Три года я была для них пустым местом. Когда я умирала от тяжелой болезни, они не хотели «обременять себя». Но стоило мне получить огромное наследство, как вся родня тут же нарисовалась на пороге с требованием: «Дели, ты всё равно одинокая, куда тебе столько?». Они ждали, что я сдамся. Но тот ответ, который я им приготовила, они запомнят на всю жизнь.
***
Марина открыла глаза. За окном занимался серый, промозглый рассвет, идеально подходящий к настроению последних трех лет. Она медленно, с усилием, которое уже входило в привычку, села на кровати. Каждый сустав, каждая мышца помнили о месяцах, проведенных без движения, о боли, которая была её единственным верным спутником. Болезнь отступила, оставив после себя выжженную пустыню в душе и звенящую тишину в квартире. Телефон, когда-то разрывавшийся от звонков, теперь молчал неделями. Родственники… Сестра Света, брат Олег, даже тетя Таня, мамина сестра. Все они испарились, как только прозвучал диагноз. «Мы не хотим тебя обременять», — вежливо проблеяла в трубку Света в самом начале. «У нас дети, ипотека, сама понимаешь, нервы ни к черту», — вторила ей жена Олега. А потом звонки прекратились. Совсем. Они просто вычеркнули её, как неудачную запись в дневнике.
Марина встала и, шаркая тапками, побрела на кухню. Поставила чайник. Взгляд упал на пачку дешевого чая. Раньше она пила только дорогие сорта, привезенные из путешествий. Теперь на это не было ни денег, ни сил. Она продала свою большую квартиру и перебралась в эту маленькую, давно видавшую виды, без ремонта. Все деньги ушли на больницы и лекарства. Единственным светлым пятном в её жизни была соседка, Ирина Петровна, полная, добродушная женщина, которая заходила почти каждый день, приносила то горячий суп, то пирожки, и просто сидела рядом, когда Марине было особенно плохо. «Ты держись, Маришка, — говорила она, гладя её по исхудавшей руке. — Жизнь, она полосатая. Прорвешься».
И Марина прорвалась. Вопреки всему. Вопреки прогнозам врачей и молчаливому предательству родных. Она научилась жить заново в этой оглушительной тишине. Научилась ценить простые вещи: солнечный луч на стене, вкус горячего чая, негромкий стук в дверь — это Ирина Петровна.
Но сегодня стук был другим. Резким, настойчивым, почти требовательным. Марина вздрогнула. Ирина Петровна так никогда не стучала. Подойдя к двери, она посмотрела в глазок и замерла. На пороге стояла она. Светлана. Её младшая сестра, цветущая, в дорогом пальто, с идеальной укладкой. Три года. три года полного, абсолютного молчания. А теперь она здесь.
Марина медленно повернула ключ в замке. Дверь со скрипом открылась.
«Привет, сестренка», — с натянутой улыбкой произнесла Света, оглядывая Марину с ног до головы с плохо скрываемым отвращением. — «А ты… изменилась».
***
Света вошла в квартиру, не дожидаясь приглашения, и брезгливо оглядела скромную обстановку. Её нос поморщился, когда она увидела старенькие обои и потёртый диван. Она сняла кашемировое пальто и небрежно бросила его на кресло, всем своим видом показывая, насколько чуждо ей это место.
«Ну, рассказывай, как ты тут? Я так переживала, так переживала!» — начала она, усаживаясь на краешек стула, словно боясь испачкаться. Голос её сочился фальшивым сочувствием, которое резало слух похлеще битого стекла.
Марина молча смотрела на неё. Переживала? Она помнила тот день, когда, задыхаясь от боли и страха, набрала её номер. «Свет, мне очень плохо, мне нужна помощь, просто чтобы кто-то побыл рядом». А в ответ услышала раздраженное: «Марин, у меня у Тёмы утренник в садике, я не могу всё бросить! Ты же взрослая женщина, вызови скорую». И бросила трубку. После этого не было ни одного звонка. Ни одного сообщения.
«Что ты здесь делаешь, Света?» — голос Марины был хриплым и тихим, но в нём звенела сталь.
