— Опять соль рассыпала, — буркнула я себе под нос, собирая крошки со стола. — С утра день пошёл через одно место.
На кухне пахло кофе, дешёвой колбасой и вчерашним супом, который Роман не доел, а теперь тарелка стояла в раковине и обиженно смотрела на меня. Всё как всегда: я готовлю, он не ест, потом кривится. У него вечная претензия — «не так», «не то» и «у мамы вкуснее». Хоть бы раз спасибо сказал.
— Оля, где мои носки? — донеслось из комнаты. Голос сонный, раздражённый, как будто я обязана знать местонахождение всего мужского гардероба в пределах МКАДа.
— Там же, где и всегда, — рявкнула я. — В комоде. Второй ящик.
— Нету, — через паузу сообщил Роман, и я уже слышала, как хлопают дверцы.
Пошла, проверила. Конечно, лежат. Взяла, сунула ему в руки. Он даже не извинился. Только надулся и что-то пробормотал себе под нос.
Вот так и живём. Я, он и вечная тень третьего — Нины Петровны, его мамочки. Она тут как будто прописана, хотя официально живёт в соседнем районе. Но её энергетика… она как дым из щелей. Даже если дверь закрыта на все замки, всё равно чувствуется.
Я, кстати, хозяйка этой квартиры. Мне её дед оставил по наследству. Двушка, не новая, ремонт старый, но своё. Я гордилась, что в двадцать восемь лет у меня есть крыша над головой, и никто её у меня не отнимет. Наивная.
Свадьбу мы сыграли скромную. Роман ничего не вложил, кроме пары бутылок шампанского и своих родственников, которые пришли и вели себя так, будто это они в кредитах за банкет сидят. Но я тогда была влюблена, и мне казалось: ну, любовь же, главное — вместе. А теперь думаю: вместе — это когда два человека, а у нас трое.
— Мам, привет! — вдруг услышала я голос мужа из прихожей. — Заходи, чё там стоишь?
Я аж чашку уронила.
— Роман! — заорала я из кухни. — Ты что, с ума сошёл?!
И точно. Стоит. В пальто своём любимом, сером, как асфальт после дождя, с сумкой в руках. Нина Петровна собственной персоной. И улыбается так, будто зашла не к невестке в дом, а к себе в санаторий на выходные.
— Олечка, здравствуй, — протянула она голосом, в котором любезности было меньше, чем в школьной столовой мяса в котлетах. — Ты что, не рада?
— У нас выходной. Я вообще-то собиралась полежать, — натянула я улыбку. — Ты почему без звонка?
— А зачем звонить? — глаза прищурила. — Это же наш общий дом.
— Наш? — у меня даже дыхание перехватило. — В смысле — наш?
— А что тут непонятного? — вставил Роман, уже снимая с матери пальто. — Мама ключи взяла, чтобы не бегать каждый раз.
— Какие ключи?! — я почувствовала, как у меня трясутся руки. — Роман! Ты отдал ключи от моей квартиры?
— Олечка, ну зачем ты так сразу? — вздохнула свекровь и прошла на кухню, как к себе домой. — Мне тоже удобно приходить, помогать вам. Ты ведь работаешь много, не успеваешь. А я хоть порядок наведу.
Она уже открыла холодильник, сунула туда нос и тут же закомментировала:
— Молоко стоит открытое, скоро скиснет. Колбаса дешевая, брать такое нельзя. Ты жену-то кормишь нормально, Ромочка?
Я молчала. Потому что если бы открыла рот, то точно бы сказала что-то такое, что обратно не заберёшь.
Роман сел за стол, включил телефон и уткнулся в него. Как будто всё нормально. Как будто это естественно — приводить маму в квартиру жены без спроса.
— Нина Петровна, — наконец выдавила я. — Вы не имеете права здесь хозяйничать.
— Ой, ну что за слова? — она всплеснула руками. — Я мать твоего мужа. Мы одна семья. Ты ещё молода, не понимаешь. Семья — это когда вместе, а не когда каждый в своём углу.
— В своём углу? — я нервно засмеялась. — Простите, но угол этот — мой. И квартира моя. И я не давала ключи никому, кроме Романа.
— Да ладно, — отмахнулась она. — Всё равно всё общее. Ты же жена. Значит, и квартира — семейная.
— Нет, — отрезала я. — Эта квартира унаследована мной до брака. Это только моё имущество. По закону.
— Да ты что, адвокат нашлась? — Нина Петровна прищурилась ещё сильнее. — Я тебе, девочка, скажу так: закон законом, а жизнь по-другому устроена. Если муж здесь живёт, значит, и его мать имеет право приходить.
И вот тут я взорвалась.
— Нет, не имеет! — стукнула я ладонью по столу. — Немедленно верните ключи!
