Соня вернулась с работы поздно — в восемь вечера. На улице сыро, моросит какой-то жалкий дождик, в пакете с «Пятёрочки» болтается курица-гриль и полбатона. Всё как обычно. Захотелось в душ и в тишину. Но, как только ключ провернулся в замке, тишина закончилась. В прихожей стояли две пары чужих ботинок.
Соня машинально переступила через них, как через мешки с картошкой, и едва не споткнулась. В гостиной — смех, телевизор орёт, пахнет жареным луком. Тамара Павловна, свекровь, вольготно сидела в кресле и командовала. На кухне суетился её сын, Александр. Вернее, не суетился, а поддакивал, кивал, как школьник перед классной руководительницей.
— О, хозяйка пришла! — протянула Тамара Павловна сладким голоском, в котором слышался металл. — Снимай пальто, сейчас будем чай пить.
Соня молча прошла в комнату, бросила пакет на стол. Чай пить? Серьёзно? Она на ногах с семи утра, а эти вдвоём устроили «уютный вечер».
— Мам, подай мне соль, — крикнул Александр с кухни.
— На, Сашенька, держи, — отозвалась мать.
Соня сжала зубы. Вот так всегда: «Сашенька», «сыночек». Ему тридцать пять, между прочим, а она всё нянчится.
Она вымыла руки, поставила чайник. И тут заметила — на табурете аккуратно сложены чужие пакеты. Женские вещи. Джинсы, свитер, даже детская куртка.
— Это что за склад? — Соня посмотрела в сторону кухни.
Тамара Павловна появилась в дверях. С довольным видом, как будто ждала этого вопроса.
— А это, Сонечка, Лариса с сыном. Моя сестра родная. У неё ремонт затянулся, так они у нас поживут немножко. Тут же места хватает.
— У нас? — Соня прищурилась. — С каких пор у нас?
— Ну как с каких? — свекровь сложила руки на груди, заученная поза. — У вас же просторная квартира. Вдвоём-то вы ею не пользуетесь, половина пустует. А так и веселее будет.
Александр вышел с тарелкой жареной картошки, поставил на стол и попытался улыбнуться:
— Сонь, ну правда, всего на пару месяцев. Что ты так завелась-то?
Соня почувствовала, как у неё дрожат руки. Ещё чуть-чуть — и тарелка полетит в стену. Но она сдержалась.
— Это моя квартира. Куплена до брака. В свидетельстве только моё имя. — Голос сорвался на хрип. — Никто сюда жить без моего согласия не будет.
Тамара Павловна всплеснула руками:
— Господи, какая же ты черствая! Родные люди, а она их на улицу! Ты вообще женская солидарность знаешь?
— Женская солидарность, — Соня усмехнулась. — Пусть женская солидарность проявляется у себя дома.
— Ты такая жестокая, Соня, — протянула свекровь, качая головой. — Прямо сердце кровью обливается, когда думаю, что сыну досталась жена без души.
Александр поднял руки, словно пытаясь примирить:
— Мам, хватит. Соня, ты перегибаешь. Это же временно. Ну подумаешь, поживём плотнее. Мы же семья.
— Семья? — Соня резко повернулась к нему. — Ты мужчина или что? Мужчина, который прячется за маминой юбкой? Или мне теперь и сестру твоей матери с ребёнком на шею вешать?
Тишина повисла. Только чайник зашипел, как разогретая змея.
— Сонь, — тихо сказал Александр, избегая её взгляда. — Ты всё себе накручиваешь. Это же в твоей голове.
И в этот момент что-то внутри Сони хрустнуло. Как тонкое стекло. В груди стало пусто и холодно. Она вдруг поняла: они не слышат её. Не собираются слышать. Всё решено за неё, в её доме, за её столом.
Она подошла к чайнику, сняла его с плиты и грохнула об раковину так, что вода брызнула на пол.
— Нет. — Сказала глухо. — Никто сюда не въедет. Ни на день, ни на час.
Тамара Павловна вскинула руки:
— Ты посмотри, что делается! Невестка хозяйкой себя возомнила!
— Я и есть хозяйка, — отчеканила Соня. — И не смейте это забывать.
Дверь в коридоре хлопнула — это кто-то из «родных людей» тихо выскользнул, поняв, что веселье закончилось. Но самое интересное только начиналось.
Чайник продолжал шипеть на остывшей конфорке, будто дразнил: «Ну, давай, рванёт — и будет взрыв».
И взрыв случился.
— Ты ставишь меня перед выбором, Соня? — голос Александра дрогнул.
— Нет, — ответила она спокойно. — Я просто напоминаю: квартира — моя.
Тишина снова сгустилась, как перед грозой.
Соня думала, что после того вечера они хотя бы на время отстанут. Ошиблась. Утро субботы началось с того, что в прихожей снова стояли чужие сумки. На этот раз — большие, дорожные. Синие, с колёсиками. И рядом — детский рюкзак с Человеком-пауком.
Соня застыла на пороге. У неё внутри будто что-то скрутилось.
На кухне — оживлённый гул. Тамара Павловна наливала чай, Лариса (та самая сестра) сидела за столом, развалилась, как дома, а её мальчишка носился по комнате с машинкой, тараня мебель. Александр — довольный, улыбается.
— Соня, привет! — с натянутой бодростью сказал он. — Вот, Лариса приехала.
— Я вижу, — Соня поставила ключи на полку. — А я вчера что сказала?
Тишина. Даже ребёнок на секунду замер. Тамара Павловна вздохнула, будто собиралась вести урок:
— Сонечка, не начинай снова. Мы всё решили. На полгодика — и всё. Ты же понимаешь, у Ларисы ситуация сложная.
