— Тамара, где деньги на продукты? Опять разбазарила?
Руслан стоял на кухне, тряся пустым кошельком. Тамара молча помешивала гречку, не поднимая глаз.
— Говорю с тобой! Триста рублей куда делись?
— Хлеб подорожал. И масло.
— Масло! — он швырнул кошелёк на стол. — Хорошо, что я за нас двоих думаю!
Руслан достал из кармана новые купюры, демонстративно пересчитал.
— На завтра хватит пятисот. И чтоб до четверга дотянули. Без меня пропадёшь, — усмехнулся он.
Тамара тихо улыбнулась. В голове промелькнула коробка от печенья, спрятанная за старыми кастрюлями. Там лежали деньги — по копейке собранные за три года. Сдача, которую он не замечал. Мелочь, забытая в карманах его курток перед стиркой.
— Завтра к Семёнычу поеду, — объявил Руслан после ужина, растягиваясь на диване. — Может, в командировку пошлют — в Тверь. Три месяца, но денег хороших обещают.
При слове «командировка» сердце Тамары сделало странный скачок.
— А я что делать буду?
— Работать будешь. В своём офисе полы драить. Только без меня смотри не загнись от тоски, — он рассмеялся от собственной остроумности.
Поздним вечером Тамара достала заветную коробку. Мелкие купюры лежали аккуратными стопочками. Рядом — документы на мамину дачу. Полгода назад всё оформила на себя, а мужу соврала про волокиту.
— Мама, — прошептала она, поглаживая справку о праве собственности. — Твоя дача станет моим спасением.
За стеной Руслан громко храпел. План давно созрел — оставалось дождаться момента.
В понедельник утром Руслан грузил чемодан в машину.
— Три месяца — как три дня пройдут. Главное, без глупостей тут. Деньги на месяц оставил, потом буду переводить.
Он небрежно чмокнул Тамару в щёку.
— Без меня пропадёшь, — бросил привычно и захлопнул дверцу.
Тамара проводила машину взглядом. Когда она скрылась за поворотом, достала телефон дрожащими руками.
— Галина Петровна? Это Тамара, соседка вашей подруги Нины. Можно сегодня посмотреть мамину дачу?
Дом встретил запахом сырости и мышей. Обшарпанные стены, покосившаяся дверь, заросший бурьяном участок.
— Да, запущено всё, — вздохнула соседка Галина Петровна. — Но дом крепкий. Ваша мама золотые руки имела.
В сарае Тамара нашла мамины инструменты. Молоток с отколовшейся ручкой, ржавые отвёртки, банки с погнутыми гвоздями. Мама умела всё — стала и слесарем, и плотником.
— Научи меня, — шепнула Тамара, сжимая знакомый молоток.
Первые дни работала как одержимая. Приезжала после службы, до темноты драила, скребла, чинила. Руки покрывались мозолями, спина ломила, но впервые за годы чувствовала себя живой.
— Мужа в командировке нет? — понимающе кивнула продавщица в строймагазине. — Сама такое проходила. Краску в рассрочку дам.
Соседи сначала смотрели с любопытством, потом стали заходить — помочь, чай попить. Тамара открывала, что умеет смеяться над чужими шутками и что её мнение кому-то интересно.
— Батюшки, какая вы мастерица! — восхищалась Галина Петровна, разглядывая свежевыкрашенные рамы.
На третьей неделе зазвонил телефон.
— Как дела, жена? Не скучаешь?
— Всё хорошо. Работаю, читаю.
Тамара смотрела на свои руки в краске, на новые ставни, на грядки с рассадой.
— А что читаешь?
— Разное, — она не соврала. Читала инструкции по ремонту и книги по садоводству.
— Смотри там, без мужика не одичай совсем, — засмеялся Руслан. — Хотя куда уж больше.
После разговора Тамара села на самодельную скамейку у крыльца. Впервые за восемнадцать лет вечер принадлежал только ей.
Руслан вернулся на полторы недели раньше. Тамара как раз поливала помидоры, когда завибрировал телефон.
— Я уже дома. Где ты шляешься? Обед готов?
Сердце ухнуло куда-то в пятки.
— В магазине была. Еду.
— Живо. И купи чего-нибудь нормального. От командировочной еды тошнит уже.
Руки тряслись, пока собирала инструменты. Три месяца свободы кончились.
Дома Руслан сидел на диване с видом пострадавшего героя.
— Ну что, скучала? — он притянул её к себе, принюхался. — Чем это от тебя пахнет? Краской?
— Наверное, в автобусе кто-то ехал после ремонта.
— Смотрю, похудела. Говорил же — без меня пропадёшь. Хоть ела что-то или только водой питалась?
За ужином он рассказывал о командировке, о том, как его там ценили, как без него ничего толком сделать не могли.
— Кстати, — он вдруг посерьёзнел, — Семёныч спрашивал про твою мамашину дачу. Говорит, до сих пор не продана? Что за тягомотина с документами? Пора уже деньги получить.
Тамара замерла с ложкой у рта.
— Там… ещё формальности остались.
— Какие формальности? Завтра поедем, разберёмся. Дом-то старый небось совсем, но участок хороший. За землю прилично дать должны.
Утром Руслан завёл машину.
— Показывай дорогу к этой даче. Посмотрю, что там за развалины.
Всю дорогу Тамара молчала, сжимая руки в кулаки.
В голове крутилась одна мысль: «Всё кончено. Он увидит, поймёт, и тогда…»
Машина свернула на знакомую просёлочную дорожку. Показался дом — с новыми ставнями, свежевыкрашенными рамами, аккуратным крылечком и цветущими грядками.
