— Деньги на карте закончились, а до зарплаты ещё неделя! — Лариса даже не поздоровалась, ворвавшись на кухню, где я готовила ужин.
Свекровь стояла в дверях, грозная, как надвигающаяся буря. В руке она сжимала банковскую карту — ту самую, которую мы с Андреем завели специально для семейных расходов. Её лицо выражало праведное негодяжение человека, у которого отняли законное право распоряжаться чужими деньгами.
Я медленно выключила плиту, аккуратно поставила сковородку на холодную конфорку и только потом повернулась к ней. За три года совместной жизни в одной квартире я научилась не реагировать мгновенно на её выпады. Пауза давала мне время собраться с мыслями, а ей — остыть хотя бы на градус.
— Здравствуйте, Лариса Петровна, — сказала я спокойно. — На карте ровно столько, сколько должно быть на двадцать третье число.
— Что значит «сколько должно быть»? — она шагнула в кухню, и пространство мгновенно сжалось. У неё был талант заполнять собой любое помещение, превращая его в клетку. — Я хотела купить новые занавески в гостиную! Старые уже выцвели!
Занавески. Конечно. На прошлой неделе это была кофемашина. До этого — массажное кресло. А ещё раньше — комплект посуды из костяного фарфора на двенадцать персон. Для квартиры, где живут три человека и гости бывают раз в полгода.
— Лариса Петровна, мы с Андреем договорились о бюджете. На карте лежит сумма на продукты и коммунальные услуги. Всё остальное — по согласованию.
Она фыркнула так выразительно, что соседи наверняка услышали.
— Согласование! С кем это мне согласовывать? С тобой? Да ты в моём доме живёшь! В квартире, которую я с покойным мужем покупали! Каждый кирпич здесь помнит мои руки!
Это была её любимая песня. Квартира действительно была куплена ещё при жизни свёкра, двадцать лет назад. После его смерти она по закону перешла к Ларисе Петровне и Андрею в равных долях. Но для свекрови эта квартира навсегда осталась исключительно её владением, а мы с Андреем — временными постояльцами, которым позволено здесь находиться из великой милости.
— Эта квартира наполовину принадлежит Андрею, — напомнила я мягко.
— Андрюша! — она воздела руки к потолку. — Мой сын! Которого я растила одна! Которому я жизнь отдала! И вот благодарность — его жена учит меня, как мне жить в собственном доме!
Драматизм был её вторым талантом. Она могла превратить в греческую трагедию даже поход в магазин за хлебом. Я уже привыкла к этим спектаклям, но сегодня что-то во мне надломилось. Может быть, дело было в том, что вчера я узнала одну интересную деталь. Или в том, что накануне Андрей в очередной раз встал на сторону матери, когда она потребовала отдать ей мою премию на «нужды дома».
— Лариса Петровна, — сказала я, и в моём голосе появились стальные нотки. — Давайте поговорим откровенно. Сколько денег вы потратили с нашей карты за последний месяц?
Она вздёрнула подбородок.
— Это не твоё дело!
— Семь тысяч на косметику. Пятнадцать тысяч на какие-то БАДы. Десять тысяч на онлайн-курсы по саморазвитию. И это только то, что я смогла отследить по выпискам.
Её лицо начало наливаться багрянцем.
— Ты следишь за мной?!
— Я слежу за семейным бюджетом. Который вы опустошаете быстрее, чем мы успеваем его пополнять.
— Как ты смеешь! — она сделала шаг ко мне, и я невольно отступила к окну. — Да я тебя из грязи вытащила! Ты пришла в эту семью никем! У тебя ничего не было! А теперь распоряжаешься тут!
«Из грязи». Я работала менеджером в крупной компании, когда встретила Андрея. У меня была съёмная квартира, машина и приличная зарплата. Но для Ларисы Петровны любая женщина, посмевшая приблизиться к её сыну, автоматически становилась нищенкой, мечтающей прибрать к рукам их «богатства».
Дверь хлопнула. Андрей вернулся с работы. Я услышала, как он снимает обувь в прихожей, вешает куртку. Его шаги приближались к кухне медленно, неохотно. Он всегда чувствовал напряжение в доме, как животное чувствует грозу.
— Что происходит? — спросил он, появившись в дверях.
