Елизавета протирала градусник спиртом, когда зазвонил телефон. Мать лежала отвернувшись к стене — как всегда после процедур.
— Лиза, это Дарья. Как дела у мамы?
— Живём потихоньку. А ты как? Давно не звонила.
— Да всё хорошо, но… мне нужно с вами поговорить. Приеду в субботу.
— Что-то серьёзное?
— Потом объясню. Роман со мной будет.
Елизавета положила трубку и машинально потёрла шею — там, где мышцы всегда напряжены от постоянных наклонов над кроватью. Три года и четыре месяца. Она считала дни, как срок заключения.
Утром — подъём в шесть, завтрак, процедуры. Работа медсестрой в соседней поликлинике — специально перевелась из областной больницы, чтобы быть рядом. В обед — домой проверить, покормить. Вечером — лекарства, уговоры поесть, смена белья.
А Дарья звонила по праздникам из своего коттеджа и приезжала дважды в год с дорогими подарками. Каждый визит — ревизия:
— Почему она худеет? Плохо кормишь?
— Эти лекарства дорогие, есть дешёвые аналоги.
— Может, сиделку наймём? Видишь же, устала совсем.
Устала. Как будто Дарья знала, что такое просыпаться от каждого звука, бояться отойти дальше соседнего магазина.
В субботу Дарья явилась с мужем и каким-то торжественным видом. Роман остался у подъезда — больную старушку навещать не его дело. А Дарья прошла прямо к матери, едва поздоровавшись.
Елизавета слышала их приглушённые голоса из кухни, где резала овощи для супа. Нож скользил по луковице размеренно — единственное спокойное занятие в этом доме.
Через полчаса Дарья вышла с лицом победительницы. Щёки горят, глаза блестят.
— Лиза, мама хочет тебе кое-что сказать.
Елизавета вытерла руки и прошла в спальню. Мать сидела, опираясь на подушки, с решительным выражением лица.
— Садись, дочка. Я долго думала о твоём будущем. О квартире тоже думала.
— О чём именно?
— Решила переписать жильё на Дарью.
Слова ударили, как пощёчина. Елизавета почувствовала, как горячая волна поднимается от живота к горлу.
— На… Дарью?
— У неё семья, детей растить нужно. А ты молодая, сама устроишься. К тому же Дарья говорит — заберёт меня к себе. Свежий воздух, тишина…
Три года. Три года Елизавета меняла памперсы, варила протёртые каши, считала таблетки. Отказалась от повышения, от личной жизни, от всего. А Дарья звонила по праздникам — и этого хватило, чтобы получить наследство.
— Документы готовы, завтра нотариус приедет, — продолжала мать, не замечая состояния дочери. — Дарья всё организовала.
Елизавета молча вышла из комнаты. В коридоре её перехватила Дарья:
— Лизочка, не расстраивайся. Понимаю, неожиданно, но так честнее. Ты же сама жаловалась Ксении, что очень устала…
— Жаловалась?
— Ну да, она мне рассказывала. Говорила, ты на грани срыва совсем.
Значит, её слова подруге пересказали сестре и обратили против неё. Усталость стала доказательством неспособности ухаживать за матерью.
— А ты, получается, на грани ничего не находишься?
— У меня опыт больше. Дети, знаешь ли…
Утром приехал нотариус. Дарья суетилась, расстилала бумаги, предлагала кофе. Режиссёр собственного спектакля.
Елизавета сидела у окна и смотрела, как мать дрожащей рукой ставит подписи. Дарья поддерживала её локоть, направляла ручку — заботливая дочь.
— Поздравляю с новой собственностью, — сказал нотариус, убирая печать.
Дарья расцвела:
— Мамочка, не пожалеешь! Роман уже готовит комнату, купили кровать с ортопедическим матрасом.
Елизавета встала и пошла к себе. Достала спортивную сумку — ту самую, что покупала для несостоявшегося отпуска пять лет назад.
