Алексей просыпался теперь без будильника. Тело знало: в 6:45 — вставать, в 7:05 — душ, в 7:20 — на кухне будет стоять кружка кофе с корицей, в 7:25 — овсянка, «как ты любишь, с бананом и ложкой мёда», — скажет Наталья, не глядя. Всё — по часам. Словно жизнь записана в ежедневник.
За окном клубилась ранняя осень. Листья шуршали по садовой дорожке, автоматический полив уже выключен, и только чайки у озера напоминали, что в мире есть хаос.
На кухне пахло чистотой. Наталья стояла у раковины в сером халате, волосы — собраны в аккуратный пучок. Руки — в тонких перчатках, она мыла виноград.
— Доброе утро, — сказала она, не оборачиваясь.
— Угу, — отозвался Алексей. Он сел за стол. На салфетке — надпись: «Удачного дня, мой архитектор». Каллиграфическим почерком. Её рукой. Раньше это вызывало улыбку. Сегодня — только вялую благодарность.
— Сегодня совещание по жилому комплексу в Солнцево? — спросила Наталья.
— Да. После обеда.
Она поставила перед ним тарелку с овсянкой. Всё та же. Идеально сваренная. Ни комка, ни лишнего молока.
— Не забудь, в субботу у нас годовщина. Я заказала столик в «Ла Флер».
Алексей чуть заметно вздрогнул. Он забыл. Совсем.
— Конечно. Спасибо, — кивнул он.
Наталья села напротив, но не смотрела. Она листала планшет, просматривая заказы на дом.
Тишина стала привычной. Даже уютной. Он знал: она не спросит, не навяжется, не потребует. Всё уже есть. И дом, и дети, и внуки на фото в гостиной. Осталось только жить. Спокойно.
Вот только… что-то внутри скреблось. Как будто под этим спокойствием копошилось что-то рваное, живое, забытое.
В тот день в офисе появился новый человек.
Лена. Стажёрка из института дизайна. Её представил замдиректора, бросив фразу:
— Это Лена, будет помогать по визуализации. У неё креатив, говоришь — она уже делает. Без лишнего бубнежа.
Алексей поднял глаза — и словно ударило. Девушка в кожаной куртке, с ярко-алыми губами, зелёными серьгами и сумкой через плечо. Волосы — цвета меди, взгляд — прямой.
— Здравствуйте, Алексей Михайлович. Я вас знаю! Вы — тот самый, со знаменитым жилым кварталом в Казани? Боже, вы мой кумир!
Он усмехнулся.
— Кумир — громко сказано.
— Да нет! Мы на первом курсе разносили вашу презентацию по всему потоку. Я даже сделала рендер по вашему проекту — у меня сохранилось, хотите, покажу?
Он не привык к такому. От молодых — тем более. Обычно — вежливое «здравствуйте», и на этом контакт исчерпывается.
— Покажите потом, я сейчас на совещание. Рад знакомству.
— Я тоже. Очень-очень рада.
И ушла. А он остался — с неожиданным ощущением, будто его только что… заметили. Не как отца, не как мужа, не как начальника. А как человека.
Вечером Наталья шила. Снова салфетка. Бисер блестел под лампой.
— Ты устал?
— Да, немного.
— Я записалась к стоматологу на пятницу. Можешь меня отвезти утром?
— Не знаю, может быть… Давай ближе к делу.
Она кивнула. Всё без претензий. Без эмоций. Как всегда.
— Ужин в холодильнике. Разогрей, если захочешь.
Он сел на край дивана. Включил телевизор. Переключал каналы. Спорт. Политика. Сериалы. Всё раздражало.
Он вспомнил, как Лена смеялась днём. Как ставила ударения, жестикулировала, как заглядывала в глаза. Живая. Реактивная. И при этом умная. Не пустышка. И в нём что-то дрогнуло.
На следующий день Лена вошла в кабинет с чашкой кофе.
