— Катя, я ногу сломала! — голос свекрови в трубке был полон трагизма шекспировской актрисы. — Перелом шейки бедра. Теперь я инвалид. На всю жизнь.
Я слушала ее, а на другом мониторе висел график запуска нашего нового проекта. Я руководитель IT-проекта. Мой мир — это дедлайны и совещания. Но я знала, что сейчас мне предстоит решать задачу, в которой нет ни логики, ни здравого смысла.
— Я сейчас приеду, Тамара Павловна, — сказала я, отменяя встречу с разработчиками.
Ее квартира была похожа на храм. На стенах — фотографии сына Игоря, от младенчества до свадьбы. Свекровь лежала на диване с загипсованной ногой и смотрела на меня.
— Все, Катя. Отжила я свое. Теперь буду лежать, в потолок плевать. А кто мне стакан воды подаст?
— Мы наймем вам лучшую сиделку. С медицинским образованием. Составим график…
— Сиделку? — посмотрела на меня, как на предательницу. — Чужого человека в мой дом? Нет! Ты — жена моего сына. Моя невестка. Твой долг — ухаживать за мной.
Я похолодела. В ее словах я услышала эхо голоса своей матери: «Я для тебя все, а ты неблагодарная!».
— Но… у меня работа. Запуск проекта…
— Работа? — горько усмехнулась она. — Я сына сорок лет растила, ночей не спала. А что сделала ты?
Пришла на все готовенькое, в нашу семью. Так будь добра, отрабатывай. Твои бумажки в офисе подождут. А мать — ждать не может.
Вечером я пересказала этот разговор Игорю. Он выглядел уставшим.
— Кать, я поговорю с ней, потерпи, — говорил он, избегая моего взгляда. — Она сейчас напугана, поэтому и ведет себя так. Ей нужно предложить такое решение, от которого она просто не сможет отказаться, понимаешь? Такое, чтобы любой ее отказ выглядел как полный абсурд. Но я пока не знаю, какое.
Я видела, как он разрывается.
Следующие две недели превратились в ад. Я срывалась с работы, чтобы привезти ей обед. Тратила вечера на уборку в ее квартире. А она становилась все требовательнее.
— Суп несоленый. Подушка неудобная. Ты плохо стараешься, Катя.
Однажды, когда я принесла ей обед, она долго смотрела на меня, а потом сказала тихим, ядовитым голосом:
— Знаешь, а Игорь мне рассказывал про твою маму. Про то, как она всю жизнь собой жертвовала, а потом попрекала этим всех вокруг. Так вот, ты, деточка, еще хуже. Ты даже жертвовать не хочешь. Просто эгоистка. Вся в отца, наверное.
Я замерла, держа в руках поднос. Это был удар. Точный, выверенный, прямо в мой самый главный страх. Она не просто манипулировала. Взяла детскую травму, которую ей, раскрыл мой муж, и использовала ее как оружие.
На прошлой неделе я опоздала на утренний созвон, потому что свекровь потребовала сварить ей кашу. Мой главный разработчик посмотрел на меня в Zoom с немым укором. Днем позже я забыла отправить важное письмо, потому что Тамара Павловна трижды звонила мне с жалобами на сиделку. Мой начальник, который всегда ставил меня в пример, в пятницу вызвал меня на разговор.
— Катя, у тебя все в порядке? — спросил он мягко. — Ты стала рассеянной. Команда это чувствует. Проект на грани срыва.
Я стояла в его кабинете, кивала и что-то лепетала про «семейные обстоятельства», а внутри все сжималось от унижения. Ее капризы стоили мне не только нервов. Они стоили мне моей репутации.
В тот вечер я позвонила своей старой подруге Маше.
— Маш, я чудовище, — выпалила я, едва сдерживая слезы. — Она сказала, что я эгоистка, как мой отец. И я… я ведь и правда думаю только о своей работе…
Маша, которая знала всю историю моей семьи, выслушала меня, а потом сказала очень спокойно:
— Кать, а давай на языке фактов. Твой отец был эгоистом, потому что он тратил мамины деньги на свои развлечения. Ты — эгоистка, потому что пытаешься сохранить свою работу, которая кормит твою семью. Чувствуешь разницу?
