— Три года я в разводе с вашим сыном, вот пусть его новая жена вам теперь помогает, я пальцем не пошевелю, — заявила я бывшей свекрови накануне и повесила трубку.
Руки дрожали от злости. Надежда Петровна звонила уже третий раз за неделю, каждый раз с одной и той же просьбой — помочь ей с покупками, съездить в поликлинику, привезти лекарства. Как будто ничего не изменилось, как будто я всё ещё её невестка, как будто три года назад не было этого болезненного развода с её драгоценным сыночком.
Утром я отвела дочь в садик, а потом налила себе кофе и села у окна. За стеклом шёл мелкий октябрьский дождь, и капли стекали по стеклу, как слёзы, которые я больше не позволяла себе плакать. Три года… Кажется, целая вечность прошла с того дня, когда я узнала об измене Игоря.
Телефон снова зазвонил. Я взглянула на экран — неизвестный номер.
— Алло?
— Катя, это Елена, соседка Надежды Петровны. Послушай, не клади трубку, пожалуйста.
Я узнала голос. Елена Сергеевна жила в соседней квартире со свекровью уже лет двадцать, мы иногда пересекались в магазине.
— Что случилось?
— Надежда Петровна в больнице. Инфаркт. Ночью увезли на скорой.
Мир вокруг как будто остановился. Я машинально поставила кружку на подоконник, кофе плеснулся на белую поверхность.
— Как… как она?
— Врачи говорят, что тяжело. Она без сознания пока. Катя, я знаю, что вы с Игорем разведены, но… она постоянно тебя спрашивает. Даже в бреду твоё имя называет.
— А Игорь? Он же должен…
— Игорь с новой женой в отпуске. В Турции. Телефон не берёт. Я нашла твой номер в её записной книжке.
Я закрыла глаза. Вот уж не думала, что когда-нибудь буду благодарна за то, что Надежда Петровна так и не вычеркнула мой номер из своих контактов.
— В какой больнице она?
— В пятой городской, кардиологическое отделение.
Через час я уже стояла у входа в больницу. Последний раз я была в соседнем корпусе 4 года назад, когда рожала Дашу. Тогда всё было по-другому. Тогда Игорь стоял рядом, держал за руку, Надежда Петровна принесла огромный букет роз и радостно плакала, глядя на внучку через стекло роддома.
Дарья… Моя четырёхлетняя дочка, которая сейчас спокойно играет в детском саду. Она иногда спрашивает про бабушку Надю, хотя они не виделись уже больше года. После развода Надежда Петровна пыталась поддерживать отношения, приходила к нам, приносила подарки Даше. Но потом появилась Виктория — новая жена Игоря, молодая, красивая, без детей. И визиты прекратились.
В кардиологическом отделении меня встретила строгая медсестра.
— Вы родственница?
— Я… — я запнулась. — Бывшая невестка.
— Родственников сейчас не пускаем. Только завтра с утра.
— Пожалуйста, — я достала телефон и показала фото Даши. — Это её внучка. Мы единственные, кто может к ней приехать.
Медсестра посмотрела на меня внимательно, затем на фотографию.
— Десять минут. Не больше.
Надежда Петровна лежала в палате одна, подключённая к множеству проводов и трубочек. Я не видела её почти год, и меня поразило, как сильно она изменилась. Седые волосы стали совсем белыми, лицо осунулось, руки на одеяле казались прозрачными.
Я села на стул рядом с кроватью и взяла её руку в свою. Она была холодной и такой хрупкой.
— Надежда Петровна, это я, Катя.
Никакой реакции. Только мерное пиканье аппаратов и тихое дыхание.
— Знаете, Даша вчера спросила про вас. Сказала, что скучает по бабушке Наде. Хочет показать вам, как она научилась читать.
Я не лгала. Дарья действительно иногда вспоминала бабушку, особенно когда мы проходили мимо парка, где Надежда Петровна любила её качать на качелях.
— Вы должны выздороветь. Слышите? Даша ждёт.
На следующий день я приехала снова, на этот раз с Дашей. Дочка несла в руках рисунок — яркий дом с большими окнами и цветами у входа.
— Мама, а почему бабушка спит? — шёпотом спросила Даша, глядя на неподвижную фигуру в постели.
— Она очень устала, малыш. Но она нас слышит.
Даша подошла ближе и положила рисунок на тумбочку.
— Бабушка Надя, я нарисовала тебе домик. Красивый, правда? А ещё я умею читать. Хотите, прочитаю сказку?