— Вам — с молоком и корицей. Я спросила у Кати из бухгалтерии. Она сказала, вы так любите.
— Спасибо. Это… неожиданно.
— Я просто люблю внимание к деталям. Как вы. Вы ведь такие нюансы учитываете, что дух захватывает.
Он не знал, что сказать. Он не чувствовал этого уже давно — чтобы кто-то… видел в нём что-то большее, чем функцию. Рядом с Натальей — всё было решено. Он был просто деталью механизма.
А Лена — открыла окно. И впустила ветер.
***
— Алексей Михайлович, а вы всегда такой сдержанный? — спросила Лена, склонившись к его планшету, где они правили эскизы.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, не знаю… У вас голос спокойный, вы слова подбираете, улыбаетесь чуть-чуть, но глаза у вас — как будто там гром гремит.
Он усмехнулся. Хотел пошутить, но в горле — ком. Он вдруг понял, что она говорит правду.
— Наверное, возраст… — буркнул он.
— Да бросьте! Возраст — это цифры. Главное — внутри. А вы внутри… ну, как будто хотите сорваться. Только держитесь. Почему?
Он отвёл взгляд. На секунду. Но этого хватило.
С тех пор Лена стала частью его будней. Приносила кофе, предлагала идеи, забрасывала мемами, скидывала музыку — «Послушайте, у этой группы такие тексты, прямо мурашки!»
Наталья в это время продолжала быть Натальей. Дом — как под стеклянным колпаком. Чистота. Стирка по расписанию. Бесподобный борщ. Никаких ссор. Никаких разговоров.
В субботу они всё-таки пошли в ресторан на годовщину. Скатерти, свечи, живая музыка. Наталья в бордовом платье, с жемчугом — элегантная, безупречная.
— Алексей, ты стал задумчивый в последнее время. У тебя всё хорошо?
— Работа. Просто много всего.
— Я вижу, ты стал уставать. Может, отпуск?
— Может…
Он смотрел на жену, слушал скрипку, ел утку в брусничном соусе — и чувствовал, как изнутри всё гудит. Как будто его посадили в роскошную клетку и повесили на шею золотой жетон: «Примерный муж».
А через день — всё случилось.
Лена задержалась в офисе. Свет в кабинете — один. Алексей собрался уходить, но заметил её — в кресле, с босыми ногами, в его пиджаке на плечах. Она смотрела в экран, прищурившись.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, подходя.
— Работаю. Вы же сказали, надо доделать к понедельнику. А я слово держу.
Он подошёл ближе. Она повернулась.
— Вы пахнете холодным леденцом и чернилами, — сказала она вдруг.
Он растерялся.
— Это… необычный комплимент.
— Я люблю всё необычное. И… вас, наверное, тоже.
Сердце будто забилось громче.
— Лена… — начал он, но она уже встала. Подошла вплотную.
— Можно я сделаю глупость? Только одну.
И поцеловала его. Быстро. Неуверенно. Но — с искрой.
Он не отстранился. И это было самым страшным.
Домой он вошёл на цыпочках. Наталья спала на своей стороне кровати. Её лицо было спокойным. Удивительно — таким же, как в день, когда они впервые проснулись вместе в их студенческом общежитии. Только теперь — с годами, с морщинками, с усталостью… но настоящим.
А он стоял, как вор.
Через неделю Наталья сказала:
— Я записалась на массаж в санаторий. Уеду на пару дней. В доме всё есть, продукты куплены.
— Ты одна поедешь?
— Да. Мне нужно подумать.
Он хотел спросить: о чём?, но не стал. Потому что знал.
Лена в эти дни становилась всё ближе. То поднимет глаза, то коснётся руки, то напишет вечером: «Хочется просто поговорить…»
А потом пришло сообщение:
«Я сняла квартиру. Хочешь посмотреть?»
Он поехал. Не потому, что хотел. А потому, что не мог не поехать.