— Но она же страдает…
— Она страдает, а ты должна страдать вместе с ней? — фыркнула Маша. — Это не забота, это токсичное слияние. Она не просит о помощи, а требует твою жизнь в полное свое распоряжение. Твоя мать жертвовала собой, потому что не видела другого выхода. А у тебя он есть. И не быть жертвой — это не эгоизм. Это здравый смысл.
Точкой кипения стал ее звонок в среду.
— Катя, сиделка, которую ты нанимала на выходные, сказала, что больше не придет. Я ей объяснила, что мне чужие люди не нужны. Зачем мне чужие, если у меня есть ты? Так что в субботу и воскресенье будешь со мной. Я уже и сыну сказала, он не против. Он же понимает, что твое место сейчас здесь, рядом со мной.
Я положила трубку. И посмотрела на свой ежедневник, где на субботу была запланирована важнейшая встреча. И я поняла, что больше не могу. Пришло время выбрать.
Не стала ничего говорить Игорю. Действовала. Как на работе. Открыла ноутбук и сразу выскочила вкладка элитного агентство. Странно, я вроде не искала ничего подобного в интернете, но это так вовремя. Я провела три собеседования. Я проверила рекомендации.
В пятницу утром пришла к свекрови. Со мной была Надежда — приятная женщина лет пятидесяти, в белоснежной форме.
— Тамара Павловна, знакомьтесь, это Надежда. Она будет ухаживать за вами.
— Я же сказала, мне не нужны чужие! — взвизгнула свекровь.
— Конечно, — кивнула я. — Поэтому я нашла не чужого человека, а профессионала. Надежда — медсестра высшей категории.
Я достала из папки два документа.
— Вот договор с агентством. А это — счет. За первый месяц. Сумма — сто пятьдесят тысяч рублей.
Положила счет ей на тумбочку.
— Я понимаю, что с вашей пенсии это оплатить сложно. Поэтому просто переведите эту сумму с вашего накопительного счета в банке. Игорь мне говорил, что у вас там как раз осталось немного после продажи дачи.
Свекровь смотрела то на счет, то на меня. Ее лицо медленно вытягивалось.
— Я… я не буду платить! — пролепетала она. — Это обязанность моего сына!
— Ошибаетесь, — мягко улыбнулась я. — По закону, обязанность по содержанию родителей лежит на детях в том случае, если родители нетрудоспособны и нуждаются в помощи. Ваша пенсия и сбережения полностью покрывают ваши нужды.
Посмотрела ей прямо в глаза.
— Тамара Павловна, я всю жизнь боялась быть «эгоисткой». Но вы меня вылечили. Да, я эгоистка. Я эгоистично хочу работать. Я эгоистично хочу спать по ночам. Я эгоистично хочу, чтобы мой муж принадлежал мне, а не был вечным заложником вашего чувства вины. Я принимаю свой «эгоизм». И оплачивать его я буду сама. А вы свой, пожалуйста, оплачивайте из своего кармана. Повернулась к Надежде.
— Вы можете приступать.
Вечером позвонил Игорь. Я ждала бури.
— Мама звонила. В истерике, — сказал он. Но в его голосе не было злости. — Кричала, что ты ее разорить хочешь.
— А ты что сказал? — спросила я, затаив дыхание.
Он помолчал.
— Я сказал: «Мама, я не понимаю твоих претензий. Катя позаботилась о тебе. Мы обеспечили тебе лучший уход. Теперь, если ты от него откажешься и с тобой что-то случится, это будет уже не наша вина, а твой личный выбор. И жаловаться будет некому. Ты этого хочешь?»
Я молчала, ошеломленная.
— Это… это ты нашел это агентство? — догадалась я.
— Я просто оставил вкладку открытой на твоем ноутбуке, — тихо ответил он. — Кать, я знаю свою мать. Спорить с ней — все равно что тушить пожар бензином. Я видел, как ты мучаешься. И понимал, что единственный способ победить — это предложить ей решение, от которого она не сможет отказаться, не выставив себя полной идиоткой. Ты все сделала идеально..
— Спасибо, — сказала я.
И впервые за много недель я почувствовала, как груз вины, который давил на меня, начал медленно растворяться.