Руслан резко ударил по тормозам.
— Какого чёрта?!
Тамара сидела не дыша.
— Это что за цирк? Кто дом красил? — он медленно поворачивал голову к жене. — Отвечай!
Молчание.
— Я с тобой разговариваю!
Как по заказу из-за забора показалась Галина Петровна с лейкой.
— Ой, Томочка приехала! И мужа привезла наконец. А я уж думала, не существует его вовсе, — она лучезарно улыбнулась Руслану. — Познакомиться хотела. Столько ваша жена о вас рассказывала! Какая у вас мастерица — сама всё сделала. И дом покрасила, и огород разбила. Загляденье просто!
Руслан медленно, очень медленно повернулся к Тамаре. На лице была такая ярость, что соседка поспешно скрылась за забором.
— Домой, — процедил он сквозь зубы. — Немедленно.
Всю дорогу назад он молчал. Только костяшки пальцев побелели от того, как сжимал руль. Тамара смотрела в окно и чувствовала, как внутри растёт что-то новое — не страх, а злость.
— Объясни мне, — сказал он, едва они вошли в квартиру. Голос был тихим, опасным.
— Руслан…
— Объясни, как ты смела три месяца врать мне в лицо!
— Дача моя. Мама мне оставила.
— Твоя? — он засмеялся коротко, зло. — У тебя ничего своего быть не может! Ты — пустое место. Ноль без палочки. Я тебя с нуля поднял, одел, обул. И завтра же ты всё оформляешь на продажу.
— Нет.
Слово вырвалось само. Руслан замер на полуслове.
— Что ты сказала?
— Нет. Не буду продавать.
— Ты что, совсем умом тронулась? — он шагнул к ней. — Без меня пропадёшь! Кто тебя кормит? Кто крышу над головой даёт? Кто вообще на тебя внимание обращает, кроме меня?
Тамара медленно подняла голову. Впервые за восемнадцать лет посмотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляд.
— Проверим, — сказала она тихо и направилась к шкафу за сумкой.
Руслан не верил происходящему. Тамара методично складывала в сумку вещи — документы, деньги из коробки, мамины фотографии.
— Прекрати этот спектакль! Куда ты собралась?
Она не отвечала.
— Тамара! — он повысил голос. — Думаешь, я тебе позволю?
— Не спрашиваю разрешения.
Голос звучал спокойно, будто она говорила о погоде. Руслан впервые растерялся.
— Ладно, — он быстро сменил тон. — Съездишь на пару дней, проветришься. Но дом мы всё равно продаём. Я последнее слово сказал.
Тамара застегнула сумку и обернулась.
— Дом не продаю. И проветриваться не собираюсь. Я уже проветрилась. За эти три месяца.
— Да что с тобой стало?! — он схватил её за плечо. — Ты же была нормальной женой!
Тамара высвободила руку.
— Была. Больше не буду.
Дверь закрылась тихо, без хлопка. Руслан остался один в квартире, которая внезапно показалась чужой.
На даче Тамара поставила чайник и вышла на крыльцо. Садилось солнце. За забором возилась Галина Петровна.
— Томочка, не поругались с мужем? А то уехал какой сердитый…
— Всё в порядке. Лучше некуда.
— Если что — обращайтесь. Мы тут друг другу помогаем.
Тамара улыбнулась. Когда последний раз кто-то предлагал ей помощь, не требуя ничего взамен?
Руслан звонил каждый день. Сначала требовал, потом просил, под конец умолял.
— Хватит дурить. Возвращайся немедленно.
— Я дома.
— Дача — не дом! Там же условий никаких нет!
— Создам.
— На какие деньги? Ты же копейки получаешь!
Тамара молчала. Вчера устроилась продавцом в местный магазин. Хозяйка оказалась той женщиной из стройматериалов.
— Без мужика пропадёшь! — кричал он в трубку.
— Поживём — увидим, — отвечала она и отключалась.
Через месяц Руслан приехал сам. Стоял у калитки, не решаясь войти.
— Тамара! Выходи, поговорим нормально.
Она вышла на крыльцо, вытирая руки о фартук. За месяц загорела, в глазах появился какой-то новый свет.
— Хватит упрямиться. Понял я, что погорячился. Дачу оставим. Только возвращайся.
— Не вернусь.
— Но почему? Я же сказал — изменюсь!
— Не надо меняться. Мне и без тебя хорошо.
— Да как можно жить одной? Мы же семья!
Тамара покачала головой.
— Были когда-то. А теперь я сама себе семья.
Руслан постоял, потоптался. Потом развернулся к машине. У калитки обернулся:
— Всё равно пропадёшь без меня! Через месяц приползёшь обратно!
Тамара улыбнулась — впервые за много лет улыбнулась ему искренне:
— Не пропала.
К осени в доме появились занавески, которые Тамара сшила сама. Козу купила у соседей — Галина Петровна научила делать творог. По выходным приезжали подруги из города — те самые, общение с которыми Руслан считал пустой тратой времени.
— Не узнать тебя, — говорили они. — Будто помолодела лет на десять.
— Выспалась наконец, — смеялась Тамара.
Прибился кот — рыжий, с порванным ухом, независимый как сама хозяйка. Звала его просто Рыжиком.
Вечерами сидела на крыльце с книгой или вязанием. Никто не спрашивал, на что потратила день. Никто не контролировал, что ела и с кем разговаривала по телефону.
— Правда ведь, Рыжик, — говорила она коту, — хорошо жить, не спрашивая ни у кого разрешения дышать?
Кот мурлыкал в ответ, устроившись у неё на коленях.