Анна стояла у окна своей кухни и смотрела на двор. Осень в Москве всегда пахла сыростью и бензином, а в её доме ещё и чужими котлетами: соседка снизу, пенсионерка, готовила их круглосуточно, будто на фронт собиралась.
Анна вздохнула, поставила чашку с остывшим чаем в мойку и услышала, как в замке повертелся ключ.
— Ну наконец-то, — сказала она без особого энтузиазма.
Вошёл Дмитрий. Сутулый, в тёмной куртке, которую давно пора было отправить хотя бы в химчистку, а лучше — на помойку. Он всегда входил одинаково: тяжёлым шагом, с глухим вздохом, будто тянул на себе весь мир. Но Анна знала — этот «мир» в его понимании состоял из кредитов, маминых звонков и бесконечного нытья.
— Привет, — буркнул он и, не снимая обуви, прошёл в комнату.
Анна прищурилась. Раньше она делала ему замечания: «Пол вытрешь!», «Сними ботинки!». Теперь не делала. Зачем? Как собаку дрессировать в 45 лет — бесполезно.
Она прошла за ним. Дмитрий сел на диван, уткнулся в телефон. Тишина натянулась, как старая простыня, вот-вот порвётся.
— Дим, — начала Анна, спокойно, но твёрдо. — Ты когда собираешься сказать, зачем мама сегодня мне звонила?
Он дёрнулся, как школьник, которого застали за курением.
— А… ну… — замялся он, и по его лицу Анна сразу поняла всё. — Она просто беспокоится…
— Беспокоится, что у тебя денег нет? Или беспокоится, что ты их опять у неё занял? — Анна скрестила руки и уставилась на него поверх очков.
Он заёрзал.
— Ты всё преувеличиваешь. Там ерунда, пятьдесят тысяч всего.
— «Всего»? — Анна усмехнулась, но глаза её остались холодными. — Это твоя мама мне сказала: «Аннушка, надо бы нам подумать, как квартиру оформить. На всякий случай. Ну ты же понимаешь, сыну легче будет».
Дмитрий сглотнул.
— Она… ну… ты неправильно поняла.
— Да ладно? — Анна шагнула ближе, её голос стал тихим, почти ласковым, но в этой ласке был стальной крючок. — Дмитрий, я всё прекрасно поняла.
Тишина снова натянулась. Он не смотрел ей в глаза.
Анна отошла к столу, достала из ящика папку с документами. Разложила их перед собой, как карты в дурацкой игре: свидетельство о собственности, договор купли-продажи, кадастровый номер.
— Видишь? — сказала она, не поднимая головы. — Это моя квартира. Купленная до брака. Оформленная на меня. И я в ней прописана. Только я.
— Ну зачем ты так… — Дмитрий почесал затылок. — Мы же семья. Вместе надо.
Анна подняла глаза.
— Семья — это когда двое. Не трое.
Эта фраза повисла в воздухе, как выстрел.
Дмитрий открыл рот, но так и не нашёл, что ответить. Его мама всегда присутствовала в их разговорах, даже если физически её рядом не было. Она как тень — сидела между ними, дышала в затылок, подсказывала ему фразы, отнимала у него хребет.
— Ты не понимаешь, — начал он, уже чуть громче, — если я сейчас не помогу маме, её квартиру заберут за долги!
— А мне-то какое дело? — Анна откинулась на стул, сложила руки на груди. — У неё своя квартира. У нас — своя. И проблемы у неё — тоже свои.
— Ты жёсткая, — выдохнул он. — Ты не веришь в меня.
— Я верю в документы, Дима, — отрезала Анна. — А в сказки я перестала верить лет двадцать назад.
Он вскочил, зашагал по комнате.
— Ты вообще понимаешь, что я между вами двумя разрываюсь?!
— Это твоя мама так сказала? — прищурилась Анна. — Или это ты придумал?
Он остановился, сжал кулаки.
— Ты… ты меня унижаешь.
Анна хмыкнула.
— Я тебя? Нет, Дим. Ты сам себя унижаешь, когда приходишь и говоришь её словами.
Он хотел что-то бросить, но тут зазвонил телефон. Звонок — и Анна сразу поняла: мама.
Дмитрий схватил трубку, вышел в коридор, как школьник, которому стыдно, что его застукали с дневником.
Анна встала, закрыла папку и поставила её обратно в ящик. Сердце колотилось, но лицо оставалось спокойным.
Через пару минут он вернулся. Смотрел куда угодно, только не на неё.
— Мама говорит, что ты зря так настроена.
Анна засмеялась. Громко, резко.
