Николай замер с сумкой в руке. Четыре месяца в море, соленый ветер въелся в кожу, руки в мозолях от сетей. А сын стоит — четырнадцать лет, глаза отводит, кроссовки носком асфальт ковыряет.
— Откуда знаешь? — голос сел, будто глотнул морской воды.
— Видел. Вчера из школы пораньше пришел. Они на кухне… целовались. Мама сказала, чтоб молчал. Что ты все равно редко дома, что мы тебе не нужны.
Николай медленно опустил сумку. В ней — заработанные потом и кровью деньги, подарки. Духи французские для Светки, телефон новый Антошке. Четыре месяца без выходных, чтоб семья ни в чем не нуждалась.
Дом встретил тишиной. Светлана на кухне картошку чистила — руки не дрогнули, когда он вошел.
— Приехал? — даже не обернулась. — Антон встретил?
— Встретил. Рассказал кое-что интересное.
Нож замер над картофелиной. Светлана медленно повернулась — красивая еще, в свои тридцать восемь. Халат новый, Николай такой не покупал.
— И что рассказал?
— Про дядю Костю. Того самого, что в соседнем подъезде живет. Инвалида нашего районного.
Светлана усмехнулась — зло, с вызовом:
— Ну и что? Да, сплю с ним. Три месяца уже. Он рядом каждый день, а не где-то в море черт знает с кем.
Николай сел на табуретку — та самая, что сам сколотил пять лет назад, когда въехали.
— Инвалид, говоришь, рядом? А я, значит, четыре месяца спину рву, чтоб вы тут с инвалидом…
— Он не инвалид! — взорвалась Светлана. — У него бизнес, автомойка! Он дома каждый вечер, а не пропадает месяцами!
— Автомойка на инвалидскую пенсию открыта? Смешно. Я знаю Костяна с армии — симулянт он, а не инвалид. Откосил по липовой справке.
Светлана швырнула нож в раковину:
— Да хоть симулянт! Он умнее тебя — не горбатится за копейки, а деньги делает! Пока ты треску ловишь, люди жить научились!
— Копейки? — Николай достал из кармана пачку денег. — Двести тысяч за рейс. Копейки, да?
— Двести тысяч за четыре месяца! По полторы тысячи в день! Костя столько за два дня зарабатывает!
Николай встал, подошел к окну. Во дворе как раз Костян выруливал на новой Камри — нога прихрамывает для вида, когда из машины выходит.
— Знаешь, чем отличается честная треска от грязных денег с автомойки? Треску я руками ловлю. А Костян твой с братками ошивается, крышует его мойку Лысый с района.
— И что? Зато дома ночует!
В дверях появился Антон — бледный, руки в карманах:
— Пап, не ругайтесь. Я не хотел…
— Иди в комнату, — оборвал Николай.
— Мам права, пап. Ты вечно в море. На последний звонок не пришел, на день рождения…
Николай обернулся к сыну:
— На чьи деньги твоя школа? Репетиторы? Секция бокса?
— Костя тоже помогает, — тихо сказал Антон. — Кроссовки вот купил на прошлой неделе.
Тишина повисла как туман над Баренцевым морем. Николай смотрел на сына, на жену. Чужие люди. За четыре месяца стали чужими.
— Собирай вещи, — сказал Светлане. — К Косте своему и вали.
— Это моя квартира тоже! — взвилась она. — Я тут прописана!
— Квартира на мне. Кредит я плачу. Морем своим проклятым. И Антон останется со мной!
— Папа! — Антон шагнул вперед. — Ты же не выгонишь маму!
Николай посмотрел на сына — свои глаза, упрямый подбородок. Только взгляд чужой стал.
— Маму — нет. А вот женщину, которая с другим мужиком спит — выгоню. Через суд если надо.
Светлана рассмеялась — истерично, зло:
— Суд! Ты четыре месяца дома не был! Какой судья тебе ребенка оставит? Алименты платить будешь со своей трески!
— Посмотрим, — Николай взял сумку. — У меня две недели до следующего рейса. Хватит, чтоб развод оформить.
Ночь Николай провел у матери. Старушка ничего не спрашивала — накормила борщом, постелила в зале.
— Коля, — позвонила Светлана в три утра. — Прости. Я погорячилась. Давай поговорим.
— О чем? О том, как ты три месяца с Костяном спала?
— Я его брошу. Вернись. Антону отец нужен.
— Отец, который четыре месяца в море? Вы же сами сказали — не нужен я вам.
