Жара стояла такая, что даже чайник на кухне казался обиженным на жизнь. Марина ходила по квартире в тонкой футболке и шлёпанцах, вытирая лоб тыльной стороной руки и мысленно молясь, чтобы этот день отменили. Но судьба, как обычно, оказалась глуха.
— Марин, мать приедет сегодня, — сказал Алексей, появившись на пороге кухни и жуя бутерброд так, будто собирался войти в историю этим перекусом.
— Я думала, она уже приезжала… в прошлом году… и до сих пор не уехала, — отозвалась Марина, не поднимая глаз от раковины.
— Ты же знаешь, Игорь её обидел… — Алексей развёл руками. — Взял и продал её квартиру. Мать ему доверяла, а он…
— А теперь я должна за это расплачиваться? — Марина повернулась к нему, держа мокрую тарелку, как боевое оружие. — Ты в курсе, что это моя квартира? Моя. Я тут жила ещё до того, как ты со своей сумкой и ключами от гаража заявился.
— Марин, ну это же ненадолго, — с мягким голосом начал он, но взгляд у него был как у сантехника, который уже решил, что кран придётся менять целиком. — Она ведь мама.
— Твоя мама. — Марина резко поставила тарелку на сушилку. — А я тебе кто?
— Жена… — неуверенно выдохнул Алексей.
— Вот и вспомни это, когда твоя мама начнёт переставлять мне шкафы.
Но шкафы переставлять Валентина Петровна начала уже через два часа.
Она вошла в квартиру так, будто это её личная крепость, и сразу стала осматривать владения.
— Ну… неплохо, конечно, — протянула она, проходя в зал. — Но ковёр надо поменять. Темноват.
— Он тёплый, — спокойно заметила Марина.
— Да тут жарче, чем в бане, зачем тебе тёплый? — парировала свекровь, снимая с головы панамку и кидая её на диван. — И телевизор у тебя не там стоит. От окна — это вредно для глаз.
— Мои глаза как-то выдержали, — сухо сказала Марина.
— Ну, если ты так к себе относишься, я переживаю за Лёшу, — заметила Валентина Петровна с тем самым выражением лица, с каким врачи сообщают о неизлечимых диагнозах.
Алексей, который тащил её чемодан, попытался сгладить ситуацию:
— Мам, ну не начинай.
— Я не начинаю, я продолжаю, — ответила она, уже открывая дверцу шкафа. — О, а это что за тряпки? Марин, ты же замужем, пора одеваться прилично.
Марина почувствовала, как у неё закипает кровь. Она могла бы промолчать, но гордость сказала: «Давай, детка, сейчас самое время».
— Валентина Петровна, — она сделала шаг ближе, — мои вещи — это не ваша территория.
— Территория? — свекровь прищурилась. — Девочка, ты пока жена моего сына, ты в нашей семье. А в семье должно быть всё общее.
— Общие у нас только проблемы, — сказала Марина, иронично улыбнувшись.
— Марин… — Алексей уже начинал выглядеть, как посредник на переговорах, которые идут к провалу. — Может, ты чай поставишь?
— Может, ты маму в гостиницу отвезёшь? — парировала Марина, глядя на него в упор.
— Не начинай, — рыкнул он тихо.
— А что я начинаю? Я тут уже посторонняя? — Марина скрестила руки. — Квартира моя, ремонт мой, мебель моя. И всё это сейчас превращается в филиал Валентининого колхоза.
— Марин, ну ты же понимаешь, что маме тяжело… — начал Алексей, но в этот момент его мать уже вытаскивала из серванта фарфоровые чашки.
— Это что, китайский сервиз? — с интересом спросила она.
— Да, — коротко ответила Марина.
— Красивый. Жалко, что пылью покрылся, — сказала свекровь и без разрешения начала переставлять их в другой шкаф.
Марина почувствовала, как в голове зазвучала сирена: «Ещё одно движение — и будет война».
— Поставьте их на место, — произнесла она тихо, но с такой сталью в голосе, что Алексей даже выпрямился.
— А чего ты так? — обиделась Валентина Петровна. — Я ж помочь хотела…
— Помогите Игорю вернуть вам квартиру, — отрезала Марина.
Алексей выдохнул, как будто его ударили.
— Вот ты и сказала… — пробормотал он.