— Ты что орёшь? — встрепенулся Роман. — Мама просто помочь хотела!
— Помочь? — я уставилась на него. — Это помощь — без спроса входить в мою квартиру? Это помощь — копаться в моём холодильнике и указывать, чем кормить?
— Ты неблагодарная, — подытожила свекровь, подняв брови. — Я стараюсь для вас, а ты меня выгоняешь.
— Да, — я кивнула. — Выгоняю.
Тишина была такая, что даже часы на стене тикали громче обычного.
— Ну ты и стерва, — процедил Роман. — Родную мать выставить.
— Родную мать — в её квартиру. — Я холодно посмотрела на него. — Здесь — моя.
Нина Петровна хлопнула дверцей холодильника, нацепила пальто и грозно сказала:
— Ты ещё пожалеешь. Женщины, которые не уважают свекровей, долго не живут в браке.
И ушла.
А мы остались. Я стояла у окна, дрожала, сердце колотилось. Роман смотрел на меня с ненавистью. И я вдруг поняла: это только начало.
После того злополучного воскресенья в квартире повисла тягучая тишина. Но это не та тишина, которая успокаивает. Это была тишина, как перед грозой: воздух липкий, душный, и ты знаешь — сейчас шарахнет, только не знаешь, когда и в кого.
Роман ходил мрачный, будто я его с пенсии сняла. На работу уходил, не прощаясь, вечером возвращался, садился за ноутбук и молчал. А если говорил — то односложными: «угу», «ладно», «потом». И я прекрасно понимала: разговаривает он не со мной, а с мамочкой по телефону.
Я пару раз слышала. Сидит в ванной, будто уединиться решил, и шепчет в трубку:
— Мам, ну потерпи, она остынет… Нет, не отдаст… Я ей говорил… Да, конечно, мы сделаем по-другому…
И сердце у меня сжималось. Это ж надо — взрослый мужик, тридцать два года, а в душе так и остался сыночком.
На работе меня накрыла проверка. Я бухгалтер, у нас август — горячий сезон. Налоговая, сверки, отчёты. Сидела ночами, глаза красные, сил нет, домой приходила как выжатый лимон. И тут — сюрприз: открываю дверь, а на кухне сидит… угадайте кто?
— Ну привет, хозяйка, — сладко улыбнулась Нина Петровна, нарезая огурцы.
У меня даже пакет с продуктами из рук выпал.
— Вы как сюда попали? — голос сорвался на визг.
— Ключами, как обычно, — спокойно ответила она. — Ты ж всё равно работаешь до ночи. Роман попросил ужин приготовить.
Я посмотрела на стол: котлеты, картошка, салат. Всё парное, горячее. В доме пахло так, будто у нас не двушка на окраине, а ресторан на Арбате.
И тут я поняла: это не просто визит. Это оккупация.
— Нина Петровна, — я тяжело дышала, — немедленно верните ключи.
— Олечка, — вздохнула она и закатила глаза. — Ну что ты, как маленькая? Разве так с родными? Ты уставшая, бледная, худющая, а я помочь хочу. Чего ты цепляешься?
— Я не цепляюсь, — я подошла ближе, почти шепотом. — Это моя квартира. Моя. И я решаю, кто тут ходит с ключами.
Она подняла на меня взгляд, такой ледяной, что я чуть не вздрогнула.
— Дочка, — сказала медленно. — Ты пока жена моего сына. Значит, часть нашей семьи. А в семье решает старший.
— Здесь решаю я! — сорвалась я. — И точка!
В этот момент хлопнула дверь. Пришёл Роман. Увидел меня красную, с дрожащими руками, увидел мать, спокойно нарезающую огурцы, и моментально встал на её сторону.
— Опять скандал? — устало бросил он. — Оля, ты достала уже! Нормально жить не можешь?
— Это я достала? — я рассмеялась нервно. — Это ты маме ключи отдал за моей спиной!
— И правильно сделал, — огрызнулся он. — Хоть в доме порядок будет.
— Порядок? — я ткнула пальцем в стол. — Это называется порядок? Когда в моём доме хозяйничает чужая женщина?
— Чужая?! — вскрикнул он. — Это моя мать!
— Вот именно! — я ударила ладонью по столу так, что тарелки подпрыгнули. — Твоя! Не моя! И пусть сидит у себя дома!
Нина Петровна демонстративно отложила нож и села на табуретку.
— Знаешь что, Олечка, — сказала она холодно. — Женщина, которая выгоняет свекровь, недолго женой бывает.
— Да хоть пять минут! — рявкнула я. — Но я свою квартиру никому не отдам!
И тогда Роман сорвался. Подскочил ко мне, схватил за локоть так, что я ойкнула.
— Замолчи! — заорал прямо в лицо. — Надоела! Вечно тебе всё не так! Может, сама уйдёшь?
