— Артём, посмотри, что я нашла в почтовом ящике.
Ева протянула мужу плотный, дорогой конверт кремового цвета. Голос её был обманчиво спокоен, но Артём, уже наученный горьким опытом последней недели, уловил в нём стальные нотки. Он отложил книгу и взял письмо. На конверте каллиграфическим, но каким-то злым
— От мамы? — предположил он, вертя конверт в руках. — Решила перейти на эпистолярный жанр?
— Открой, — коротко бросила Ева, садясь напротив и впиваясь в него взглядом.
Артём вскрыл конверт и вытащил сложенный вдвое лист такой же плотной бумаги. Он развернул его и начал читать. По мере того, как его глаза бежали по строчкам, лицо его менялось. Недоумение сменилось шоком, затем — багровым румянцем гнева.
— Это… это чудовищно, — прошептал он, дочитав. — Она не могла…
— О, ещё как могла, — ледяным тоном ответила Ева. — После истории с брошью я уже ничему не удивляюсь. Это просто следующий акт пьесы. Зачитай вслух, пожалуйста. Хочу ещё раз насладиться слогом твоей матери.
Артём сглотнул и, запинаясь, начал читать:
«Ева. Я не хочу называть тебя по имени, потому что ты его не заслуживаешь. Ты — змея, которую мой несчастный сын пригрел на своей груди. Ты разрушила нашу семью, настроила сына против родной матери, а мужа — против жены. Ты — пустоцвет, бесплодная смоковница, которая никогда не подарит мне внуков, потому что Бог шельму метит.
Я проклинаю тот день, когда ты переступила порог моего дома. Но ничего, это ненадолго. Мой юрист уже готовит иск о вашем выселении. Вы окажетесь на улице, где тебе, девице без роду и племени, самое место. И Артём вернётся ко мне. Он поймёт, кого потерял, и будет молить о прощении.
Гори в аду. Жанна».
Подписи не было, только эта последняя фраза, написанная с особым нажимом.
Когда Артём закончил, в комнате повисла звенящая тишина. Он смотрел на письмо с ужасом и отвращением.
— Я не верю, — наконец произнёс он, поднимая на Еву полные боли глаза. — Проклятия, бесплодие… Это не она. Мама может быть резкой, несправедливой, но не до такой степени. Это… это какая-то средневековая дикость.
— А рыться в чужом белье — это не дикость? А лживо обвинять в воровстве — это признак высокого интеллекта? — жёстко спросила Ева. Она была на взводе, обида и гнев душили её. — Артём, открой глаза! Твоя мать готова на всё, чтобы меня уничтожить!
— Нет! — он вскочил и заходил по комнате. — Нет, я знаю её! Она бы кричала, устраивала скандалы, звонила бы всем подряд, но писать… анонимки… Это не её стиль! И потом… — он вдруг остановился и снова взял письмо в руки. — Постой-ка…
Он подошёл к комоду, выдвинул ящик и достал старую открытку. — Это мама поздравляла меня с днём рождения в прошлом году. Посмотри.
Он положил рядом письмо и открытку. Ева подошла и склонилась над ними. Почерк на открытке был округлый, с изящными завитушками, типичный «учительский» почерк женщины старой закалки. А почерк в письме был другим. Буквы были выведены старательно, почти печатно, но с резкими, колючими штрихами. Кто-то очень пытался подделать манеру Жанны Борисовны, но у него не получилось. Почерки были похожи, как двоюродные братья, но не как близнецы.
— Не её рука, — тихо сказал Артём. — Похоже, но не она. Смотри, буква «д» совсем другая. И «т». У мамы она с петелькой, а здесь — просто крючок.
Ева всматривалась в строчки, и ледяной панцирь гнева внутри неё начал трескаться, уступая место холодному, липкому страху. Если это написала не Жанна Борисовна, то кто? Кто-то, кто был в курсе всех их семейных дрязг. Кто-то, кто ненавидел её, Еву, достаточно сильно, чтобы пойти на такую мерзкую подлость. И главное — кто-то хотел не просто поссорить её со свекровью. Он хотел поссорить её с мужем. Расчёт был прост: Ева, доведённая до отчаяния, поверит, что это написала свекровь, устроит Артёму очередной скандал, и их брак, и так трещавший по швам, развалится окончательно.