— Я сказала то, что думаю, — Марина смотрела прямо на свекровь. — Если вам нужна помощь — идите к тому, кто у вас это забрал. Я тут ни при чём.
— При чём, — холодно ответила Валентина Петровна. — Ты жена моего сына.
— И квартира моя, — жёстко поставила точку Марина.
Повисла пауза. Тишину нарушал только шум вентилятора, который уныло гонял горячий воздух. Алексей пытался что-то сказать, но только развёл руками.
— Ну, ладно, — наконец сказала свекровь, — я понимаю, что меня здесь не ждут.
— Вы правы, — кивнула Марина.
— Но я всё равно останусь, — добавила та и пошла разбирать чемодан.
Марина закрыла глаза, глубоко вдохнула и поняла: это будет долгая, очень долгая неделя.
Прошла неделя. Жара не спадала, а напряжение в квартире можно было резать ножом. Марина даже думала, что, если бы электрочайники умели чувствовать, их бы уже трясло от этой атмосферы.
Каждое утро начиналось одинаково: Марина шла на кухню, находила там свекровь, которая уже «слегка переставила» то баночки, то кастрюли, и — по классике — начинала день с «доброго слова».
— Марин, ну что ж ты так продукты-то держишь? — однажды сказала Валентина Петровна, открывая холодильник. — Молоко в дверце — оно же портится быстрее. И вообще, зачем тебе три вида сыра?
— Чтобы был выбор, — буркнула Марина, наливая себе кофе.
— Ага, выбор… — хмыкнула свекровь. — Выбери лучше себе мужа, который полки чинить умеет, а не только на работу бегает.
Алексей, который как раз зашёл, услышал и усмехнулся:
— Мам, ну хватит уже.
— Что хватит? — обернулась она. — Я ж не в обиду…
— Конечно, — отозвалась Марина, отпивая кофе. — Вы же всё говорите «не в обиду». Только обида потом неделю в воздухе висит.
— Да ты просто обидчивая, — подытожила свекровь и пошла вытирать стол, как будто это её кухня.
Марина уже научилась держать себя в руках, но в тот день терпение треснуло, как дешёвая кружка о кафель.
Вернувшись с работы, она заметила возле мусорного ведра… старый фотоальбом. Потёртый, в тканевой обложке, с пожелтевшими уголками. Тот самый, который она берегла с детства.
Марина наклонилась, достала его и открыла. Внутри — пустые страницы. Фотографий не было.
Сердце забилось в горле.
— Валентина Петровна! — позвала она, заходя в зал.
— Что случилось? — спокойно спросила свекровь, не отрываясь от телевизора.
— Где фотографии из моего альбома?
— А, это… — она махнула рукой. — Там такие старые снимки, все поцарапанные, выцвели. Я их выбросила, что их хранить?
— Выбросили?! — Марина почувствовала, как подкашиваются колени. — Это мои детские фотографии. Мои родители их делали!
— Ну, так у тебя же родители умерли, — равнодушно сказала свекровь. — Я подумала, тебе и так тяжело, а я место в шкафу освободила.
— Место?! — Марина сделала шаг вперёд. — Вы понимаете, что это память? Что вы не имели права трогать мои вещи?
— Марин, ну не начинай, — влез Алексей, который сидел в углу с телефоном. — Мама же хотела как лучше…
— Как лучше?! — Марина повернулась к нему, и голос её дрогнул. — Алексей, это мои фотографии! Не её! Она живёт здесь временно, а ведёт себя, как хозяйка.
— Ну, хозяйка ты, конечно, — усмехнулась Валентина Петровна. — Только у хозяйки в доме должен быть порядок.
— У хозяйки в доме должны уважать её вещи! — Марина уже почти кричала.
— Ты слишком всё близко к сердцу принимаешь, — вздохнула свекровь, будто разговаривала с ребёнком, который плачет из-за сломанной игрушки.
Марина закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки, но внутри всё кипело. В голове мелькнуло: «Вот и всё. Предел. Дальше я так жить не буду».
— Алексей, — тихо сказала она, — сегодня твоя мама уезжает.
— Что?! — он подскочил. — Ты с ума сошла?
— Нет, я наконец-то в себя пришла, — Марина смотрела прямо на него. — Или она уезжает, или я.
— Да ты просто ревнуешь меня к маме, — выдал он, даже не думая.
