Знаете, как звучит утро в аду? Нет, не стоны грешников и не скрежет зубовный. Утро в аду — это когда в шесть ноль-ноль, в шесть ноль-три, в шесть ноль-шесть и ещё примерно двадцать раз подряд начинает орать китайский смартфон мужа. Орёт мерзко, как будто издевается: «Подъём, солдат!». И каждый раз этот «солдат» — Денис, тридцать шесть лет, муж Ларисы — подскакивает, хватает телефон, выключает… и снова падает на подушку.
— Денис, — простонала Лариса, уткнувшись лицом в подушку, — ты меня достал.
— Ща… ещё пять минут… — пробормотал он и тут же вырубился.
Конечно, «пять минут» длились полтора часа. Потому что через три минуты снова звонил будильник. И снова. И снова. И снова.
Лариса работала администратором в ресторане. Возвращалась домой в полночь, а иногда и позже. Утро для неё — не время бодрости, а святая роскошь. И вот эта роскошь уже годами превращалась в пытку. Звуковую.
Она просила, умоляла, объясняла. Даже распечатывала статьи о том, как недосып убивает нервную систему. Денис читал, кивал и продолжал заводить свои будильники.
— Тебе легко говорить, — говорил он с вечера, валяясь на диване в спортивных штанах, — ты-то на работу к обеду. А мне к девяти.
— И что? — поднимала бровь Лариса. — Я в три ночи домой прихожу, ты в это время спишь.
— Ну так я ж тебя не будю.
Вот именно. Он не будил. Он просто ставил будильники. А дальше техника делала всё за него.
Будильник стал символом его эгоизма.
Впрочем, Лариса пыталась относиться к этому с юмором. «Окопная война», «звуковая атака», «режим пытки водой», только вместо воды — сигнал смартфона. Но смех смехом, а нервы с каждой неделей трещали всё громче.
Утро того самого дня началось как обычно. Шесть ноль-ноль. Трель. Шесть ноль-три. Сирена. Шесть ноль-шесть. Писк, будто в поликлинике объявили «следующий».
На шестой раз Лариса не выдержала.
— Денис! — голос у неё был таким, что кот, спавший у ног, слетел с кровати и убежал на кухню. — Или ты сейчас выключаешь всё это раз и навсегда, или я сама!
Денис приподнял голову, посмотрел мутным взглядом.
— Чё ты орёшь? Люди спят.
— Люди? — Лариса села в кровати, волосы растрёпанные, лицо серое. — Люди не спят! Люди мучаются!
— О, началось… — он закрыл глаза.
— Да! Началось! — её голос дрожал. — Я устала, Денис! Я не железная. Я не могу жить с твоими тридцатью будильниками.
— Да ладно, — он хмыкнул, отвернулся. — Ты преувеличиваешь.
— А ты обесцениваешь! — Лариса вскочила, босая пошлёпала на кухню. Включила чайник, но не для того, чтобы пить чай. Просто нужен был звук, громче будильника.
Чайник зашипел, и Лариса представила, как заливает этот кипяток прямо в телефон Дениса. Мелочная фантазия, но сладкая.
Через пару минут Денис пришёл, почесывая живот.
— Ты опять психуешь. — Голос у него был ленивый, раздражённый. — Ну реально, из-за ерунды.
— Ерунды? — она резко обернулась. — Для тебя это ерунда. Для меня это жизнь. Я как зомби хожу!
— Так выспись в выходные.
— А в выходные что? — она прищурилась. — Я что-то не помню, чтобы ты мне давал спать. В семь утра включаешь телевизор на полную.
— Ну извини, футбол же идёт.
Она рассмеялась — нервно, зло.
— Футбол. Ты футболом меряешь мою жизнь?
Он пожал плечами, сел за стол, достал телефон. Щёлкнул пальцем.
— Лар, ну ты сама драматизируешь. Я так живу, и ничего.
— Так живёшь? — она медленно подошла, встала напротив. — Ты живёшь так, чтобы удобно было только тебе.
— Ты сейчас хочешь сказать, что я плохой муж? — он поднял глаза, холодные.
— Я хочу сказать, что ты эгоист, — спокойно, почти тихо произнесла Лариса. — И что если ты не выключишь эти будильники… я сделаю это сама.
Тишина повисла тяжёлая. Только чайник громко кликнул — вскипел.
Денис усмехнулся:
— Ну-ну.
И снова уткнулся в телефон.