«Как это что? Сестру пришла навестить! Узнала, что тебе лучше, вот и примчалась сразу! Мы же семья!» — воскликнула Света, всплеснув руками. Маска заботы на её лице выглядела гротескной.
«Семья? — Марина усмехнулась, и усмешка эта была страшнее слёз. — Где была эта «семья», когда я лежала пластом и не могла дотянуться до стакана с водой? Где была эта «семья», когда мне нужны были деньги на лекарства, а я продавала квартиру, мамины последние сережки? Где был твой муж, который обещал «помочь, если что»?»
Светлана на мгновение растерялась, но тут же нашлась. «Марина, не начинай! Мы не хотели тебя заразить, у нас дети! И потом, мы думали, что тебе покой нужен. Не хотели навязываться. Ты всегда была такая гордая».
Это была наглая, беспардонная ложь. Марина почувствовала, как внутри закипает холодная ярость.
«Гордая? Я умоляла тебя приехать. Я плакала в трубку, Света. А ты говорила про утренник. Наверное, очень важный был утренник, раз он стоил жизни твоей сестры. Почти стоил».
Лицо Светы исказилось злобой. «Ах, вот ты как! Я к тебе с душой, а ты меня еще и обвиняешь! Да что с тобой вообще разговаривать! Я думала, ты после болезни мудрее стала, а ты еще злее! Мы с Олегом вообще-то по делу пришли!»
«Мы?» — переспросила Марина.
В этот момент дверь снова открылась, и в квартиру протиснулся их брат Олег, виновато пряча глаза.
«Привет, Марин…» — пробормотал он. — «Мы тут… поговорить хотели».
Марина обвела их ледяным взглядом. Представление начиналось. Она села на старый диван, скрестив руки на груди, и приготовилась слушать. Теперь ей было даже интересно, какая корысть привела их сюда после трех лет забвения.
***
«В общем, Марин, тут такое дело…» — начал Олег, топчась у порога и не решаясь войти дальше. Света нетерпеливо толкнула его в спину.
«Да говори уже прямо, чего мямлить! — шикнула она. — Марина, слушай внимательно. Помнишь двоюродную сестру нашей бабушки, тетю Катю из Питера? Ну, которую мы видели один раз в детстве, она еще нам конфеты привозила».
Марина смутно припоминала какую-то женщину, которая приезжала на похороны бабушки. Больше она её не видела и не слышала о ней.
«И что?» — безразлично спросила она.
Света достала из сумочки помятый конверт и торжествующе помахала им в воздухе. «А то! Она умерла. И оставила наследство. Приличное, Марин, очень приличное! Квартира в центре Питера, на Невском почти, и счёт в банке. Очень крупный счёт».
Она сделала паузу, ожидая реакции. Но Марина молчала. Она смотрела на сестру и брата, на их горящие алчностью глаза, и пазл начинал складываться. Вот оно. Вот причина их внезапного появления и фальшивой заботы.
«Нам пришло извещение от нотариуса, — продолжил Олег, осмелев. — Вернее, на твой старый адрес пришло. Мы же не знали, как с тобой связаться, телефоны твои молчали… Пришлось через знакомых в паспортном столе твой адрес пробивать, волновались же!»
«Волновались», — эхом повторила Марина, и в этом слове было столько яда, что Света поморщилась.
«Не язви! — рявкнула она. — Суть в том, что тетя Катя оставила всё… тебе. В завещании указана только ты. Но это же несправедливо! Мы тоже её внучатые племянники! Мы — одна семья! Очевидно, она просто общалась только с тобой!»»
Последняя фраза была настолько абсурдной, что Марина не выдержала и рассмеялась. Тихим, скрипучим смехом, от которого брату с сестрой стало не по себе.
«Общалась со мной? Света, я видела её один раз в жизни. Я даже не помню её лица. Я не общалась с ней. Никогда».
«Тем более! — подхватила Света. — Это просто ошибка! Старый человек, что с неё взять. Она имела в виду всю нашу ветвь семьи. Нам нужно ехать в Питер, вступать в наследство. Мы уже прикинули: квартиру продадим, деньги разделим на троих. Честно, по-родственному. Тебе же сейчас деньги нужны на реабилитацию, на хороших врачей, на море съездить… Мы о тебе заботимся!»