Не дожидаясь ответа, Дарья достала из моей сумки книжку и начала медленно, по слогам читать «Колобок». Её детский голосок звучал в тишине палаты, и мне показалось, что дыхание Надежды Петровны стало чуть ровнее.
— Мама, а почему папа не приходит к бабушке? — спросила Даша, когда мы выходили из больницы.
Я не знала, что ответить. Как объяснить четырёхлетнему ребёнку, что её папа наслаждается отдыхом в Турции, пока его мать умирает в больнице?
— Папа далеко, дочка. Не может приехать.
— А мы будем приходить?
— Да, будем.
И мы приходили. Каждый день. Я приезжала утром, перед работой, а вечером забирала Дашу из детского сада, и мы ехали в больницу вместе. Дарья рассказывала бабушке о своих делах, показывала новые рисунки, пела песенки, которые выучила в садике.
Врачи говорили, что состояние стабильно тяжёлое. Никто не мог сказать, придёт ли она в сознание. Но я не сдавалась. Каждый день покупала свежие цветы, меняла воду в вазе, рассказывала о наших делах.
— Знаете, Надежда Петровна, я получила повышение на работе. Теперь я ведущий менеджер проектов. Помните, как вы говорили, что у меня есть способности к организаторской работе? Вы оказались правы.
Я говорила с ней, как с живой, рассказывала новости, делилась планами. Иногда медсестры смотрели на меня с жалостью, но я не обращала внимания.
На пятый день к нам в палату зашла женщина лет сорока в белом халате.
— Вы Екатерина?
— Да.
— Я заведующая отделением, Марина Викторовна. Скажите, вы действительно бывшая невестка больной?
— Да, но…
— Понимаете, обычно родственники не проявляют такой… преданности после развода. Особенно учитывая, что сын больной даже не удосужился приехать.
Я почувствовала, как краснею.
— Надежда Петровна хорошо ко мне относилась. И Даша её любит.
— Это видно. Знаете, я работаю врачом уже двадцать лет, и замечаю, что пациенты, которых регулярно навещают, чувствуют себя лучше. Даже в бессознательном состоянии они каким-то образом ощущают заботу.
— Значит, мы можем продолжать приходить?
— Конечно. Более того, я хочу вам сказать — сегодня утром у неё были первые признаки улучшения. Реакция на свет стала лучше.
Сердце забилось сильнее.
— Это значит…
— Это значит, что есть надежда. Продолжайте делать то, что делаете.
В тот вечер я не удержалась и позвонила Игорю. Он ответил не сразу, голос был недовольный.
— Катя? Что случилось? С Дашей всё в порядке?
— С Дашей всё хорошо. Твоя мать в реанимации. Инфаркт.
Долгая пауза. На фоне слышалась музыка, смех.
— Как… серьёзно?
— Очень серьёзно. Она уже неделю без сознания.
— Чёрт… Катя, я не могу сейчас приехать. У нас отель пятизвездочный в Белеке, бешеных денег стоит…
— Твоя мать умирает, Игорь.
— Не говори так! Она сильная, выкарабкается. А ты… спасибо, что присматриваешь. Я тебе компенсирую все расходы.
Я повесила трубку, не дослушав. Расходы… Он думает, это вопрос денег.
Прошло много вечеров. Но настал вечер, когда Надежда Петровна открыла глаза.
Я как раз читала ей вслух статью из журнала о воспитании детей, когда заметила, что она смотрит на меня. Не просто открыла глаза — именно смотрит, осознанно.
— Надежда Петровна! — я вскочила со стула. — Вы меня слышите?
Она попыталась что-то сказать, но изо рта торчала трубка аппарата искусственного дыхания. Глаза наполнились слезами.
— Не пытайтесь говорить, всё хорошо. Сейчас позову врача.
Когда прибежала медсестра, Надежда Петровна по-прежнему смотрела на меня, не отводя взгляд. Её рука слабо сжала мою.
Трубку убрали только на следующий день. Первое слово, которое произнесла Надежда Петровна хриплым от долгого молчания голосом, было:
— Катя…
— Я здесь. Всё хорошо.
— Даша…
— Даша тоже здесь, где-то в коридоре. Она каждый день приходила, рассказывала вам сказки. Хотите её увидеть?
Слабый кивок.
Дарья вбежала в палату как ураган.
— Бабушка Надя! Ты проснулась! А я думала, ты спишь, как Спящая красавица!
Надежда Петровна улыбнулась — первая улыбка за все эти дни.