— Кто-то завёл в нашей семье «крота», — прошептала она. — И этот «крот» только что попытался взорвать наш дом.
Артём обнял её и крепко прижал к себе. — Не выйдет. На этот раз я с тобой. До конца. Мы найдём эту гадину, Ева. Клянусь, мы её найдём.
На следующий день они сидели на кухне у Кати. Сестра Евы, внимательно выслушав историю и изучив письмо через лупу, как заправский криминалист, вынесла свой вердикт.
— Работа топорная, но замысел дьявольский, — сказала она, отпивая кофе. — Автор — дилетант в подделке почерка, но профессионал в интригах. Цель ясна: окончательно развалить вашу семью, выставить Еву истеричкой, а Артёма — бесхребетным маменькиным сынком. Кому это выгодно?
Они начали составлять список подозреваемых. — Вера и Лариса, — первой назвала Ева. — Сестра и племянница Жанны Борисовны. После истории с брошью они — главные кандидатки. Вера хочет, чтобы её дочь была главной наследницей и любимицей, а мы ей мешаем.
— Логично, — кивнула Катя. — Мотив: зависть и корысть. Кто ещё?
— Тамара Игоревна, соседка, — неуверенно предложил Артём. — Она любит сплетни. Может, ей просто скучно, и она решила подлить масла в огонь, чтобы было что обсуждать.
— Мотив: развлечение, — записала Катя. — Тоже вариант. Психопаты, которые творят зло ради удовольствия, не такая уж редкость.
— А может… сам Пётр Андреевич? — вдруг сказала Ева. Все посмотрели на неё с изумлением. — Ну а что? Он устал от своей жены, от её вечных скандалов. Может, он решил таким образом её подставить, чтобы она наконец угомонилась, а заодно и нас с ней рассорить окончательно, чтобы она занималась только им?
Артём решительно замотал головой. — Нет. Отец на такое не способен. Он порядочный человек. И он был на нашей стороне в истории с брошью. Нелогично.
— Хорошо, вычёркиваем, — согласилась Катя. — Итак, у нас три основных подозреваемых: Вера, Лариса, Тамара. Чтобы понять, кто из них автор, нам нужно что? Правильно, образцы их почерка.
— И как мы их достанем? — вздохнул Артём. — Не попросим же мы их написать диктант на тему «Как я провёл лето»?
— Придётся проявить изобретательность, — усмехнулась Катя. — Включаем режим Шерлока Холмса. Вам нужно под благовидным предлогом заставить каждую из них что-нибудь написать. Рецепт, номер телефона, адрес… Что угодно. И обязательно ручкой, а не на компьютере.
План был дерзкий и сложный, но другого выхода не было. Они решили начать с самого простого — с Тамары Игоревны.
«Операция «Рецепт»» была поручена Еве. Она снова позвонила соседке свекрови, рассыпалась в благодарностях за совет по уходу за гортензией и пожаловалась, что никак не может испечь такие же вкусные пирожки с капустой, как у неё.
— Ой, деточка, там же всё просто, как дважды два! — с готовностью откликнулась Тамара Игоревна. — Да я сто раз пробовала, не получается! — сокрушалась Ева. — Может, вы мне продиктуете, а я запишу? Ой, нет, ручки под рукой нет… А вы не могли бы мне на бумажке написать и в почтовый ящик на даче бросить? Мы как раз на выходных туда поедем.
— Конечно, напишу, деточка, не вопрос! — обрадовалась Тамара Игоревна возможности блеснуть своими кулинарными талантами.
Первый образец был получен.
С Верой и Ларисой было сложнее. Они жили в другом городе, и просто так к ним не напросишься. Нужен был веский повод. И этот повод, как ни странно, им подкинула сама Жанна Борисовна.
Через несколько дней она позвонила Артёму. Голос её был холоден, как айсберг, но без обычной истерики. Она сухо сообщила, что её сестра Вера приглашает их всех на свой юбилей, который состоится через две недели в загородном ресторане.
— Явка обязательна, — отчеканила она. — Вера не поймёт, если её родной племянник с женой проигнорируют такое событие. Не хватало ещё, чтобы из-за вас у меня испортились отношения с сестрой.