— Мама говорит! Мама думает! Мама считает! А ты что думаешь, Дим? Ты вообще головой думаешь?
— Ты слишком грубо, — он шагнул ближе, но голос дрогнул.
Анна посмотрела прямо в его глаза.
— Запомни. Я из этого дома никуда не уйду. Никогда.
Он растерянно замер, будто получил пощёчину.
И тут их тишину прорезал звонок в дверь. Резкий, настойчивый. Анна сразу поняла, кто это. Дмитрий шагнул к двери.
— Не смей, — сказала она, но он уже повернул замок.
На пороге стояла Галина Сергеевна. В своей фирменной шубе из мутного меха и с пакетиком из аптеки в руках, будто она случайно мимо шла.
— Здравствуйте, дети, — улыбнулась она ядовито. — Я вот мимо проходила…
Анна почувствовала, как в груди что-то сжалось. Это был уже не намёк, не тень. Это было начало войны.
И впервые за долгое время она позволила себе сорваться:
— Вали отсюда! — рявкнула Анна так, что даже кот с верхнего этажа заорал.
Дмитрий побледнел. Мать распахнула глаза. А воздух в квартире стал густым, как перед грозой.
Анна сидела за кухонным столом и медленно резала огурец. Резала не потому, что собиралась ужинать, а потому что надо было чем-то занять руки. Стук ножа о доску глушил тишину, но внутри неё нарастал гул. Вчерашний скандал — с Дмитрием, с его мамашей в шубе, с этим хамским «мимо проходила» — до сих пор бил по нервам.
Дмитрий сегодня с утра исчез. Сказал: «По делам». Она не уточняла. Всё равно знала — «дела» зовут Галиной Сергеевной и пахнут её советами.
К вечеру он вернулся с букетом роз. Красных. В целлофане. С рынка у метро, где их втюхивают всем, кто опоздал домой.
— Ну что ты, — начал он виноватым голосом, ставя цветы на стол. — Мы же семья. Надо быть вместе. Мама не враг.
Анна посмотрела на букет и вспомнила, как лет десять назад радовалась каждому такому жесту. А сейчас — только раздражение.
— Ты серьёзно думаешь, что можно прикрыть чужие долги цветами? — она скинула букет в раковину. Вода включилась, лепестки моментально осели.
Дмитрий дернулся, хотел что-то сказать, но промолчал.
— Слушай, — начал он уже другим тоном, настойчивым. — Есть вариант. Надо квартиру на время переписать. Ну, чтоб банк не трогал. А потом обратно всё оформим.
Анна откинулась на спинку стула и рассмеялась. Громко, хрипло, с сарказмом.
— Дим, ты даже слышишь, что говоришь? На время? Это тебе мама придумала, да?
— Ну… — он замялся, — это единственный выход.
— Для кого? Для неё? — Анна ударила ладонью по столу. — А для меня что? Выйти из своей квартиры на улицу?
Он шагнул к ней, положил руку на плечо.
— Анн, не сгущай краски. Это же временно. Мы потом всё вернём.
Она резко скинула его руку.
— Ты хоть раз что-то вернул, Дим? Деньги, обещания, время? Ты всегда только берёшь.
Он покраснел.
— Не говори так. Я стараюсь.
— Ты стараешься? — Анна поднялась, глядя ему прямо в глаза. — Ты стараешься быть маменькиным сынком. И у тебя отлично получается.
Дмитрий сжал кулаки.
— Ты специально меня провоцируешь.
— Нет, Дим. Я просто называю вещи своими именами.
И тут дверь снова зазвонила. Долго, раздражающе. Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Не открывай, — бросила она.
— Это мама, — пробормотал он и пошёл в коридор.
— Дмитрий! — крикнула Анна, но было поздно.
На пороге стояла Галина Сергеевна. В руках — аккуратная папка с документами.
— Ну здравствуйте ещё раз, — произнесла она с улыбкой. — Я ненадолго. Надо только бумаги посмотреть.
Анна схватилась за косяк двери.
— Вы что, с ума сошли?
— Аннушка, не надо так остро, — Галина Сергеевна переступила порог, будто у себя дома. — Мы же всё понимаем. Сыну тяжело. Я мать, я должна помочь. А ты — жена. Ты же тоже должна…
— Я никому ничего не должна, — перебила её Анна. Голос её был низкий, угрожающий.
— Ты эгоистка, — взвилась свекровь. — Муж тонет, а ты за бумажки цепляешься!
— Это не бумажки, — Анна вытащила из ящика свою папку и хлопнула ею по столу. — Это моя жизнь.
Дмитрий встал между ними, вытянув руки.
— Хватит! Вы обе как…
— Замолчи, — одновременно бросили они.