— Ревную? — Марина рассмеялась так, что в её голосе не осталось тепла. — Я защищаю свою жизнь.
Валентина Петровна поднялась с дивана, скрестила руки и сказала:
— Я никуда не поеду. Это квартира нашего Лёши.
— Ошибаешься, — спокойно ответила Марина, хотя внутри всё дрожало. — Эта квартира моя. И это я решаю, кто здесь живёт.
— Марин… — Алексей шагнул к ней, но она отступила.
— Не надо, — отрезала она. — Либо она — либо я. Решай.
И впервые за всё время Алексей промолчал.
Вечером Марина сидела в спальне, слушая, как свекровь и Алексей шёпотом что-то обсуждают на кухне. В руках она держала пустой альбом, и в груди было такое чувство, будто ей вырвали кусок сердца и выкинули на помойку.
Она знала: завтра будет решение. И оно изменит всё.
Утро началось странно тихо. Марина проснулась раньше всех. Ночь она провела почти без сна, ворочаясь и думая, как много лет позволяла топтаться по себе. Хватит. Сегодня всё закончится.
На кухне пахло жареными котлетами — Валентина Петровна уже колдовала у плиты. Марина зашла, села за стол и, глядя на свекровь, спокойно сказала:
— Вы сегодня уезжаете.
— Доброе утро, — скривилась та, даже не оборачиваясь. — Сначала бы поздоровалась, что ли.
— Доброе утро, — холодно повторила Марина. — И да, я не шучу.
Валентина Петровна усмехнулась:
— Я тебе что, чемодан? Захотела — увезла, захотела — вернула. Это квартира моего сына.
В этот момент в кухню вошёл Алексей, ещё в майке и шортах, сонный.
— Что за шум? — зевнул он.
— Твоя жена выгоняет меня, — обидно сказала свекровь, но в глазах у неё блеснуло удовлетворение — она явно хотела, чтобы разговор перерос в скандал.
— Алексей, — Марина встала, глядя ему в глаза, — сегодня твоя мама уезжает. Если хочешь — едешь с ней.
— Марин, ты совсем… — он попытался взять её за руку, но она резко отдёрнула.
— Не трогай меня. Я устала от постоянных оскорблений в своём доме. У меня есть документы, я хозяйка этой квартиры.
— Ты просто перегреваешься, — попытался пошутить он. — На улице жара, у тебя и крышу…
— Алексей, — перебила она, — у меня крышу снесло, когда я увидела свой фотоальбом в мусоре.
— Да Господи, — застонал он, — давай уже забудем об этом альбоме!
— Забыть?! — Марина сделала шаг к нему. — Это было моё прошлое. Моя память. А ты даже не встал на мою сторону.
Валентина Петровна поставила сковородку на стол и села, скрестив руки:
— Лёша, скажи ей, что это всё истерика.
— Мама, молчи, — неожиданно резко бросил Алексей, но тут же перевёл взгляд на Марину: — Давай мы это обсудим вечером, а?
— Нет, — твёрдо сказала она. — Чемоданы я уже собрала.
И правда, в прихожей стояли два больших чемодана и пара пакетов.
— Это что, мои вещи?! — удивился Алексей.
— И её тоже, — кивнула Марина. — Так будет лучше для всех.
— А если я не уйду? — свекровь поднялась, уперев руки в бока.
— Тогда я вызову полицию и напомню, что вы тут временно, — Марина не моргнула.
Алексей смотрел на неё, как на чужую. Но в его глазах впервые мелькнуло что-то похожее на растерянность.
— Ты правда меня выгоняешь? — тихо спросил он.
— Я выгоняю человека, который предал меня, — сказала Марина. — А кто ты — решай сам.
Тишина повисла густая, как пар в бане. Первой не выдержала Валентина Петровна — схватила сумку, прошипела:
— Ты ещё пожалеешь.
— Я уже пожалела, что терпела, — отрезала Марина.
Алексей поднял чемоданы, бросил на неё взгляд, в котором смешались злость и обида, и вышел за матерью. Дверь хлопнула так, что в коридоре зазвенело зеркало.
Марина осталась стоять в пустой квартире. Сердце колотилось, руки дрожали, но внутри росло странное чувство свободы. Она подошла к окну, глубоко вдохнула, а потом… рассмеялась.
Пусть теперь попробуют без меня. Лавочка закрыта.