«Заботитесь», — снова, как эхо, повторила Марина. Она встала и подошла к окну, повернувшись к ним спиной. В голове гудело. Наследство. Деньги. Квартира. Всё это свалилось на неё так же внезапно, как и болезнь. И так же внезапно вернуло ей «семью».
«Значит, вы хотите, чтобы я поделилась с вами?» — спросила она, не оборачиваясь.
«Ну конечно! — радостно воскликнул Олег. — Мы же родные люди! По-другому и быть не может!»
«По-другому и быть не может», — задумчиво повторила Марина. Она обернулась. В её глазах не было ни радости, ни удивления. Только холодная, как арктический лед, пустота. — «Я подумаю».
***
Слова «я подумаю» стали для Светы и Олега сигналом к началу полномасштабной осады. Они восприняли это не как отказ, а как кокетство, как приглашение к торгу. Уже на следующий день в квартире Марины раздался новый звонок. На пороге стояла тетя Таня, мамина сестра, поджав губы и сжимая в руках авоську с банкой соленых огурцов — её коронный дар примирения.
«Мариночка, здравствуй, касатка моя, — запричитала она с порога, просачиваясь в квартиру. — Услышала от Светы, что ты на поправку пошла, и сердце возрадовалось! А я-то как переживала! Каждую ночь за тебя молилась, свечки ставила!»
Марина молча пропустила её на кухню. Она помнила, как в разгар болезни просила тетю Таню просто купить ей продуктов. «Ой, Мариночка, у меня давление скачет, сама еле хожу, ты уж как-нибудь сама», — ответила тогда тётя.
«Тут детки мне рассказали про наследство это… — начала она издалека, усаживаясь за стол. — Дело-то житейское, денежное. А деньги, они семью рушат, если по-умному не подойти. Ты же не будешь одна всё себе забирать? Это же грех! Надо делиться с родными, тем более они тебе не чужие. У Светы ипотека, Тёмочку в школу собирать. У Олега тоже нужды, сам знаешь, какой он непутевый. Ты должна им помочь, ты же старшая!»
Её голос был вкрадчивым и поучающим, полным фарисейской праведности. Марина слушала этот монолог, и внутри неё росло отвращение.
Вечером снова пришла Света, на этот раз с мужем Костей, который три года назад «не хотел её обременять». Он виновато улыбался и протягивал пакет с дорогими фруктами.
«Марин, ну ты чего? — начала Света агрессивно, без предисловий. — Мы же тебе по-хорошему предлагаем! Три доли, всё честно! Тебе одной столько денег зачем? Ты одинокая женщина, без детей. Куда тебе их тратить? А у нас семья, у нас будущее! Ты хочешь, чтобы твой племянник рос в нужде, когда ты на миллионах сидишь?»
«Мой племянник, — тихо сказала Марина. — Это тот, чей утренник был важнее моей жизни?»
«Не передергивай! — взвилась Света. — Я мать, я думаю о своем ребенке! А ты эгоистка! Всегда была эгоисткой! Только о себе и думала! Болезнь тебя ничему не научила!»
Эта фраза стала последней каплей.
«Это меня болезнь ничему не научила?! — голос Марины сорвался на крик. — Это я эгоистка?! Да где вы все были, когда я выла от боли по ночам?! Где ты была, Света, со своей материнской заботой? Где был Олег, мой «младший братик»? Где была тетя Таня со своими молитвами? Вы все ждали, когда я умру! Ждали, чтобы не обременять себя похоронами! А теперь вы пришли делить то, что вам не принадлежит! Вон!!! Вон из моего дома! Все!!!»
Она кричала, задыхаясь от слёз и ярости, которые копились в ней два года. Света, опешив от такого напора, отступила.
«Психопатка… — прошипела она, хватая мужа за руку. — С тобой бесполезно говорить! Мы найдем способ получить своё! Через суд, если понадобится!»
Они ушли, хлопнув дверью. Марина сползла по стене на пол и разрыдалась. Осада провалилась. Но война только начиналась.