Вот в тот момент внутри Ларисы что-то щёлкнуло. Не как будильник — громко и нагло. А наоборот — тихо, холодно. Щёлкнуло, и стало ясно: назад дороги нет.
На следующий день Лариса проснулась в семь утра. Не потому, что выспалась, а потому что снова заорал Денисов будильник. Причём не один, а целый хор: один визжал в спальне, другой пиликал в кухне, третий гудел в ванной. Как будто в квартире объявили воздушную тревогу.
Она резко села в кровати. На часах было воскресенье. Воскресенье, мать его. Денис, кстати, мирно сопел рядом.
— Ты издеваешься? — её голос дрожал от злости.
Он, не открывая глаз:
— Чё? Выходной же…
— А будильники?
— А, — сонно улыбнулся. — Забыл выключить.
И снова заснул.
У Ларисы перед глазами потемнело. «Забыл». Это было уже не про забывчивость, а про демонстрацию власти. Своего рода издёвка: «Я тут хозяин, я ставлю будильники, и ты с этим ничего не сделаешь».
Она поднялась, босиком прошла по квартире, собрала все три телефона (да, у него было три — «рабочий», «личный» и «старый, но жалко выбросить»), и швырнула их на балкон. Дверь захлопнула, защёлку повернула.
— Э! — Денис вскочил, глаза квадратные. — Ты чё творишь?!
— Я? — она стояла посреди кухни, руки дрожали, но голос был спокойный. — Я пытаюсь выжить в этом доме.
— Ты больная! — он кинулся к балкону, дёрнул ручку. — Ты понимаешь, что это мои вещи?
— Понимаю. — Она опёрлась о стол. — И понимаю, что мне тоже надо спать.
Он обернулся, лицо перекошенное.
— Это война, Лара.
— Отлично, — она усмехнулась. — Значит, война.
С этого дня начался настоящий фронт.
В понедельник утром будильники снова заорали. Она вскочила, но тут же поняла: телефоны на месте. Он их тайком с балкона вернул ночью.
Вечером, когда он пришёл с работы и развалился в кресле, Лариса подошла:
— Денис, ты специально?
— В смысле? — сделал вид, что не понял.
— Ты знаешь в каком я состоянии. Зачем продолжаешь?
— А чё я такого делаю? — он пожал плечами. — Будильник завёл, ну и что.
— «Ну и что»? — она стиснула зубы. — Это пытка!
Он медленно встал, подошёл ближе.
— Слушай, — сказал почти шёпотом. — Ты сама драму раздула. Я не виноват, что ты истеричка.
Она хотела врезать ему пощёчину, но удержалась. Только руки сжались в кулаки.
— Истеричка? — переспросила. — Хорошо. Тогда готовься.
В субботу он сладко спал до обеда. А в семь утра Лариса включила пылесос. Причём не тихонечко, а в полный режим «турбо».
Денис подскочил, волосы дыбом.
— Ты чё творишь?!
— Убираюсь, — спокойно сказала она. — А что?
— Ты сдурела! Сегодня выходной!
— Вот именно, выходной. Я решила всё сделать пораньше.
И включила фен. Долго, нарочно. Потом — музыку. Потом пошла жарить мясо, швыряя сковородой так, что грохот стоял на весь подъезд.
Он бегал за ней, орал:
— Прекрати!
А она невозмутимо отвечала:
— Я только начинаю.
К середине недели квартира превратилась в поле боя. Они разговаривали только криками. Он обвинял её в «ненормальности», она — его в «эгоизме».
Разговоры звучали примерно так:
— Ты вообще головой думаешь? — Лариса хлопнула дверцей шкафа.
— А ты думаешь, когда орёшь? — Денис ткнул пальцем в её сторону.
— Я прошу тебя по-человечески!
— Ты мне ультиматумы ставишь!
— Потому что ты глухой!
— А ты истеричка!
На третий вечер он собрал её вещи в чемодан.
— Всё. Уезжай к маме.
Она посмотрела спокойно.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я так жить не могу.
— Ты? — усмехнулась. — Это я так жить не могу.
Она подошла, выхватила чемодан, расстегнула и вывалила всё обратно. Прямо на пол.
— Вот твои игры, Денис. Чемодан — это твоя мечта. Но знаешь что? — она подняла глаза. — Я из этого дома никуда не уйду. Это моя квартира.
Он замер.
— Как это «твоя»? Мы ж вместе купили!