Это был идеальный шанс.
Юбилей Веры проходил с размахом. Арендованный зал в дорогом ресторане, живая музыка, десятки гостей. Вера, полная, властная женщина в блестящем платье, порхала между столами, принимая поздравления. Её дочь Лариса, худая, нервная девица с хищным взглядом, следовала за ней, как тень.
Жанна Борисовна и Пётр Андреевич сидели за главным столом и делали вид, что не замечают Еву и Артёма. Напряжение можно было резать ножом.
В середине вечера Артём приступил к выполнению своей части плана. Он подошёл к Ларисе. — Лариса, привет. Слушай, не выручишь? Я хочу отцу на день рождения подарить хороший спиннинг, а ты, я слышал, в этом разбираешься. Можешь набросать пару моделей и где их лучше посмотреть? А то я в этом полный профан.
Лариса, которой явно льстило такое внимание, снисходительно кивнула. — Да, конечно. Давай салфетку и ручку.
Артём протянул ей блокнот и ручку, которые предусмотрительно захватил с собой. Лариса небрежно нацарапала несколько названий и адресов магазинов. Второй образец был в кармане.
Оставалась главная цель — Вера. Тут в дело вступила Ева. Она дождалась момента, когда именинница присела отдохнуть, и подошла к ней с бокалом шампанского.
— Вера Павловна, ещё раз с юбилеем! Выглядите потрясающе! — начала она с самой обезоруживающей улыбки. — Спасибо, Евочка, — процедила Вера, не скрывая своего удивления.
— Я тут подумала, — продолжала Ева, — у вас такой хороший вкус. Мы с Артёмом хотим сделать небольшой ремонт в гостиной, поменять шторы. Может, посоветуете нам какой-нибудь хороший салон? Вы наверняка знаете проверенные места.
Вера на секунду задумалась. Ей явно не хотелось помогать ненавистной невестке племянника, но отказать в такой мелочи на собственном юбилее было бы невежливо.
— Есть один салон, на Кутузовском, — нехотя сказала она. — «Гардиния». — Ой, а вы не могли бы записать название и адрес? А то я на слух плохо воспринимаю, боюсь перепутать, — простодушно попросила Ева, протягивая тот же блокнот и ручку.
Вера поджала губы, но взяла блокнот и твёрдой, уверенной рукой написала название и адрес салона. Третий образец был получен. Миссия была выполнена.
Вернувшись домой, они первым делом разложили на столе анонимное письмо и три полученных образца. Даже без графолога всё стало ясно.
Почерк Тамары Игоревны был мелкий, бисерный, совершенно не похожий на анонимку. Почерк Ларисы был размашистый, с кучей завитушек, как у школьницы-отличницы.
А вот почерк Веры… Он был практически идентичен почерку в письме. Те же угловатые, злые буквы. Та же характерная «д», та же «т» в виде крючка. Сомнений не оставалось. Автором была Вера.
— Но зачем? — прошептала Ева. — Я ей ничего плохого не сделала. — Ты существуешь, — мрачно ответил Артём. — И ты — жена её племянника. А она, видимо, хотела, чтобы я женился на какой-нибудь дочке её подруги, чтобы укрепить «клан». А ты — чужая. И ещё, я думаю, она боится, что мама оставит эту квартиру нам. А у неё свои планы. Может, она хочет её продать и купить Лариске отдельное жильё.
— Значит, всё дело в квартире, — устало сказала Ева. — Как же это всё мелко и грязно.
— Теперь у нас есть доказательства, — решительно сказал Артём. — И мы должны их использовать.
— И что мы будем делать? Пойдём к Вере и ткнём ей в лицо этим письмом? Она всего будет отрицать, скажет, что мы сами всё подделали, — усомнилась Ева.
— Нет, — вмешалась Катя, которой они тут же позвонили и отправили фотографии образцов. — Действовать нужно тоньше. Мы нанесём удар оттуда, откуда она не ждёт. Через Жанну Борисовну.
— Но она же с нами не разговаривает! — воскликнула Ева. — А придётся, — хитро улыбнулась Катя. — У меня есть идея.
На следующий день Ева поехала на дачу к свёкрам. Одна. Без Артёма. Это было частью плана Кати. Она приехала без звонка, зная, что в это время Пётр Андреевич обычно уходит на речку, а Жанна Борисовна остаётся одна.
