квартиру и рассказала Сергею. Он вышел и долго разговаривал с матерью. Вернулся хмурый.
— Она не уйдёт. Говорит, будет стоять здесь каждый день.
— Тогда переезжаем.
— Кать…
— Серёж, я не могу так жить. Постоянный стресс, страх, что она ворвётся или сделает что-то с Софией.
— Она не причинит вреда ребёнку!
— Ты уверен? После всего, что было?
Сергей задумался. Вспомнил разбитую посуду, порезанные вещи, укус на моей руке.
— Хорошо. Будем искать новую квартиру. В другом районе.
Мы нашли хороший вариант через месяц. Не говорили никому, даже друзьям. Переезжали тайно, пока Надежда Петровна была у врача.
Первую неделю в новой квартире мы жили спокойно. София хорошо спала, я начала восстанавливаться после родов, Сергей взял отпуск, чтобы помочь.
А потом свекровь нашла нас.
Как — мы так и не поняли. Возможно, проследила за Сергеем с работы. Или подкупила кого-то в управляющей компании.
Она стояла под окнами и кричала:
— Верните мне внучку! Вы не имеете права лишать меня общения с ребёнком!
Соседи начали выглядывать, кто-то снимал на телефон. Пришлось впустить её.
— Вы сбежали от меня! — Надежда Петровна рыдала. — Украли мою внучку!
— Мы переехали, чтобы жить спокойно, — ответил Сергей. — Без твоего постоянного вмешательства.
— Я бабушка! Я имею право видеть ребёнка!
— Ты имеешь право на то, что мы разрешим. А после твоего поведения…
— Я обращусь в суд! Добьюсь права на общение!
— Попробуй, — я взяла Софию на руки. — Расскажешь судье, как громила нашу квартиру? Как кусала меня? Как следила за нами?
Надежда Петровна побледнела.
— Вы не посмеете…
— Посмеем. У нас есть фотографии, показания свидетелей. И участковый, который приходил после твоих выходок.
Она молча смотрела на нас, и в её глазах я увидела ненависть. Чистую, незамутнённую ненависть.
— Вы ещё пожалеете, — прошипела она и вышла.
После этого визита мы установили видеодомофон, камеры у двери. Предупредили соседей, чтобы не пускали незнакомых людей.
Какое-то время было тихо. Надежда Петровна не появлялась, не звонила. Мы начали расслабляться, думать, что она смирилась.
И тут случилось то, чего я боялась больше всего.
Я гуляла с Софией в парке. Обычная прогулка, обычный день. Остановилась у лавочки, чтобы поправить одеяло в коляске.
И тут кто-то сильно толкнул меня в спину. Я упала, больно ударившись коленями об асфальт. Обернулась — Надежда Петровна хватала коляску.
— Не трогайте! — я вскочила, не чувствуя боли.
— Это моя внучка! Вы не умеете за ней ухаживать!
Она потянула коляску на себя. Я вцепилась с другой стороны. София проснулась и заплакала.
— Помогите! — закричала я. — Похищают ребёнка!
Люди обернулись. Какой-то мужчина подбежал к нам.
— Что происходит?
— Она хочет украсть мою дочь! — я показала на свекровь.
— Это моя внучка! Я имею право!
— Вызывайте полицию, — попросила я мужчину.
Надежда Петровна отпустила коляску и попятилась.
— Ты сумасшедшая! Я просто хотела посмотреть на ребёнка!
— Вы напали на меня!
— Ничего я не делала! Это ты на меня набросилась!
К счастью, в парке были камеры. Полиция просмотрела запись и увидела, как Надежда Петровна толкает меня и хватает коляску.
Её задержали. Сергей примчался в участок, бледный как полотно.
— Как София? Как ты?
— Мы в порядке. Но я больше не могу так жить, Серёж. Она опасна.
— Я знаю.
Мы написали заявление. Надежду Петровну отпустили под подписку о невыезде, но выдали запретительный ордер — она не могла приближаться к нам ближе чем на сто метров.
— Теперь всё? — спросила я мужа, когда мы вернулись домой. — Она оставит нас в покое?
— Надеюсь.
Но я видела в его глазах сомнение. Мы оба знали — Надежда Петровна не из тех, кто сдаётся.
И всё же следующие полгода прошли спокойно. София росла, начала улыбаться, переворачиваться, лепетать. Мы почти забыли о кошмаре с Надеждой Петровной.
А потом она появилась снова. Не лично — через социальные службы.
К нам пришла проверка. Женщина из опеки сказала, что поступил сигнал о ненадлежащем уходе за ребёнком.
— От кого сигнал? — спросил Сергей.
— От бабушки ребёнка. Она утверждает, что вы плохо ухаживаете за дочерью, не даёте ей общаться с внучкой.
Мы показали все документы, квартиру, Софию — упитанную, весёлую, здоровую малышку. Инспектор осталась довольна.
— Всё в порядке. Но бабушка имеет право на общение с внучкой, если суд не постановил иное.
— У нас есть запретительный ордер, — я показала документ.
— Это временная мера. Советую решить вопрос мирно, пока бабушка не обратилась в суд.
После ухода инспектора мы с Сергеем долго молчали.
— Она не остановится, — наконец сказала я.
— Знаю.
— Что будем делать?
— Не знаю, Кать. Честно — не знаю.
Прошла неделя. Потом ещё одна. Мы ждали нового удара, но его не последовало.
А потом позвонила тётя Галина.
— Надежда в больнице. Инсульт.
Сергей поехал сразу. Вернулся через несколько часов с красными глазами.
— Она парализована. Врачи говорят, шансов на восстановление мало.
Я не знала, что сказать. С одной стороны, Надежда Петровна превратила нашу жизнь в ад. С другой — она была матерью моего мужа, бабушкой моей дочери.
— Поезжай к ней, — сказала я. — Она твоя мать, что бы между нами ни было.
Сергей обнял меня, уткнувшись лицом в плечо.
— Спасибо.
Он ездил к ней каждый день. Надежда Петровна не могла говорить, только смотрела на сына глазами, полными слёз.
Через месяц её не стало.
На похоронах я стояла рядом с Сергеем, держа на руках Софию. Тётя Галина смотрела на меня с осуждением, но молчала.
— Она любила тебя, — сказала я мужу, когда мы вернулись домой. — По-своему, неправильно, но любила.
— Я знаю. И я любил её. Несмотря на всё.
Прошёл год. София сделала первые шаги, сказала первое слово — «папа». Мы медленно возвращались к нормальной жизни.
Иногда Сергей доставал фотоальбом, показывал дочке фотографии бабушки.
— Это баба Надя, — говорил он. — Она тебя очень любила.
Я не возражала. Пусть София знает только хорошее о бабушке. Плохое мы оставим в прошлом.
В конце концов, Надежда Петровна дала нам важный урок. Мы научились защищать свою семью, ставить границы, быть друг для друга опорой.
И теперь, глядя на спящую дочь, я думала — мы никогда не станем такими родителями. Не будем душить любовью, контролировать, манипулировать. Мы дадим Софии свободу выбора, право на собственную жизнь.
А память о Надежде Петровне… Пусть она остаётся напоминанием о том, как не надо любить.