Укладывала вещи молча. Рабочая форма, два свитера, джинсы. Косметичка полупустая — некому нравиться. Украшений нет — когда их носить?
— Лиза, ты что делаешь? — Дарья замерла в дверях.
— Собираюсь.
— Но никто тебя не выгоняет! Живи пока здесь, найдёшь что-то своё…
— Зачем? Квартира твоя, мама твоя. Разбирайся.
Дарья растерялась — план явно предусматривал другую реакцию.
— Но я же не сразу… нужно время всё организовать…
— Время? У тебя было три года подготовиться. Или думала, что после переоформления я останусь бесплатной сиделкой?
Елизавета подошла к матери, положила на кровать блокнот с записями о лекарствах:
— Здесь всё расписано — препараты, время, дозировки. Пригодится.
Мать побледнела:
— Лизонька, мы же не ругаемся… Я думала, тебе будет легче…
— Переписала квартиру на сестру? Замечательно. Теперь уход за тобой — её забота, не моя.
Слова прозвучали спокойно, без злости. От этого стало ещё страшнее.
— Завтра анализы сдавать — направления в синей папке. Таблетки от давления строго после еды. Удачи.
Елизавета подняла сумку и вышла, не оборачиваясь.
Сняла комнату рядом с работой. Маленькую, но светлую. Первые дни наслаждалась тишиной — можно встать когда хочется, заварить кофе для одной, включить любую программу.
Дарья звонила через день:
— Мама никак не привыкнет. Плачет, просит тебя.
— Привыкнет. Время лечит.
— Лиза, может, ты приедешь? Хоть на часок…
— Нет.
Через неделю тон изменился:
— У неё температура скачет. Что обычно помогало?
— Вызывай врача.
— Но ты же помнишь, какие у неё особенности…
— Теперь это изучать тебе.
Ещё через несколько дней Дарья приехала к поликлинике. Перехватила Елизавету после смены — растрёпанная, без обычного лоска:
— Умоляю, помоги! Она совсем плохая стала. Не встаёт, не ест, молчит целыми днями…
— Наймите сиделку.
— Но это же безумно дорого!
— А продать квартиру религия не позволяет?
Дарья поёжилась:
— Лиза, я понимаю, ты обижена…
— Я не обижена. Я свободна. Впервые за три года.
Через месяц Дарья позвонила в слезах:
— Лиза… мама в реанимации. Сердце…
— Сочувствую.
— Приезжай, пожалуйста! Врачи говорят…
— Что говорят?
— Что шансов мало.
Елизавета молчала. Внутри не было ни скорби, ни злорадства. Пустота.
— Лиза, ты слышишь?
— Слышу. Держи меня в курсе.
На следующий день Дарья сообщила:
— Всё… мамы больше нет.
После похорон Елизавета приехала на кладбище. Постояла у свежей могилы несколько минут.
— Получила, что хотела, — сказала тихо и пошла к выходу.
У ворот её догнал Роман:
— Елизавета… Дарья хочет переоформить квартиру обратно на тебя. Говорит, так справедливо.
Он протянул знакомую связку ключей.
— Не нужно.
— Но ведь по праву…
— Право нужно было вспомнить раньше.
Елизавета развернулась и пошла к остановке. Роман окликнул её:
— Дарья очень мучается! Говорит, виновата во всём…
— Мучается? — Елизавета обернулась. — А три года назад, когда планировала всё это, она тоже мучилась? Или только когда поняла, во что ввязалась?
Она села в автобус и посмотрела в окно. Завтра проснётся в своей комнате, сварит кофе только для себя, включит музыку. Не будет прислушиваться к чужому дыханию, считать таблетки, планировать день вокруг чужих потребностей.
На телефоне мигало сообщение от Дарьи: «Лиза, прости меня. Я поняла, каково тебе было. Квартира твоя, я всё верну.»
Елизавета удалила сообщение. Некоторые уроки нельзя выучить за других. Некоторая боль не лечится извинениями.
Автобус тронулся, увозя её к новой жизни. К жизни, где решения принимает только она сама.