***
Квартира, которую сняла Лена, находилась в новостройке у метро. Этаж третий, окна во двор, в коридоре пахло свежим пластиком и пылью от ремонта. Она открыла дверь босиком, в коротком халатике, с бокалом вина.
— Ну, здравствуй, — сказала она, откидывая прядь волос. — Скоро буду звать тебя по имени. А то всё “Алексей Михайлович, Алексей Михайлович”… Звучит, как будто ты министр.
Он вошёл, не снимая ботинок. Квартира была пуста: диван, ноутбук, торшер. И огромная зеркало с кольцевой лампой.
— Ты тут одна?
— А кого ты ждал? Соседа по общаге? — рассмеялась Лена. — Я теперь большая девочка. И живу одна. Почти.
Они провели вечер вместе. Вино, музыка, смех. Она смеялась с его шуток, он — забывал про возраст. Ночью она уснула у него на груди, тихо дыша в шею.
Он лежал, глядя в потолок. Никакой вины. Только странная пустота. Он не думал о Наталье. Он вообще старался не думать.
***
Через месяц он уже жил у Лены. Его вещи в пакете из «Zara», костюмы висели в чехле на вешалке в комнате, а зубная щётка лежала рядом с тремя тушами и бальзамами. Лена хлопала ресницами:
— Ты не представляешь, как удобно — просыпаться и сразу видеть тебя!
Он улыбался. А внутри — ждал тишины. Обычной, как дома. Но здесь всегда играла музыка, гремели уведомления, звонили подруги, и пахло не пирогами, а карамельным спреем.
— Ты чего сегодня грустный, Лёша? — спросила Лена, присев к нему на колени. — Думаешь о своей прошлой жизни?
Он покачал головой:
— Нет. Просто устал. Сложная неделя.
— Знаешь, что поднимет настроение? Я видела офигенный ресторан — столики прямо в воде. Сгоняем туда? Ну, заодно ты мне поможешь с тиктоком — мы сделаем рубрику “серьёзный мужчина и бешеная девчонка” — будет хайп!
Он не ответил. Уткнулся в экран ноутбука. Лена фыркнула:
— Ты опять в своём архитектурном. Господи, Алексей. Ты, вообще, когда-то хочешь веселиться?
***
В офисе начали коситься. Он опаздывал, забывал письма, не появлялся на планёрках.
— Алексей Михайлович, всё в порядке? — спросил младший партнёр однажды.
Он кивнул.
— Конечно. Немного устал.
— Если нужно, мы можем взять часть задач на себя. Вам надо… восстановиться.
Он услышал подтекст. Вы — не тот, кем были.
А Лена уже говорила другим тоном:
— Лёша, ты не мог бы перевести мне на карту? У меня айфон совсем глючит. Фильтры плохие, просмотры падают. Мне нужно снимать, пока я в форме.
— Сколько?
— Ну… не знаю. Сотка? Хотя бы. Ты же всё равно директор.
Он перевёл. Но что-то внутри него сжалось.
Через пару дней он принёс билеты в театр.
— Я нашёл «Дядю Ваню». Рецензии отличные. Хотелось бы вместе.
Лена взяла билеты, посмотрела:
— Серьёзно? Ты опять про свою тоску? Ну кто сейчас ходит на этих вонючих Чеховых?
— Я… просто хотел… вместе.
— Так давай вместе в караоке. Или в кальянную. А не на могильные пьесы.
Он ничего не ответил. Вечером пошёл один.
На следующий день Наталья прислала СМС: «Поздравляю с проектом. Видела в журнале. Всё равно горжусь.»
Он сидел с этим сообщением десять минут. Руки тряслись.
Лена зашла в комнату:
— Ты чего такой завис? Опять от бабушки привет?
Он вздохнул. И впервые сказал:
— Это моя жена.
— Ох, какая честность. Ну и как там она? Всё ещё гладит полотенца и варит борщ?