— А кто в договоре собственник? — прищурилась. — Вспомни, любимый.
Он побледнел. Потому что действительно, квартира была записана на Ларису. Куплена на её материнский капитал плюс ипотека, которую платили в основном её родители.
— Ты офигела, — выдохнул он. — То есть ты меня выгоняешь?
— Нет, — она спокойно сложила бельё обратно в шкаф. — Я даю тебе выбор. Или ты начинаешь уважать мой сон, или ищешь новое жильё.
Он ушёл в ту ночь. С хлопком двери, с громким «Ты ещё пожалеешь!».
А Лариса впервые за долгое время уснула в тишине.
Тишина была оглушительной. Она даже не верила, что так бывает — без трели, без писка, без его тяжёлого дыхания рядом. Просто сон. Настоящий, глубокий.
Но война только начиналась. Потому что Денис вернулся на третий день. И вернулся не один.
На пороге стояла его мать.
— Лариса, — сказала она холодно, — давай поговорим.
И вот тут Лариса поняла: настоящая эскалация ещё впереди.
Дверь в квартиру Ларисы распахнулась так, словно хозяйкой здесь была не она, а Валентина Петровна — мать Дениса. Женщина с видом прокурора на пенсии, в шубе, с сумкой, будто она пришла суд вершить.
— Лариса, — холодный голос, руки в бока. — Хватит мучить моего сына.
Лариса стояла босая, в домашнем халате, чашка кофе в руке. Спокойная, но глаза сверкали.
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Сын ваш мучается? Интересно, от чего именно? От будильников, которые он сам себе ставит?
Денис в это время топтался за её спиной, как мальчишка, прячущийся за маминой юбкой.
— Мам, ну скажи ей…
— Скажу, скажу, — мать вскинула подбородок. — Лариса, ты обязана считаться с мужем. У вас семья.
— У нас война, — сухо ответила Лариса. — И ваш сын её начал.
— Какая война? — возмущённый вздох. — Ты просто ленивая! Спишь до полудня, как клоп на печке!
Лариса поставила чашку на стол.
— Я работаю до ночи. Ваш сын в это время в тапках сериалы смотрит.
— Не смей! — выкрикнула свекровь. — Денис у меня золотой! Он вон ипотеку платит!
Лариса усмехнулась.
— Ипотеку платят мои родители. Ваш «золотой» максимум коммуналку переводит.
Денис вскинулся:
— Ну всё, хватит! Мы решили: квартира будет продаваться!
— Что? — Лариса замерла.
— Да, — Валентина Петровна шагнула ближе. — Мы с сыном посоветовались. Половина квартиры его по закону как супругу. Мы продадим и купим новое жильё. А ты либо участвуешь, либо катись к чёрту.
Тишина повисла гробовая. Только часы на стене тикали.
— Вы серьёзно? — голос Ларисы дрогнул, но она держалась. — Вы пришли в мой дом и объявили, что он ваш?
— Мы имеем право! — свекровь победно прищурилась.
— А я имею документы, — Лариса пошла в спальню, вернулась с папкой. Бросила на стол. — Собственник квартиры — я. Сын ваш вписан только как проживающий.
Денис побледнел. Мать тоже.
— Врёшь! — выкрикнула Валентина Петровна.
— Хотите проверить? — Лариса протянула свидетельство о собственности. — Вот, смотрите.
Свекровь сжала губы, Денис отступил на шаг.
— Выгоняй меня, да? — прохрипел он.
— Нет, — спокойно сказала Лариса. — Я просто напоминаю: вы гости. И правила здесь мои.
Она подошла к двери, распахнула её.
— А теперь — собирайся. И ты, Денис. Ваше утро с будильниками закончилось.
Молчание. Потом хлопанье дверцами, ругань, топот. Мать что-то шипела: «Пожалеешь!», Денис — «Я вернусь!».
Но через час в квартире осталась только Лариса.
Она стояла у окна, смотрела на белый снег во дворе. В квартире было тихо. Не просто тихо — благословенно. Ни звука, ни писка.
Будильник, как символ войны, был повержен.
И в этой тишине Лариса впервые улыбнулась по-настоящему.
Она выстояла. И выгнала обоих.
Теперь это был её дом. Её жизнь. Её тишина.
Финал: героиня остаётся в своей квартире одна, выгоняет мужа и свекровь, которые пытались лишить её и сна, и дома. Сильный, неожиданный, принципиальный.
