— Не надо было так кричать на неё, Маш. Она же старая уже, — Сергей поставил чашку на стол и виновато посмотрел на жену.
— Старая? А когда она мне жизнь портила, она молодая была? — Маша резко обернулась от окна. — Двадцать лет, Серёжа! Двадцать лет я терплю её выходки!
— Но сейчас она больная…
— Больная! — фыркнула Маша. — Когда ей выгодно, тогда и больная. А когда соседке Клавдии нагрубить или мне нервы потрепать, тут она здоровее нас всех.
Сергей молча допивал чай. Он устал от этих вечных ссор между женой и матерью. Каждый день одно и то же. Мать что-то скажет, Маша вспылит, потом хлопают двери, слышатся обидные слова.
— А что она вообще тебе сказала? — спросил он, хотя знал, что лучше не спрашивать.
Маша прикрыла глаза, словно собиралась с силами.
— Она сказала, что я плохая хозяйка. Что суп у меня невкусный, что в доме грязно, что дети избалованные. А потом добавила, что хорошо бы мне поучиться у Светки, жены твоего брата. Вот та, мол, умеет и готовить, и прибирать.
— Мама просто… она привыкла всё контролировать.
— Привыкла! — голос Маши сорвался на крик. — А я что, не привыкла? Я не привыкла после работы готовить ужин, стирать, убирать? Я не привыкла слушать каждый день, какая я никчёмная?
Сергей встал, хотел обнять жену, но она отстранилась.
— Знаешь, что она мне сегодня сказала напоследок? — Маша вытерла глаза рукавом халата. — Что когда тебя не станет, я всё равно останусь одна. Потому что никому такая, как я, не нужна.
Сергей застыл с протянутыми руками.
— Она этого не говорила…
— Говорила! Именно эти слова! А потом хлопнула дверью так, что штукатурка посыпалась.
В коридоре послышались шаги. Дверь тихонько скрипнула, и в кухню заглянула десятилетняя Алёнка.
— Мам, а бабуля ушла? Она мне ничего не сказала, — девочка подошла к матери, обняла её за талию.
— Ушла, доченька. К себе домой, — Маша погладила дочку по волосам.
— А почему вы опять ругались? Мне страшно, когда вы кричите.
Маша присела на корточки перед дочерью, заглянула ей в глаза.
— Прости нас, солнышко. Взрослые иногда не могут договориться. Но это не значит, что мы не любим друг друга.
— Бабуля тебя не любит, — неожиданно сказала Алёнка. — Она всегда на тебя сердится. А мне жалко тебя.
Маша крепко прижала дочь к себе. Из глаз снова потекли слёзы.
— Иди делай уроки, Алёнушка. А мы с папой ещё поговорим.
Когда девочка ушла, Сергей сел рядом с женой.
— Маш, я поговорю с мамой. Объясню ей…
— Что ты объяснишь? — устало спросила Маша. — Ты уже двадцать лет объясняешь. Толку никакого.
— Тогда что делать?
Маша долго молчала, разглядывая свои руки. Эти руки мыли посуду, стирали бельё, гладили детские вещи. Эти руки работали в магазине по восемь часов в день, а потом ещё дома до позднего вечера. А свекровь говорила, что она плохая хозяйка.
— Помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросила она.
Сергей удивлённо посмотрел на жену.
— Конечно помню. На танцах в Доме культуры. Ты была в синем платье.
— В голубом, — поправила Маша с грустной улыбкой. — Я тогда думала, что ты самый красивый парень на свете. А твоя мама с первой встречи невзлюбила меня.
— Она просто переживала, что я женюсь…
— Серёжа, хватит её оправдывать! — вспыхнула Маша. — Она меня невзлюбила, потому что я не из богатой семьи. Потому что у моих родителей была маленькая квартира, а отец работал слесарем, а не инженером, как твой.
— Это же было так давно…
— Давно? А помнишь нашу свадьбу? Твоя мама весь вечер ходила с кислым лицом. А когда мы переехали к вам, она первым делом сказала мне, что в её доме свои правила, и я должна им подчиняться.