— Моя… девочка…
Даша забралась на кровать и аккуратно обняла бабушку.
— Я тебе столько всего расскажу! Я научилась завязывать шнурки! И ещё выучила стихотворение про осень! Хочешь послушать?
— Хочу…
И тут в дверях палаты появился Игорь. Загорелый, отдохнувший, с букетом дорогих цветов. За ним робко стояла молодая женщина — видимо, Виктория.
— Мама! — Игорь подошёл к кровати. — Как ты себя чувствуешь? Прости, что не сразу приехал, мы были на море, когда узнали…
Надежда Петровна посмотрела на сына, потом на меня. Её взгляд был странным — не радостным, каким я ожидала его увидеть, а каким-то оценивающим.
— Где… были? — прошептала она.
— Ну мама, я же говорю — на море. Мы с Викой в Турции отдыхали. Как только узнали, то сразу прилетели.
— Сразу?
— Почти. — Игорь растерянно посмотрел на меня. — Катя, а ты что ли каждый день приезжала?
Я пожала плечами.
— Надежда Петровна, нам пора. — Я взяла Дашу за руку. — Увидимся завтра.
— Катя… — слабый голос остановил меня у двери. — Спасибо…
Дома Даша долго не могла уснуть.
— Мама, а почему папа не приходил к бабушке, когда она спала?
— Он был далеко, дочка.
— А мы были близко?
— Да, мы были близко.
— И поэтому мы приходили?
— Да.
— Мама, а когда люди близко, они должны помогать друг другу?
Из уст младенца… Я поцеловала дочку в лоб.
— Должны, Дашенька. Обязательно должны.
Следующие две недели Надежда Петровна шла на поправку. Мы продолжали навещать её каждый день. Игорь тоже приезжал, но всё реже и реже. Работа, говорил он, дела.
— Катя, — сказала мне Надежда Петровна однажды, когда мы остались наедине. — Я должна с тобой поговорить.
— О чём?
— Об Игоре. О том, что произошло три года назад.
Я напряглась. Мне не хотелось вспоминать.
— Надежда Петровна, это в прошлом…
— Нет, не в прошлом. Я тогда знала. О его измене. Знала и молчала.
Мир снова остановился. Я медленно опустилась на стул.
— Знали?
— Он мой сын, Катя. Я его родила, вырастила. Думаешь, мать может не заметить, когда у сына появляется другая женщина? Я видела, как он изменился, как начал врать, прятать телефон.
— Но вы ничего не сказали…
— Я была дурой. — Слёзы потекли по её щекам. — Думала, что защищаю семью. Думала, что если не замечать проблему, она сама решится. А ты узнала сама, и всё рухнуло.
Я не знала, что сказать.
— Катя, я виновата перед тобой. Если бы я тогда поговорила с Игорем, заставила его выбрать… может быть, всё сложилось бы по-другому.
— Может быть, — тихо сказала я. — А может, он всё равно выбрал бы её.
— Возможно. Но я должна была попытаться. Ради тебя, ради Даши. Я полюбила тебя, но все равно предала.
Я взяла её руку.
— Надежда Петровна, прошлого не изменить. Но сейчас вы живы, мы рядом. Это ведь тоже что-то значит?
— Значит. Катя… после того, как Игорь женился второй раз, я перестала к вам приходить. Думала, что это правильно — не вмешиваться, не создавать проблем с Викторией. Но я скучала. По тебе, по Даше. Ты не представляешь, как я скучала.
— А я думала, что вы просто… забыли о нас.
— Никогда. Я каждый день думала о вас. И когда врачи говорят, что я звала тебя в бреду… это правда. Я звала единственного человека, который, как я знала, не бросит меня.
Слёзы застилали глаза.
— Но я же не пришла сразу. Когда вы звонили, я не хотела идти.
— А потом пришла. Это важнее.
Мы сидели в тишине, держась за руки.
— Катя, я хочу кое о чём тебя попросить.
— О чём?
— Не лишай меня внучки. Пожалуйста. Я знаю, что права не имею просить, но… Даша — это всё, что у меня осталось от той жизни, когда мы были семьёй.
— Надежда Петровна…
— И ещё. Я хочу переписать завещание. У меня есть квартира, дача, некоторые сбережения. Я хочу оставить всё Даше. Игорь… у него теперь новая семья, новая жена. А Даша… она моя внучка, и она должна знать, что бабушка её не забыла.
— Не стоит…
— Стоит. Я хочу все исправить.
Я не могла говорить от слёз.