— Мы? — Соня обернулась к мужу. — Это вы решили за меня?
— Да не за тебя, а для всех! — Александр поднял руки, как обычно. — Ты драматизируешь.
— Я? — Соня почувствовала, как подкашиваются ноги. — Это моя квартира. Здесь мои правила.
Лариса тихо хмыкнула, но ничего не сказала. Только потянулась за бутербродом.
— Слушай, ну чего ты как чужая? — Александр шагнул ближе, понизил голос. — У нас же семья. Им просто негде жить. У тебя сердце каменное?
Соня резко отстранилась:
— У меня сердце нормальное. А вот память хорошая: квартира куплена мной до брака, оформлена только на меня. И если кто-то попытается тут прописаться или задержаться — я вызову полицию.
— Ты что, серьёзно? — он моргнул. — На собственных родных?
— На чужих. — Соня подняла палец. — Родные — это не те, кто сидит у тебя на кухне без спроса.
Ребёнок снова завёл машинку и с грохотом врезался в стену. Соня вздрогнула, как от удара по нервам.
Тамара Павловна вскочила, схватила сына за руку:
— Сашенька, ну скажи ей! Ну это же ненормально! Она разлучает тебя с матерью, с семьёй!
— Мама, хватит, — выдохнул он, но голос звучал без уверенности. — Сонь, ты… перегибаешь.
И в этот момент Соня увидела всё, как на ладони. Муж стоит между ними, но не с ней. Он снова на стороне матери. И будет там всегда.
Она подошла к прихожей, рывком схватила один чемодан и вытащила за порог. Колёса грохнули по лестничной площадке.
— Вон. Все. Сейчас же.
— Ты с ума сошла?! — Александр кинулся к ней, схватил за руку. — Опусти чемодан!
Она резко выдернула руку. На коже остался красный след.
— Ещё раз тронешь — вызову наряд.
В глазах мужа мелькнуло что-то незнакомое. Смешок, нервный, злой:
— Ты что, решила меня выжить? Из моей семьи?
— Из моей квартиры, — холодно ответила Соня.
Лариса вскочила:
— Я не собираюсь слушать это хамство! Мы и так тут с поклоном пришли.
— Никто вас не звал, — Соня захлопнула дверь прямо перед её лицом.
Тамара Павловна ударила ладонью по косяку:
— Ты наказана будешь за такое, Соня. Ты ещё пожалеешь. Женщина, которая гонит семью на улицу, никогда счастлива не будет.
Соня стояла, держась за дверную ручку, и чувствовала, как руки дрожат. Но впервые за долгое время внутри было не только страх, но и странная твёрдость.
Александр посмотрел на неё так, словно впервые увидел:
— Ты хочешь войны, Соня? Ты её получишь.
И вышел вслед за матерью. Дверь хлопнула так, что с верхней полки слетела чашка.
Соня села прямо на пол. Дыхание сбивалось, сердце колотилось. Она понимала: теперь пути назад нет. Они больше не притворяются — они в открытую захватывают её жизнь.
И если не остановить сейчас — потом будет поздно.
Три дня в квартире стояла тишина. Александр ночевал у матери, звонил редко, а если звонил — говорил сухо, будто чужой. Соня тоже молчала. Она ходила на работу, возвращалась, ставила чайник, сидела в пустой кухне и слушала, как капает из крана. Внутри росло странное чувство: будто она уже вдова. И это было не горе — это было облегчение.
Но в субботу вечером дверь снова распахнулась без звонка. Александр зашёл первым, за ним — Тамара Павловна. Сразу запах её парфюма, громкий голос. И двое мужчин сзади — грузчики.
— Вот! — свекровь огляделась, как на своей территории. — Мы решили! Сегодня перевезём вещи Ларисы. И не смей истерить, Соня.
Соня медленно встала из-за стола. В руках — кружка с чаем, горячим, обжигающим.
— Вы решили? — её голос дрогнул, но был чёткий. — В моей квартире?
— Ты ничего не понимаешь! — Александр повысил голос. — Ты довела всех своим эгоизмом! Мы — семья! И мы будем жить вместе, нравится тебе это или нет!
Соня поставила кружку на стол, шагнула ближе. Внутри всё кипело, как чайник на максимуме.
— Александр. — Она смотрела прямо в глаза. — Или они уходят сейчас, или уходишь ты.
— Ты с ума сошла, — он отмахнулся. — Это тоже мой дом.
— Нет, — тихо сказала она. — Это моя квартира. Документы у меня. Ты здесь — гость. И если гость плюёт на хозяйку, его выставляют.
Тамара Павловна хрипло засмеялась:
— Господи, да кто ты такая без моего сына? Никто!
И в этот момент что-то в Соне щёлкнуло. Она подошла к двери, распахнула её настежь и крикнула:
— Вон! Все! Или я вызываю полицию.
Грузчики переглянулись, поставили ящики на пол и молча вышли. Им чужие семейные сцены были ни к чему.
Александр шагнул вперёд:
— Ты ставишь точку?
— Да. — Соня держалась за дверной косяк, чтобы не упасть. — Я подаю на развод.
Тамара Павловна побледнела, губы задрожали. Но Соня уже не слышала её криков. В ушах стоял только стук собственного сердца.
Когда дверь хлопнула за мужем и свекровью, квартира стала вдруг огромной и светлой. Даже воздух другой — чистый.
Соня присела на диван, глубоко вдохнула. Да, будет скандал, будут звонки, обвинения, суды. Но самое главное — она наконец-то вернула себе дом. И себя.
Она тихо сказала в пустоту:
— Я пришла в себя. И теперь всё будет по-другому.
И впервые за много лет поверила собственным словам.