Маша встала, подошла к плите, поставила чайник.
— Двадцать лет, Серёжа. Двадцать лет я стараюсь ей угодить. Готовлю так, как она любит. Убираю так, как она требует. Детей воспитываю по её советам. А что получаю взамен?
— Мама тебя ценит…
— Ценит? — горько рассмеялась Маша. — Она меня терпит. Большая разница.
Чайник загудел. Маша заварила чай, села обратно за стол.
— Знаешь, о чём я мечтаю? — тихо сказала она. — О том, чтобы утром встать и не думать, понравится ли ей мой завтрак. Чтобы прийти с работы и не бояться, что она найдёт пыль на полке. Чтобы купить детям что-то вкусное и не слышать, что порчу их желудок.
— Маш…
— Нет, дай мне договорить. Я мечтаю о том, чтобы жить в своём доме. Чтобы никто не критиковал каждый мой шаг. Чтобы дети не слышали постоянные ссоры.
Сергей взял жену за руку.
— Но мама же одна. Кто за ней будет ухаживать?
— А за мной кто будет ухаживать? — в голосе Маши прозвучала обида. — Когда я болела воспалением лёгких, твоя мама ни разу не принесла мне чай. Зато требовала, чтобы я готовила обед, потому что её суп ей не нравится.
— Это было пять лет назад…
— И четыре года назад, когда у меня была операция. И три года назад, когда я сломала руку. Всегда, Серёжа! Всегда я была виновата в том, что не могу выполнять свои обязанности.
В дверь позвонили. Сергей пошёл открывать, а вернулся с соседкой тётей Валей.
— Здравствуй, Машенька! — тётя Валя села за стол, отказалась от чая. — Я мимо шла, думаю, зайду. А то слышала, Людмила Фёдоровна опять расстроенная домой вернулась.
— Расстроенная, — буркнула Маша.
— Ты не сердись на неё, девочка. Она старая, больная. В её возрасте характер портится.
— Тётя Валя, а вы знаете, что она мне сегодня сказала?
— Что сказала?
Маша повторила слова свекрови. Тётя Валя покачала головой.
— Ну что ты, Маша! Людмила Фёдоровна просто от злости сказала. Она же понимает, что без тебя пропадёт.
— Понимает? — Маша вскинулась. — Если понимает, то почему не ценит?
— Она ценит, просто не умеет показывать. Знаешь, сколько раз она мне хвасталась, какая у Серёжи жена хорошая? Как ты за детьми ухаживаешь, как дом ведёшь?
Маша удивлённо посмотрела на соседку.
— Хвасталась?
— Ещё как! И внуков ты хорошо воспитываешь, говорит. И готовишь вкусно. Просто она гордая, не может при тебе это признать.
— Тогда зачем постоянно меня критикует?
Тётя Валя вздохнула, посмотрела на Сергея, потом на Машу.
— Маша, ты же умная женщина. Людмила Фёдоровна всю жизнь была главной в семье. После смерти мужа вообще привыкла всё решать сама. А тут появилась ты, молодая, красивая. Серёжа на тебя глаз не сводит. И она почувствовала, что теперь не она самая важная женщина в его жизни.
— Но я же не отбирала у неё сына…
— Не отбирала, но получила его любовь. А для матери это болезненно. Особенно для такой, как Людмила Фёдоровна.
Маша молча слушала. В словах соседки был смысл, но от этого на душе не становилось легче.
— И что мне теперь делать? Всю жизнь терпеть?
— А ты попробуй поговорить с ней по-доброму. Не кричи, не спорь. Скажи, что тебе важно её мнение, что ты хочешь быть хорошей невесткой.
— Я пробовала, тётя Валя. Много раз пробовала. Не получается.
Соседка встала, собираясь уходить.
— Ну тогда решайте сами. Только помни, Машенька, семью разрушить легко, а построить заново трудно.
После её ухода Маша и Сергей долго сидели молча. За окном стемнело, где-то лаяли собаки, изредка проезжали машины.