***
После скандала наступила тишина, но она была тяжелой, гнетущей. Марина несколько дней не выходила из дома. Телефон молчал. Она знала, что это затишье перед новой бурей. Родственники затаились, вырабатывая новую стратегию. В один из таких вечеров она сидела, уставившись в одну точку, и воспоминания нахлынули волной. Детство. Вот они со Светой строят замок из песка. Вот Олег, совсем маленький, доверчиво держит её за руку. Неужели всё это было ложью? Неужели между ними никогда не было ничего настоящего?
В дверь тихо постучали. Это была Ирина Петровна. Она вошла с тарелкой горячих блинчиков и сразу всё поняла по лицу Марины.
«Опять твои коршуны налетали?» — участливо спросила она, садясь рядом.
Марина, не выдержав, рассказала ей всё. О наследстве, о требованиях, о скандале.
«…И самое ужасное, Ира, — закончила она, вытирая слезы, — что какая-то часть меня… чувствует себя виноватой. Может, они правы? Может, я и правда эгоистка? Куда мне одной столько…»
Ирина Петровна строго посмотрела на неё.
«А ну-ка прекрати! — твердо сказала она. — Какая еще виновата? Где они были, когда ты умирала? Я помню, как ты мне позвонила ночью, температура под сорок, а ты даже говорить не можешь. Я скорую вызывала! А твоя Светочка где была? Ипотеку платила? А братик? Так вот что я тебе скажу, Марина. Это не твоя вина. Это их жадность. А наследство… считай это компенсацией. От Бога, от судьбы, неважно. Компенсация за всё, что ты пережила. За боль, за страх, за одиночество. И ты никому ничего не должна. Ни копейки».
Слова соседки были простыми, но они подействовали как бальзам на душу. Они были тем самым голосом разума, который Марина отказывалась слышать в себе.
«Ты права, — тихо сказала Марина. — Ты абсолютно права».
На следующее утро она проснулась другим человеком. Спокойной и решительной. Первым делом она нашла в конверте номер нотариуса и позвонила в Санкт-Петербург. Вежливый мужской голос на другом конце провода подтвердил: она единственная наследница. Никаких других родственников в завещании не упоминалось. Он также объяснил процедуру вступления в права.
Затем Марина позвонила в агентство недвижимости. «Здравствуйте, я хотела бы получить консультацию по продаже квартиры… Да, в Санкт-Петербурге, на Невском проспекте».
Положив трубку, она почувствовала прилив сил. В её голове созревал план. Не план мести, нет. План справедливости. Она набрала номер Светланы.
«Света, приезжайте. Все. И Олег, и тетя Таня. Завтра, в шесть вечера. Я приняла решение. Хочу объявить его вам всем вместе».
В трубке на мгновение повисла тишина, а затем раздался торжествующий голос Светы: «Мы будем, сестренка. Я знала, что ты одумаешься!»
***
Ровно в шесть вечера вся троица была в сборе. Они сидели на кухне Марины, стараясь не выдать своего торжества. Света принесла дорогой торт, Олег — бутылку коньяка, тетя Таня — свою неизменную банку огурцов. Они вели себя так, будто победили. Обсуждали, как лучше продать квартиру, спорили, стоит ли нанимать риелтора или продавать самим.
Марина молча поставила перед ними чашки с чаем. Она была на удивление спокойна. Она дала им выговориться, насладиться предвкушением богатства. Их голоса сливались в один жадный, нетерпеливый гул.
«…И машину надо бы поменять, — мечтала вслух Света. — На эти деньги можно и мне, и Олегу по хорошей иномарке взять».
«А ремонт в доме доделать», — поддакивал Олег.
«И на здоровье потратиться, в санаторий съездить», — вставляла тетя Таня, косясь на Марину, словно это была её идея.
Наконец, когда поток их желаний иссяк, Света повернулась к Марине.
«Ну что, Марин? Мы так понимаем, ты согласна на три доли? Мы можем завтра же идти к юристу, составлять соглашение».
Марина медленно подняла на них глаза. Её взгляд был тяжелым и пронзительным.
«Да, я приняла решение, — тихо, но отчетливо произнесла она. — Я внимательно вас всех выслушала. Твои мечты о новой машине, Света. Твои, Олег, о ремонте. И ваши, тетя Таня, о санатории. Всё это очень… трогательно».
Она сделала паузу. Они замерли в ожидании.