Он не ответил. А она ушла в ванную, хлопнув дверью.
На работе он получил выговор. На душе — дым. В зеркале — постаревший, потухший мужчина, который теперь даже не знал, где его плед, где его чашка, где он сам.
***
Он проснулся один.
Лена ушла в клуб. Не сказав, когда вернётся. На столе — пустая чашка с отпечатком губной помады и обёртка от протеинового батончика.
Телевизор был включён, но без звука. Экран мигал. Он сидел, укрывшись чужим пледом, в своей рубашке, мятый, небритый. Пахло духами и жареными чипсами. И… бессмыслицей.
Зазвонил телефон. Сестра.
— Лёш, я рядом. Могу заехать на минут десять?
Он не успел соврать. Не успел придумать отговорку.
Когда она вошла, то замерла. Брат, которого она помнила — статный, уверенный, аккуратный — сидел, ссутулившись, с красными глазами, рядом с грязной посудой и разбросанными зарядками.
— Что с тобой, Алексей? Ты выглядишь, как будто тебя выжали и выбросили.
— Просто устал. Работа… и всё.
Она прошлась по квартире, заглянула на кухню, в ванную. Вернулась и сказала:
— Ты действительно думаешь, что стал жить лучше?
Он вздохнул.
— Я думал, что дома — пусто. А оказалось, пусто здесь.
— Ты ушёл не от Наташи. Ты ушёл от себя. Потому что испугался тишины. Потому что подумал, что если стало спокойно — значит, жизнь закончилась.
Он не отвечал. Слова были как пощёчины. Но меткие.
— Ты говорил, что хочешь быть живым. А теперь ты просто… тень. Посмотри на себя. Когда ты последний раз смотрел на небо? Читал что-то, кроме отчётов? Или просто… чувствовал, что нужен?
Она подошла ближе.
— А Наташа… она не мешала тебе быть сильным. Она была стеной за спиной. А ты — перепутал стену с занавеской. Скучную — но только потому, что всегда рядом.
****
Он долго стоял перед дверью.
Дом. Их старый дом. Свет в окне кухни. Те самые занавески в мелкий цветочек. Ступеньки — знакомые, чуть скрипят. Всё такое же. Но он — другой. И не лучше.
Постучал. Один раз. Потом ещё.
Открыла Наталья. Без макияжа. В уютном свитере, с книгой в руке. Усталая. И красивая по-своему — той самой тихой красотой, которую не замечаешь, пока не потеряешь.
— Привет, — прошептал он. — Я… могу войти?
Она смотрела долго. Потом молча отступила. Он вошёл. Всё было на месте. Полки. Чайник. Тёплый свет.
Он остановился в прихожей. Не снимая ботинок.
— Я не за прощением. Я за правдой. Я думал, ты меня поглотила. А ты просто давала мне дышать. Молча. Каждый день. Ты любила не словами, а действием. Я осознал это, когда остался среди зеркал и телефонов, где нет тишины. И нет меня.
Она не отвечала. Присела. Положила книгу рядом.
— Ты предал меня, Витя. Не телом. Духом. Я стала невидимой для тебя. А ведь я была. Жила. Смотрела. Пекла. Думала. Любила.
Он кивнул. Глаза блестели.
— Я не прошу второго шанса. Я прошу хоть какого-то присутствия. Пусть с порога. Пусть с улицы. Я просто… больше не хочу исчезать.
Она долго молчала. Потом встала. Прошла на кухню. Налила два чая.
— С молоком. Как ты любишь.
Он взял чашку. Руки дрожали.
Они сидели в тишине. Без претензий. Без слов. Но чай был горячий. А в духовке что-то пеклось. И пахло… корицей.
Он понял: надежда — это не буря. Это тихий запах выпечки. В доме, куда тебя всё ещё могут пустить. Если не как мужа, то хотя бы — как человека.