— Серёжа, а что если мы снимем квартиру? — тихо спросила Маша.
— У нас нет денег на съёмную квартиру.
— Я могу взять подработку. Продавщица в соседнем магазине уходит, ищут замену на выходные.
— А мама?
— Пусть живёт здесь. Это её дом. А мы найдём что-нибудь небольшое, но своё.
Сергей долго молчал.
— Может, и правда стоит попробовать. Хотя бы на время.
— На время? — Маша повернулась к мужу. — Серёжа, я больше не могу. Понимаешь? Я устала бояться каждого дня. Устала ходить по струнке. Мне сорок лет, а я чувствую себя виноватой школьницей.
— Хорошо, — тихо сказал Сергей. — Посмотрим квартиры.
Маша обняла мужа, прижалась к его плечу. Первый раз за много лет она почувствовала, что у неё есть право на собственную жизнь.
— А если твоя мама будет против?
— Мама много чего против. Но решать должны мы сами.
На следующий день Маша пришла с работы и увидела свекровь на кухне. Людмила Фёдоровна готовила суп, старательно не глядя на невестку.
— Здравствуйте, — сказала Маша.
— Здравствуй, — буркнула свекровь. — Детей кормить нечем было. Пришлось самой готовить.
Маша хотела возмутиться, но вспомнила разговор с мужем. Они приняли решение. Осталось только дождаться подходящей квартиры.
— Спасибо, что приготовили. Я сейчас переоденусь и помогу.
Людмила Фёдоровна удивлённо посмотрела на невестку. Обычно та сразу начинала оправдываться или спорить.
— Помощь не нужна. Сама справлюсь.
— Как знаете, — спокойно ответила Маша и пошла в комнату.
Переодеваясь, она слышала, как свекровь ходит по кухне, гремит кастрюлями. Людмила Фёдоровна явно ждала продолжения вчерашнего скандала, но его не было.
За ужином Маша молчала, отвечала только на прямые вопросы детей. Сергей тоже был сдержан. Алёнка и Максим чувствовали напряжение, но не понимали, что происходит.
— Мам, а почему ты такая грустная? — спросила Алёнка.
— Устала просто, солнышко.
— А бабуля сегодня добрая, — заметил Максим. — Она мне конфету дала.
— Это хорошо, — улыбнулась Маша сыну.
После ужина свекровь долго не уходила к себе. Она вытирала уже чистый стол, переставляла чашки, явно чего-то ждала.
— Людмила Фёдоровна, — наконец сказала Маша. — Мы с Серёжей хотим поговорить с вами.
— О чём? — настороженно спросила свекровь.
— О нашей жизни. Все вместе.
Сергей посмотрел на жену с удивлением. Они не договаривались говорить с матерью сейчас.
— Мы решили снять квартиру, — спокойно продолжила Маша. — Нашли хороший вариант неподалёку.
Людмила Фёдоровна побледнела.
— Это из-за вчерашнего? Из-за того, что я сказала?
— Не только, — честно ответила Маша. — Просто нам нужно пожить отдельно. Разобраться в себе.
— И детей заберёте?
— Конечно. Они наши дети.
Свекровь тяжело опустилась на стул.
— Значит, я действительно останусь одна.
В её голосе прозвучала такая тоска, что Маше стало жалко пожилую женщину. Но жалости было недостаточно, чтобы продолжать жить как прежде.
— Вы не останетесь одна. Мы будем приезжать, дети будут вас навещать. Но жить нам нужно отдельно.
— Это я виновата, — тихо сказала Людмила Фёдоровна. — Я сама вас прогнала.
— Никто никого не прогоняет, — мягко возразил Сергей. — Мама, мы просто хотим попробовать жить по-новому.
— А если не получится?
— Тогда вернёмся, — пообещала Маша, хотя знала, что возвращаться не собирается.
Свекровь встала, подошла к окну.
— Ты всё равно останешься одна, — повторила она вчерашние слова, но теперь в них не было злости, только усталость.
— Возможно, — согласилась Маша. — Но это будет мой выбор.