«Я вспомнила всё. Я вспомнила, как умоляла тебя, Света, побыть со мной, а ты выбрала утренник. Я вспомнила, как просила тебя, Олег, привезти мне лекарства, а ты сказал, что у тебя «лапки», потому что жена не пускает. Я вспомнила, как вы, тетя Таня, жаловались на давление, а потом вас видела соседка на рынке… Я всё помню».
На их лицах появилось раздражение. «Опять ты за своё?» — прошипела Света.
«Нет, — спокойно ответила Марина. — Я не за своё. Я за ваше. Вы хотели услышать моё решение? Вот оно. Вы не получите ничего. Ни копейки. Ни сантиметра той квартиры. Я запрещаю вам даже думать об этих деньгах».
Комнату заполнила оглушительная тишина. Лицо Светы побагровело.
«Что?! Ты… ты в своем уме?!»
«Абсолютно, — кивнула Марина. — Я уже связалась с нотариусом. И с агентством недвижимости. Квартира будет продана. А деньги… О, не волнуйтесь, я знаю, куда их потратить. Часть я отдам Ирине Петровне, моей соседке. Человеку, который был моей семьей, когда вы все от меня отвернулись. Она сможет купить своим внукам квартиру. Часть я отдам в благотворительный фонд помощи онкобольным. Чтобы у кого-то, кто оказался в такой же ситуации, как я, был шанс, и чтобы им не пришлось умолять о помощи таких «родственников», как вы. А на оставшиеся деньги… я буду жить. Путешествовать. Наслаждаться каждым днем, который вы мне мысленно оставили. И вспоминать о вас только как о страшном сне».
Она встала. «А теперь — уходите. Торт и коньяк заберите с собой. Вам они пригодятся. Запивать своё разочарование».
Первой опомнилась Света. «Да я тебя засужу! Ты пожалеешь! Я докажу, что ты невменяемая!»
«Попробуй, — усмехнулась Марина. — У меня теперь очень хорошие адвокаты. Уходите. Немедленно».
Они смотрели на неё с ненавистью, но понимали, что проиграли. Это был конец.
***
Они ушли, громко хлопнув дверью, оставив после себя запах злобы и несбывшихся надежд. Марина осталась одна в звенящей тишине. Но это была уже другая тишина. Не та, что давила и душила одиночеством. Это была тишина свободы. Тишина победы.
Она подошла к окну и распахнула его настежь. Морозный воздух ворвался в комнату, очищая её. Марина сделала глубокий, полной грудью вдох — первый настоящий вдох за последние два года. Она больше не была жертвой. Ни болезни, ни предательства.
Через месяц квартира в Санкт-Петербурге была продана. На её счету лежала сумма, которую она не могла себе даже представить. Но деньги больше не казались ей чем-то сказочным или пугающим. Они были просто инструментом. Инструментом для новой жизни.
На следующий день она перевела крупную сумму на счёт Ирины Петровны. Когда та, плача и отнекиваясь, пыталась отказаться, Марина просто обняла её. «Это не подарок, — сказала она. — Это долг. Который я с радостью возвращаю».
Еще один крупный перевод ушел в благотворительный фонд. Марина сделала это анонимно. Ей не нужна была благодарность. Ей нужно было чувство, что её боль и её выживание помогут кому-то еще.
Марина не стала покупать новую машину или делать ремонт. Вместо этого она купила билет до Лиссабона. Она всегда мечтала увидеть океан. Сидя в самолете и глядя на проплывающие внизу облака, она думала о том, что жизнь иногда отнимает всё, чтобы потом дать тебе шанс построить всё заново. На руинах старого мира, в тишине после бури, она нашла не наследство. Она нашла себя.
В её телефоне не было номеров Светы, Олега и тети Тани. Она удалила их, стирая последние напоминания о прошлом. Единственным важным контактом был номер Ирины Петровны, которой она обещала звонить каждую неделю.
Когда самолет приземлился в Португалии, и её окутал теплый, соленый воздух, Марина улыбнулась. Впервые за долгое время это была настоящая, счастливая улыбка. Впереди её ждал океан. Впереди её ждала жизнь. Её собственная жизнь, которую она никому больше не позволит отнять.