— Коль, не дури. Семью не ломай.
— Я сломал? Я?!
Николай сбросил вызов. Утром пошел к адвокату — развод, раздел имущества, определение места жительства ребенка.
— Шансов мало, — честно сказал адвокат. — Суды обычно на стороне матерей. Тем более вы постоянно в отъезде.
— А если я работу сменю?
— Тогда другое дело. Но вам же надо кредит платить, алименты потом…
Николай вышел из конторы. Достал телефон, набрал боцмана:
— Степаныч, я следующий рейс пропущу. Семейные дела.
— Николай, ты спятил? Сезон же! Деньги терять будешь!
— Есть вещи дороже денег.
Две недели пролетели в судах и скандалах. Светлана наняла адвоката — хорошего, дорогого. Костя, видимо, оплатил.
— Ваша честь, мой подзащитный постоянно отсутствует дома. Ребенок его месяцами не видит. Фактически воспитанием занимается только мать.
— Я готов сменить работу. Устроюсь в порт, буду дома каждый день.
— На какие средства вы будете содержать ребенка? — ехидно спросил адвокат Светланы. — Зарплата в порту в разы меньше.
— Проживем.
Судья — женщина лет пятидесяти — внимательно смотрела на обоих:
— Что скажет ребенок? Антон, с кем ты хочешь остаться?
Антон встал — за две недели осунулся.
— Я… я не знаю. Мама дома всегда. Но она… она обманывала папу. А папа… папа работал для нас.
— Тебе нужно выбрать, — мягко сказала судья.
Антон посмотрел на мать, на отца. Слезы блеснули:
— С папой. Он может отсутствовать, но не врет.
Светлана выбежала из зала суда, хлопнув дверью. Николай догнал ее у машины — той самой Камри, за рулем Костя.
— Свет, подожди.
— Чего тебе? Победил? Сына отобрал?
— Я не отбирал. Он сам выбрал.
— Да посмотрю я, как ты с ним справишься! Стирка, готовка, уроки!
Костя вышел из машины — прихрамывая для вида:
— Проблемы, Колян?
— Нет проблем, инвалид. Забирай, что подобрал.
Костя шагнул вперед, но Николай даже не пошевелился — четыре месяца в море закаляют похлеще спортзала.
— Коль, не петушись. Света сама выбрала.
— И пусть живет с выбором. Как и я со своим.
Светлана села в машину:
— Пожалеешь, Николай. Еще приползешь!
Камри уехала. Николай остался стоять на парковке. Достал телефон:
— Степаныч? Это я. Все-таки выйду в следующий рейс. Только сына с собой возьму — пусть посмотрит, как отец треску ловит. Как? Юнгой оформим, ему уже четырнадцать.
Три месяца спустя. Баренцево море, траулер «Мурманск».
Антон рвется за борт — третья неделя, а к качке привыкнуть не может. Николай держит сына за плечи:
— Ничего, морская болезнь пройдет. У всех поначалу так.
— Пап, а мама звонила вчера на спутниковый. Плакала. Говорит, Костя ее бросил. Нашел помоложе.
— И что ты ответил?
— Что мы в море. Связь плохая.
Николай усмехнулся:
— Правильно. В море от земных проблем далеко.
— Пап, а ты ее простишь? Если попросит?
Николай посмотрел на горизонт — серая вода сливается с серым небом:
— Знаешь, сынок, треска — рыба холодных морей. В теплой воде дохнет. И любовь такая же — если изменой согрели, то уже не оживет. Дохлая рыба.
Антон утер рот:
— Получается, мы теперь всегда вдвоем?
— Не всегда. Вырастешь, свою семью заведешь. Только помни — лучше четыре месяца в море ради родных, чем каждый день дома с чужими людьми.
Боцман крикнул с мостика:
— Николай! Косяк по правому борту! Большой косяк!
— Пошли, сынок. Научу тебя треску ловить. Честную рыбу честными руками.
Антон улыбнулся — впервые за три месяца:
— Пап, а правда, что треска дороже золота?
— Правда, сын. Если ловишь ее для тех, кто тебя ждет. По-настоящему ждет.
Они пошли к тралу. Баренцево море шумело за бортом — холодное, честное, без обмана. Как та жизнь, которую они теперь выбрали. Вдвоем.
А в Мурманске, в пустой квартире, Светлана смотрела на фотографию с последнего семейного отпуска. Два года назад. Когда еще все были вместе. Когда еще можно было все исправить. Когда треска еще не стала дороже золота.