Она застала свекровь в саду, где та с ожесточением полола грядку с клубникой. Увидев Еву, она выпрямилась, и её лицо окаменело.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она холодно. — Я приехала поговорить, Жанна Борисовна, — спокойно ответила Ева. — Только не о нас с Артёмом. О вас.
Это заинтриговало свекровь. Она молча указала на скамейку у дома. Они сели.
— Я не буду ходить вокруг да около, — начала Ева, глядя ей прямо в глаза. — Несколько дней назад я получила вот это.
Она протянула свекрови анонимное письмо. Жанна Борисовна взяла его, надела очки и начала читать. Ева внимательно следила за её реакцией. Сначала на её лице было недоумение. Потом оно стало бледнеть. Когда она дошла до слов о «бесплодной смоковнице» и проклятиях, её руки заметно задрожали.
— Это… это не я, — прошептала она, отрывая взгляд от письма. В её глазах был настоящий, неподдельный ужас. — Ева, клянусь… я бы никогда… такие слова…
— Я знаю, — тихо сказала Ева. — Я знаю, что это не вы. И Артём знает. Мы сравнили почерк.
Жанна Борисовна смотрела на неё, не понимая. — Но кто? Кто мог… — Тот, кто хочет нас поссорить окончательно. Тот, кто хочет, чтобы вы выгнали нас из квартиры, а Артём развёлся со мной. Тот, кому это выгодно.
Свекровь молчала, её мозг лихорадочно работал. — Вера, — наконец выдохнула она. Это было не вопросом, а утверждением.
— У нас есть образец её почерка, — подтвердила Ева. — Они совпадают.
Жанна Борисовна откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза. Казалось, она постарела на десять лет за эти несколько минут. — Моя сестра… Родная сестра… — прошептала она. — За что?
— За квартиру, Жанна Борисовна, — мягко сказала Ева. — И за то, чтобы её Лариса была вам ближе, чем наш с Артёмом будущий ребёнок.
Свекровь вздрогнула и открыла глаза. — Какой ребёнок? — Пока никакой, — вздохнула Ева. — Но мы очень хотим. И такие письма, знаете ли, не прибавляют здоровья и спокойствия, которые для этого так нужны.
И тут случилось то, чего Ева никак не могла ожидать. Жанна Борисовна, властная, гордая, никогда не признающая своих ошибок, вдруг заплакала. Тихо, беззвучно, слёзы просто катились по её щекам.
— Прости меня, — прошептала она. — За всё. За шкаф, за брошь… Я была такой дурой. Я так боялась, что Артёмка отдалится от меня, что ты станешь для него важнее… И своими же руками всё испортила. А Вера… она всегда мне завидовала. Что у меня сын, а у неё — дочь. Что муж у меня — порядочный человек, а её — гуляка, хоть и с деньгами. Я думала, она — моя единственная опора, а она… нож в спину.
Ева молча сидела рядом. Она не знала, что сказать. Она видела перед собой не монстра-свекровь, а несчастную, одинокую женщину, которую предали самые близкие люди. И впервые за долгое время она почувствовала к ней не гнев, а острую жалось.
Она достала из сумки платок и протянула его Жанне Борисовне. — Что вы собираетесь делать? — тихо спросила она.
Свекровь взяла платок, вытерла слёзы и вдруг выпрямилась. В её глазах снова появился знакомый стальной блеск. — Я? — она горько усмехнулась. — Я устрою ей такую «сладкую жизнь», что она надолго забудет, как писать письма. Она хотела войны? Она её получит.
Развязка наступила в следующее воскресенье. Жанна Борисовна созвала «семейный совет» на даче. Приехали Вера с Ларисой, ничего не подозревающие и нарядные. Приехали Ева с Артёмом.
Когда все сели за стол на веранде, Жанна Борисовна встала, держа в руках то самое анонимное письмо.
— Дорогие родственники, — начала она своим напевным голосом, в котором, однако, звенел металл. — Я собрала вас здесь по очень неприятному поводу. Недавно моя невестка Ева получила вот такое послание.