Мой муж. Красивый, умный, талантливый. И абсолютно неспособный сказать «нет» своей матери. Он стоял между нами, но я уже знала, на чьей стороне он окажется через минуту.
— Андрюша! — Лариса Петровна мгновенно переключилась на страдальческий тон. — Твоя жена следит за каждой моей копейкой! Считает, сколько я трачу! Как будто я чужая в родном доме!
Андрей посмотрел на меня с упрёком.
— Ира, ну зачем ты так? Мама же не чужой человек.
Вот и всё. Приговор вынесен. Суд присяжных в составе одного человека признал меня виновной в покушении на святое — комфорт его матери.
— Андрей, — сказала я устало. — Твоя мама тратит больше, чем мы зарабатываем. В прошлом месяце нам пришлось занимать у моих родителей, чтобы заплатить за коммуналку.
— Мам, может, правда стоит немного умерить аппетиты? — робко предложил он.
Лариса Петровна всплеснула руками.
— Аппетиты! Я себе в последний раз платье покупала год назад! Я во всём себе отказываю! А она тут транжирит деньги на свои шпильки и помады!
Это была ложь. Наглая, откровенная ложь. За последний месяц она купила три платья, две пары обуви и сумку. Я это знала, потому что коробки до сих пор стояли в её комнате — она даже не удосужилась их выбросить. А я уже два года не покупала себе ничего, кроме базовых вещей.
— Мама права, — вдруг сказал Андрей. — Ира, ты действительно много тратишь на себя. Может, стоит экономнее относиться к деньгам?
Я смотрела на него и не верила своим ушам. Он же видел мою зарплатную карту. Он знал, что я перевожу в семейный бюджет восемьдесят процентов заработка. Он знал, что последний раз я покупала себе что-то дороже тысячи рублей полгода назад. Но сейчас он смотрел на меня глазами своей матери.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Лариса Петровна. — Даже Андрюша согласен! Ты просто эгоистка, которая думает только о себе!
Что-то внутри меня оборвалось. Тихо, почти беззвучно. Как обрывается последняя нить, удерживающая тяжёлый груз. Я почувствовала странное спокойствие. Холодное, кристальное спокойствие человека, который принял окончательное решение.
— Хорошо, — сказала я. — Вы правы. Я действительно эгоистка.
Они оба удивлённо посмотрели на меня. Они ждали спора, слёз, оправданий. Но не этого спокойного согласия.
— Ир, ты чего? — неуверенно спросил Андрей.
Я достала телефон. Мои пальцы быстро скользили по экрану. Банковское приложение. Семейный счёт. История операций. Скриншот. Ещё один. И ещё. Отчёт за месяц — сохранить. За квартал — сохранить. За год — сохранить. Всё это заняло меньше минуты.
— Что ты делаешь? — встревожилась Лариса Петровна.
Я подняла голову и посмотрела сначала на неё, потом на Андрея.
— Я выхожу из семейного бюджета.
— Что? — они спросили это одновременно, как по команде.
— С этой минуты я не вкладываю ни копейки в общие расходы. Моя зарплата — это мои деньги. Покупайте занавески, кофемашины и всё, что захочет Лариса Петровна. Но без моего участия.
Андрей растерянно захлопал глазами.
— Ира, ты же не серьёзно? А как же коммуналка? Продукты?
— Это теперь ваша с мамой забота. В конце концов, я тут только гостья. В вашем доме.
Лариса Петровна первой пришла в себя.
— Ах так! — её голос взлетел на октаву выше. — Ты решила нас шантажировать? Думаешь, мы без тебя не справимся? Да мы прекрасно жили до твоего появления!
— Вот и чудесно. Значит, и дальше проживёте.
Я прошла мимо них к выходу из кухни. Андрей попытался меня остановить, схватив за руку.
— Ира, подожди. Давай поговорим спокойно.
Я высвободила руку.
— Мы только что поговорили. И ты сделал свой выбор.
В спальне я достала чемодан — тот самый, с которым приехала сюда три года назад. Начала складывать вещи. Методично, спокойно. Платья, джинсы, свитера. Косметичка. Документы. Ноутбук.
Андрей стоял в дверях и смотрел на мои сборы с растущей паникой.