Галина Сергеевна шагнула к Анне, ткнула пальцем в её сторону.
— Ты думаешь, что победишь? Ты одна, а нас двое.
Анна оттолкнула её руку.
— Ошибаетесь. Я здесь хозяйка. И дверь всегда могу закрыть.
Секунда — и напряжение сорвалось. Голосов стало слишком много, слова — слишком острые. Дмитрий пытался их разнять, но получил от матери локтем и от Анны взгляд, которым можно было бы прожечь стену.
Папка с документами упала на пол. Листы рассыпались. Дмитрий кинулся их подбирать, но Анна остановила его:
— Не трогай.
Она собрала бумаги сама, положила обратно. Аккуратно. Как будто собирала себя по кусочкам.
Потом подняла голову и сказала спокойно, почти тихо:
— Завтра у нас не приёмный день. И послезавтра тоже. У нас вообще больше нет приёмных дней.
Галина Сергеевна побледнела.
— Ты с ума сошла…
— Возможно, — кивнула Анна. — Но я точно знаю: больше в этой квартире чужих ключей не будет.
Она подошла к двери, распахнула её настежь.
— Вон. Обеим говорю.
Дмитрий растерянно посмотрел то на мать, то на жену.
— Анн… ну как же…
— Выбор твой, Дим. Или ты уважаешь мои границы. Или вместе с мамой идёшь к чёрту.
Он не двинулся. А Галина Сергеевна сжала губы и первой вышла в коридор.
Дверь хлопнула так, что дрогнули стекла.
Анна стояла в прихожей, прижимая к груди папку с документами. Сердце билось бешено, но она вдруг почувствовала странное спокойствие. Она сделала шаг, которого сама от себя не ожидала. Почти необратимый.
А Дмитрий остался в коридоре. Растерянный, сломленный. И всё ещё не понимающий, что уже проиграл.
Судебный участок в их районе находился в старом здании советской постройки: облупившаяся штукатурка, скрипучие двери, запах сырости и линолеума, протёртого до дыр. Анна сидела на деревянной скамейке в коридоре, рядом аккуратно стояла её папка с документами. Она держала спину прямо, руки спокойно лежали на коленях. Снаружи казалось, что она ледяная. Внутри же билось сердце — не от страха, а от напряжения: ещё чуть-чуть, и всё закончится.
Дмитрий появился через пять минут. В мятой рубашке, галстук повис криво. Он выглядел так, будто не спал ночь. За ним, как тень, шла Галина Сергеевна. В дорогом пальто, с гордо поднятой головой, словно она шла не в суд, а на парад.
— Ну что, довольна? — шипнула Галина, проходя мимо Анны. — Разрушила семью. Стерва.
Анна не ответила. Она даже не повернула головы.
В зале суда всё прошло быстро. Судья говорил сухо, официально, как будто обсуждал не их жизнь, а протокол. Дмитрий пытался что-то мямлить про «семью», про «нужен шанс». Галина вступала с обвинениями: «эгоистка», «бессердечная». Анна же произносила только факты: дата брака, дата покупки квартиры, регистрация, отсутствие общих детей. Каждое её слово было как гвоздь в крышку гроба их брака.
Приговор прозвучал буднично: брак расторгнут, имущественных претензий нет.
Дмитрий сидел с открытым ртом, будто ждал, что судья скажет что-то ещё. Но судья уже смотрел в другие бумаги.
Анна спокойно поднялась, взяла папку и вышла первой.
На улице было холодно. Ветер разносил жёлтые листья по асфальту. Она вдохнула полной грудью и почувствовала: впервые за много лет ей легко дышать.
Дмитрий выбежал следом.
— Анн, постой! — он схватил её за руку. — Я не хотел… это всё мама…
Анна посмотрела на его пальцы, сжимающие её запястье, и спокойно убрала руку.
— Хватит. Я больше не твоя жена.
Галина Сергеевна вылетела из здания, будто на крыльях.
— Ах ты дрянь! Думаешь, победила? Ты одна, а мы…
Анна развернулась и посмотрела ей прямо в глаза.
— Да. Я одна. Но я свободна.
И пошла прочь.
Позади что-то кричали, возмущались, но слова уже не долетали. Анна шла уверенно, сжимая в руках папку. Там были её документы, её квартира, её жизнь. И, главное, её ключи.
Она знала: дальше будет трудно. Будет одиночество, страх, новые заботы. Но всё это будет её.
А Дмитрий остался рядом с матерью — её взрослый сынок в мятой рубашке. И это была их общая, навсегда проигранная битва.
Анна же впервые за долгие годы чувствовала себя живой.