Она зачитала письмо вслух. Громко, с выражением, не пропуская ни одного оскорбительного слова. По мере чтения лицо Веры становилось сначала белым, потом пошло пятнами. Лариса испуганно смотрела то на мать, то на тётю.
— Автор этого шедевра, очевидно, хотел поссорить меня с сыном и его семьёй, — закончила Жанна Борисовна и обвела всех тяжёлым взглядом. — И ему это почти удалось. Но есть одна неувязочка. Почерк.
Она выложила на стол письмо и рядом — листок, на котором Вера написала адрес салона штор. — Вера, сестричка, — она в упор посмотрела на неё. — Не хочешь ничего объяснить?
Вера вскочила, опрокинув бокал с соком. — Это не я! Это подстава! Они… они всё подделали! Они ненавидят меня!
— Мы отдали письмо на графологическую экспертизу, — холодно солгала Жанна Борисовна, следуя плану, который они разработали вместе с Евой и Катей. — И эксперт подтвердил, что почерк совпадает с твоим.
Клевета, между прочим, — это статья Уголовного кодекса. Но я не буду подавать в суд на родную сестру. Я поступлю иначе.
Она сделала паузу, наслаждаясь произведённым эффектом. — С этой минуты ни тебя, ни твоей дочери в моём доме больше не будет. Я вычёркиваю вас из своей жизни. И из завещания, которое перепишу завтра же. Всё моё имущество, включая эту дачу и квартиру в городе, отойдёт моему единственному сыну Артёму и его жене Еве.
— Ты не можешь! — взвизгнула Вера.
— Половина дачи — моя, от родителей! — Документы все оформлены на меня, — усмехнулась Жанна Борисовна. — Так что докажи обратное. Попробуй посудиться, потратишь кучу денег на адвокатов и всё равно проиграешь.
Тут в разговор вмешался молчавший до этого Пётр Андреевич. — Вера, — сказал он спокойно и веско. — Ты совершила страшный грех. Ты пошла против семьи. Бог тебе судья. А теперь уходите.
Вера метнула на всех взгляд, полный ненависти, схватила за руку рыдающую Ларису и, спотыкаясь, бросилась прочь.
Когда звук их машины затих вдали, на веранде воцарилась тишина. Жанна Борисовна подошла к Еве и Артёму.
— Я не шутила насчёт завещания, — сказала она твёрдо. — Завтра же едем к нотариусу. Вы натерпелись из-за меня и моих родственников. Хватит. Пора вам жить спокойно, в своём доме.
Она посмотрела на Еву, и в её глазах стояли слёзы. — И.… если у вас родится девочка… можно её будет назвать в честь моей мамы? Анной?
Ева шагнула вперёд и впервые по-настоящему искренне обняла свою свекровь. — Конечно, можно, мама Жанна.
Прошло два года. Ева и Артём сделали в своей, теперь уже по-настоящему своей, квартире ремонт. Жанна Борисовна и Пётр Андреевич продали дачу и купили домик поменьше, поближе к городу. Отношения между ними наладились. Они стали не идеальной, но нормальной семьёй, где люди уважают друг друга.
Вера пыталась судиться за дачу, но суд установил, что все права оформлены только на Жанну Борисовну, и Вера проиграла.
После проигранного суда Вера оборвала все контакты с сестрой. О её дальнейшей судьбе и судьбе Ларисы они ничего не знали, да и не хотели знать.
А полгода назад в семье Евы и Артёма случилось главное событие. Родилась маленькая Анечка.
Сейчас они все сидели на веранде нового дома свёкров и пили чай. Артём качал на руках дочку, а Жанна Борисовна смотрела на них с такой нежностью, какой Ева никогда раньше в её взгляде не видела.
— Знаешь, Евочка, — сказала она вдруг тихо. — Я иногда думаю… Если бы не то подлое письмо, мы бы, наверное, так и продолжали воевать. Может, и развелись бы вы с Артёмом. А так… оно как будто всю гниль из нашей семьи вычистило.
Ева взяла её за руку. — Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее, мама.
Она смотрела на своего мужа, на свою маленькую дочку, на эту женщину, которая из врага превратилась в близкого человека, и понимала, что они справились. Они прошли через огонь, воду и анонимные письма. И вышли из этого испытания не сломленными, а закалёнными. Их семья выстояла.