— Ты что, уходишь?
— Временно. Поживу у Марины, пока не найду квартиру.
— Ира, это же глупо! Из-за какой-то ссоры…
Я выпрямилась и посмотрела на него.
— Андрей, это не ссора. Это последняя капля. Твоя мать выживает меня из этого дома с первого дня. А ты не просто позволяешь ей это делать — ты ей помогаешь.
— Я не помогаю! Я просто пытаюсь сохранить мир!
— Нет. Ты просто трус. Тебе проще предать меня, чем сказать своей матери «нет».
В дверях появилась Лариса Петровна. На её лице играла победная улыбка.
— Вот и прекрасно! Уходи! Нам тут без тебя будет гораздо лучше! Правда, Андрюша?
Андрей молчал, разрываясь между двумя женщинами. Его мать ждала поддержки, я — хоть какого-то проблеска мужества. Но он так и не смог выбрать. Он просто стоял, как тень, как пустое место между двумя полюсами.
Я защёлкнула чемодан.
— Кстати, Лариса Петровна, — сказала я, проходя мимо неё. — Я вчера разговаривала с вашей сестрой. Той самой, с которой вы не общаетесь уже пять лет. Она рассказала интересную историю про квартиру.
Свекровь побледнела.
— Какую ещё историю?
— Про то, что квартиру покупал не ваш покойный муж, а его родители. И завещали они её напрямую Андрею, минуя вас. Просто Андрей тогда был несовершеннолетним, и вы оформили опекунство над его долей. А потом «забыли» ему об этом сказать, когда он вырос.
Повисла тишина. Андрей медленно повернулся к матери.
— Мам, это правда?
— Это… это клевета! — выдавила Лариса Петровна, но её голос дрожал.
Я достала из сумочки сложенный лист бумаги и протянула Андрею.
— Вот копия завещания. Твоя тётя сохранила. Квартира полностью твоя, Андрей. Всегда была твоей. А твоя мать просто живёт здесь из милости. Той самой милости, в которой она постоянно упрекает меня.
Лицо Андрея было как чистый лист, на котором медленно проступали буквы понимания. Он смотрел на документ, на мать, снова на документ.
— Мама? — его голос был тихим, почти детским.
Лариса Петровна выхватила у него бумагу.
— Это подделка! Твоя жена специально это подстроила, чтобы нас поссорить!
Но Андрей уже не слушал. Он смотрел на неё новым взглядом. Взглядом человека, у которого только что разрушили фундамент, на котором стоял весь его мир.
— Мама, просто скажи — это правда или нет?
Она открыла рот, чтобы снова солгать, но что-то в его взгляде остановило её. Может быть, впервые в жизни она увидела в нём не послушного мальчика, а взрослого мужчину, требующего ответа.
— Я… я хотела как лучше! — выпалила она. — Ты был молодой, неопытный! Что бы ты делал с квартирой? Продал бы за копейки! А я сохранила её для тебя!
— Сохранила? — Андрей усмехнулся. Горько, почти болезненно. — Ты двадцать лет морочила мне голову, что я живу в твоём доме! Что я должен быть благодарен за крышу над головой!
— Я твоя мать! Я имела право!
— Нет, — отрезал он. — Не имела.
Я стояла с чемоданом в руках и наблюдала, как рушится тщательно выстроенная конструкция лжи. Лариса Петровна пыталась оправдываться, плакала, обвиняла меня в разрушении семьи. Но Андрей больше не слушал. Пелена спала с его глаз.
— Ира, — он повернулся ко мне. — Не уходи. Пожалуйста.
Я покачала головой.
— Андрей, ты должен сам разобраться с этим. Сам решить, что делать дальше. Без меня.
— Но…
— Я сняла квартиру-студию на Васильевском. Если захочешь поговорить — ты знаешь мой номер.
Я вышла из квартиры, оставив за спиной хаос. Лариса Петровна кричала что-то вслед, Андрей пытался её успокоить. Но меня это больше не касалось.
На улице моросил мелкий дождь. Я подняла лицо к небу и впервые за три года почувствовала себя свободной. Чемодан был тяжёлым, но я несла его легко. В нём было всё моё прошлое и ничего лишнего.