— Не дождёшься, — процедила я, вырывая руку. — Если кто и уйдёт, так это вы.
И я пошла к шкафу. Достала его спортивную сумку, открыла и начала сгребать туда рубашки, носки, джинсы. Всё подряд.
— Ты что творишь?! — Роман стоял как громом поражённый.
— Чемоданы собираю, — спокойно ответила я. — Для тебя и мамочки. Раз уж вы тут вдвоём жить хотите.
Он кинулся к сумке, стал вырывать вещи обратно. Я толкнула его. Он толкнул меня. Тарелка с котлетами упала на пол и разлетелась вдребезги.
— Ты с ума сошла! — кричал он. — Это я тебя выгоню, а не наоборот!
— Попробуй, — прошипела я. — Попробуй выгнать хозяйку квартиры.
И тут я увидела, как Нина Петровна, не моргнув глазом, достала из своей сумки паспорт. Помахала им у меня перед лицом и сказала:
— Вот запомни, девочка. Ты ещё никем здесь не стала. Сегодня ты жена, завтра — бывшая. А квартиру ты с моим сыном всё равно не поделишь.
— Ошибаетесь, — я усмехнулась. — Делить нечего. Эта квартира только моя. Документы у меня.
Она на секунду сбилась, но тут же снова подняла подбородок.
— Посмотрим.
Я стояла, дрожала, но внутри уже что-то щёлкнуло. Я больше не боялась. Я знала: либо я сейчас возьму себя в руки, либо меня сотрут.
— Роман, — сказала я твёрдо. — Берёшь мать и идёте. Сегодня. Немедленно.
— Я не уйду, — рявкнул он.
— Тогда завтра замки поменяю, — ответила я. — И вещи твои оставлю в подъезде.
Он замер. Видимо, понял, что я не шучу. Нина Петровна только прищурилась:
— Ах вот как? Ну, Олечка… ты сама подписала себе приговор.
А я вдруг почувствовала странное облегчение. Да, страшно. Да, впереди скандалы, разборки, суд, может быть. Но я наконец-то сказала то, что давно надо было сказать.
Вечером они ушли. В коридоре хлопнула дверь так, что дрогнули стены. Я осталась одна. В квартире было тихо-тихо, только капала вода из крана.
И я впервые за долгое время вздохнула свободно. Но знала: это ещё не конец. Они вернутся. И битва будет настоящая.
Два дня в квартире было тихо, как в морге ночью. Я даже боялась громко воду включать — вдруг соседи подумают, что у меня всё в порядке. А у меня в порядке не было. У меня висела пауза — перед последним аккордом.
Я поменяла замки. Вызвала мастера, отдала две с половиной тысячи, но зато теперь знала: ключ есть только у меня. Новый, блестящий, пахнущий железом, как оружие. И я его в ладони сжимала, будто это нож против их нападок.
И, конечно, нападение случилось.
Вечером в четверг дверь затрясло так, будто ломятся коллекторы. Я подскочила. Голос Романа:
— Оля! Открывай, я знаю, ты дома!
Я сделала глубокий вдох, подошла к двери.
— Роман, у тебя больше нет ключей. Это не случайность.
— Ты что, сдурела? — он орал в замочную скважину. — Это мой дом!
— Нет, — спокойно сказала я. — Это мой дом.
И тут голос Нины Петровны, звонкий, ехидный:
— Ах вот как! Значит, нас выгоняют? Ну, дочка, ты попала. Я уже поговорила с юристом. Мы в суд пойдём. Ты тут одна жить не будешь!
Я засмеялась. Реально засмеялась. Нервно, громко.
— В суд? Да ради бога! Только попробуйте. Эта квартира моя по наследству. Добрачное имущество. Ты хоть весь район юристов обойди — не оттяпаешь.
Тишина. Потом удар кулаком по двери.
— Предательница! — закричал Роман. — Я ради тебя… а ты!
— Ради меня? — тут я не выдержала и тоже заорала. — Ты ради меня хоть что-то сделал? Хоть копейку вложил? Хоть раз меня защитил от своей мамочки? Нет! Ты всегда только за ней бежал!
С той стороны сопение, мат.
— Всё, хватит, — сказала я твёрдо. — Хочешь — разводись. Я подпишу хоть завтра. Но в эту квартиру больше ни ногой.
И я услышала, как они вдвоём спустились по лестнице, громко топая, громыхая.
Я стояла у двери, прижимая лоб к холодному металлу. И вдруг поняла: я свободна.
Да, впереди суд, развод, куча неприятных разговоров. Но это уже всё равно. Потому что я наконец выгнала из своей жизни лишних людей.
Они думали, что я прогнусь. Что уступлю, как всегда. А я — нет. Не прогнулась.
Я в этой квартире останусь. И точка.