— Надежда Петровна, вы выздоровеете. У нас ещё много времени впереди.
— Может быть. Но инфаркт — это предупреждение. В моём возрасте второго шанса может и не быть.
Когда Надежду Петровну выписали из больницы, я забрала её к себе. Ненадолго, сказала я, пока она окончательно не встанет на ноги. Но мы обе понимали, что она может оставаться столько, сколько захочет.
— Катя, — позвонил Игорь через неделю. — Что происходит? Мать говорит, что живёт у тебя.
— А что, проблемы?
— Да не в том дело… просто странно. Мы же разведены.
— Разведены мы с тобой, Игорь. Не с твоей матерью.
— Но Вика не понимает…
— А Вике что, хотелось бы ухаживать за больной свекровью?
Пауза.
— Ну… она же не привыкла. У нее мать еще молодая.
— Всё понятно. Не волнуйся, я справлюсь.
И я справлялась. Надежда Петровна быстро шла на поправку, помогала по дому, гуляла с Дашей, читала ей сказки. Вечером мы пили чай и разговаривали — о жизни, о планах, о Дашиной будущем.
— Знаешь, Катя, — сказала она однажды, — я только сейчас понимаю, что такое настоящая семья.
— А что такое?
— Это когда люди рядом не потому, что так положено, а потому, что не могут иначе. Ты могла не приехать в больницу. Могла сказать: «Не моя родственница, не моя проблема». Но приехала. И привезла Дашу. Потому что не могла иначе.
— Вы же не чужая мне.
— Официально — чужая. По документам я тебе никто. Но ты поступила как дочь. Нет, даже лучше. Я знаю семьи, где родные дети не проявляют столько заботы о престарелых родителях.
Я подумала об Игоре и его поездке на море.
— Просто так получилось.
— Не получилось. Ты выбрала. И я тебе за это благодарна.
Через месяц к нам пришёл нотариус. Надежда Петровна оформила завещание, как и обещала. Всё имущество — Даше.
— Вы уверены? — спросила нотариус. — А сын?
— У сына есть всё необходимое. А в квартире будет жить моя внучка.
В тот же день вечером позвонил Игорь. Голос был возмущённый.
— Катя, что за игры? Мать переписала завещание на Дашу?
— Это её право.
— Да какое право? Я единственный сын! Я любому судье докажу, что бывшая невестка манипулирует пожилым человеком!
— Игорь, остынь. Никто никем не манипулировал. Твоя мать в здравом уме приняла решение.
— Да она под твоим влиянием! Катя, я понимаю, что тебе хочется денег, но это неправильно.
Я посмотрела в окно, где Надежда Петровна играла с Дашей в песочнице.
— Знаешь что, Игорь? Когда твоя мать лежала в реанимации, я не думала о деньгах. Когда она училась заново ходить после инфаркта, я не думала о наследстве. Когда Даша читала ей сказки каждый вечер — мы не думали о завещании. Мы просто любили её.
— А я что, не люблю мать?
— Не знаю. Скажи мне — где ты был, когда она умирала?
Долгая пауза.
— Я не знал…
— Знал. Я звонила. А ты развлекался в Турции.
— Катя…
— Игорь, твоя мать жива. Она здорова. Мы счастливы. Если хочешь участвовать в её жизни — добро пожаловать. Если нет — не мешай нам жить.
Повесила трубку и поняла, что впервые за три года чувствую себя по-настоящему свободной.
Вечером, когда Даша уснула, мы с Надеждой Петровной сидели на кухне за чаем.
— Не жалеешь? — спросила она.
— О чём?
— Что связалась со мной. С больной старухой, которая мешает устраивать личную жизнь.
Я засмеялась.
— Надежда Петровна, когда я была замужем за вашим сыном, у меня была свекровь. Сейчас у меня есть мама. Чувствуете разницу?
Её глаза наполнились слезами.
— Спасибо, дочка.
— Это я вам спасибо. За то, что научили меня, что семья — это не штамп в паспорте. Это выбор каждый день быть рядом.
За окном падал первый снег. Даша завтра обязательно захочет слепить снеговика. А мы с Надеждой Петровной будем стоять у окна, пить горячий чай и смотреть, как играет наш ребёнок.
Наш. Потому что семья — это те, кто рядом, когда нужно. Те, кто приходит в больницу каждый день. Те, кто читает сказки и лепит снеговиков. Те, кто не пошевелил пальцем три года назад, но готов протянуть руку сегодня.
Семья — это выбор. И мы сделали свой.