Телефон зазвонил, когда я садилась в такси. Андрей. Я сбросила. Потом позвонила Лариса Петровна. Снова сброс. Они звонили по очереди всю дорогу, но я не отвечала.
Марина встретила меня на пороге с бокалом вина и сочувствующей улыбкой.
— Ну наконец-то! Я уже думала, ты никогда не сбежишь из этого дурдома.
Я улыбнулась в ответ.
— Знаешь, а ведь они даже не заметили, что ужин так и остался на плите. Наверное, сгорел уже.
Мы обе рассмеялись. Нервно, с облегчением.
Той ночью я спала как убитая. Впервые за долгое время без тревожных снов, без напряжения в плечах, без камня на груди. На маленьком диване в чужой квартире я чувствовала себя дома больше, чем за все три года в «семейном гнезде».
Утром пришло сообщение от Андрея: «Мама съехала к сестре. Можем поговорить?»
Я смотрела на эти три слова долго. Потом написала в ответ: «Через месяц. Мне нужно время».
И это была правда. Мне нужно было время, чтобы понять, хочу ли я возвращаться к человеку, который предавал меня каждый день. Пусть из трусости, пусть из слабости, но предавал. И хочу ли я строить семью с тем, кто так легко поддаётся манипуляциям.
Через неделю я получила официальное предложение о работе в филиале нашей компании в Москве. Зарплата в два раза выше, служебная квартира, карьерные перспективы. Раньше я бы отказалась — как же Андрей, как же семья? Но теперь я приняла его не задумываясь.
Андрей узнал об этом от общих знакомых. Примчался к Марине, умолял выслушать. Я согласилась на один разговор.
Мы встретились в кафе — на нейтральной территории. Он похудел, под глазами залегли тени. Рассказал, что выставил мать из квартиры, сменил замки, начал ходить к психологу.
— Я понял, Ира. Понял, каким идиотом был. Она всю жизнь мной манипулировала, а я даже не замечал. Думал, это нормально — что мать всегда права, что нужно её слушаться.
Я молчала, размешивая кофе.
— Дай мне второй шанс. Пожалуйста. Я изменился.
— Андрей, — сказала я мягко. — Дело не в том, что ты изменился. Дело в том, что я изменилась. Я больше не могу быть с человеком, которому нужно объяснять базовые вещи. Что жена важнее мамы. Что у взрослого мужчины должно быть своё мнение. Что любовь — это не предательство в трудную минуту.
— Но я же понял…
— Ты понял, потому что тебя ткнули носом в правду. А что будет в следующий раз? Когда появится новая ситуация, новый выбор?
Он опустил голову.
— То есть всё?
— Да, Андрей. Всё.
Я встала, оставив недопитый кофе. Он не пытался меня удержать. Наверное, сам понимал, что некоторые вещи невозможно исправить.
Через месяц я уехала в Москву. Новая работа захватила с головой. Я снимала маленькую, но свою квартиру, где никто не упрекал меня в существовании. Где я могла купить любые занавески, не спрашивая разрешения. Где мой бюджет был только моим.
Иногда Андрей писал. Рассказывал о терапии, о том, что продаёт квартиру и планирует тоже переехать. О том, что Лариса Петровна пытается с ним помириться, но он держит дистанцию. Я отвечала коротко и по существу.
А потом сообщения прекратились. Общие знакомые рассказали, что он встречается с какой-то девушкой. Что Лариса Петровна уже вовсю командует ей. Что история повторяется.
Мне было жаль ту девушку. Но не его. И уж точно не себя.
Потому что я наконец была свободна. От токсичной свекрови, от слабого мужа, от необходимости доказывать своё право на существование. И эта свобода стоила любых потерь.
Вечером, возвращаясь домой с работы, я иногда думала о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не нашла в себе силы уйти. Наверное, я бы до сих пор считала копейки, оправдывалась за каждую покупку и выслушивала упрёки в эгоизме. А Андрей до сих пор выбирал бы между мной и мамой, каждый раз делая выбор не в мою пользу.
Нет, я поступила правильно. Единственно правильно. И пусть сейчас я одна, но зато я — это я. Не тень свекрови, не приложение к мужу, не бесплатная прислуга в чужом доме. Просто я.
И знаете что? Это прекрасное чувство.
