Татьяна любила утро в своей квартире. Не то чтобы оно сильно отличалось от утра в любой другой: чайник свистит, в кружке бурлит чёрный кофе, за окном визжат школьники на остановке. Но здесь — её стены, её вещи, её право на тишину. Ни крика матери из кухни, ни «Андрюша, подай!» из соседней комнаты. Пустота, которая для кого-то страшна, а для неё — рай.
Она выпила кофе, уставилась на телефон. Мелькнула мысль: «Сегодня ж суббота, можно спать до обеда». Но телефон завибрировал. Имя высветилось такое, что внутри сжалось всё. «Мама».
— Да, — коротко бросила она.
— Таня! — голос матери был бодрый, как на радио. — Я тут думаю. Андрей женился, знаешь?
Татьяна усмехнулась. Как будто она могла забыть. Свадьба неделю назад до сих пор стояла в ушах звонким эхом: «Андрей — молодец, семья, дети, всё при нём». А она — в тени, с бокалом шампанского, как лишний гость на чужом празднике.
— Знаю, мама. Я была там, помнишь?
— Ну, вот и хорошо, — мать пропустила сарказм мимо ушей. — У них теперь скоро ребёнок будет, тесно же им в моей двушке. Я решила: пока они там обустраиваются, я к тебе переберусь.
Татьяна чуть не уронила кружку.
— Что?
— Ты же одна. Квартира у тебя большая, для одного человека прямо пустыня. А мне с Андрюшей в одной клетушке сидеть? Да и невестке, в её положении, нужен покой.
— Мама, — Татьяна поставила кружку так, что кофе плеснулось на стол, — ты серьёзно?
— Конечно. Я уже чемоданы собрала, вечером такси вызову. Только ключ от домофона приготовь.
У Татьяны в голове щёлкнуло. Сцена из детства: ей — раскладушка в коридоре, брату — отдельная комната. «Ты же девочка, потерпишь». Она тогда молчала. А сейчас?
— Мама, ты даже не спросила, хочу ли я, чтобы ты приехала.
— Тань, не начинай, — голос матери стал тяжёлым, с нажимом. — Я же твоя мать. Ты обязана. В конце концов, я ради вас всё жизнь жертвовала!
— Ради кого? — вырвалось у Татьяны. — Ради Андрея? Да, я помню.
— Ну что ты несёшь? — мать резко повысила голос. — Не позорься. Ты же женщина, часики тикают, одна сидишь. Хоть посмотришь, как дети растут.
Слова ударили так, будто ей по лицу дали.
Татьяна замолчала. Но внутри уже кипело.
Вечером звонок в дверь был долгим, настойчивым. Она открыла — и увидела: мать стоит, как генерал на параде, в новом платье с блестящей брошкой. Рядом два чемодана.
— Ну, здравствуй, дочка, — произнесла она, проходя, как к себе домой.
Татьяна не двинулась.
— Ты что, решила тут жить? — голос у неё дрогнул.
— А что? Мне тяжело, Андрею с женой тоже. Я же ненадолго. Ты рада?
Татьяна посмотрела на чемоданы, на мать, на свою маленькую прихожую, где теперь всё казалось захламлённым. В нос ударил запах дешёвых духов, тех самых, что всегда напоминали о кухонных разборках.
— Нет, мама, — сказала она тихо.
— Что «нет»?
— Нет, я не рада.
— Ах вот как? — мать вскинула подбородок. — Значит, я рожала, растила, а ты мне теперь дверь закрываешь? Андрей бы такого не допустил!
— Конечно, не допустил, — сорвалось у Татьяны. — У него же всегда всё лучшее было. Комната, внимание, теперь и жена с ребёнком. А я что? Я спала на раскладушке, мама! В коридоре!
Мать всплеснула руками:
— Господи, какие глупости ты вспоминаешь! Всё было нормально.
— Для тебя — нормально, — резко сказала Татьяна. — А я помню каждую ночь, когда свет из кухни бил в глаза, потому что двери не было.
Повисла тишина. Только сосед сверху сверлил стену.
— Тань, — мать смягчилась, но голос её всё равно резал, — не выдумывай. Мы же семья. Должны держаться вместе.
Татьяна посмотрела на неё и впервые поняла: нет никакой «мы». Есть Андрей и его уютный мир. Есть мать, которая всегда будет на его стороне. А есть она — лишняя.
И вдруг ярость прорвалась наружу.
— Знаешь что? — Татьяна шагнула к чемоданам. — Вот твои вещи. И вот дверь.
Она рывком откатила один чемодан к выходу.
— Ты что творишь?! — мать схватилась за сердце театральным жестом.
— То, что давно надо было сделать, — тихо сказала Татьяна.
Вторая сумка с грохотом упала на коврик в коридоре.
— Таня! Я твоя мать! — кричала она.
— А я — не раскладушка в коридоре, мама.
Татьяна захлопнула дверь так, что стекло в шкафу дрогнуло.
И впервые за долгое время её руки дрожали не от страха — от облегчения.
Телефон взорвался звонками уже через час. Мама. Потом Андрей. Потом снова мама. Татьяна перевела всё в беззвучный режим и легла на диван, натянув плед до подбородка. В квартире стояла тишина — та самая, которую она берегла, как драгоценность. Но теперь она дрожала от напряжения.
Она прекрасно знала мать: та не успокоится. Если чемоданы стоят под дверью, значит, через пару часов они будут обратно в прихожей. У неё же всегда была одна тактика — «давить до победы».
На следующий день Татьяна пришла на работу с красными глазами. Подруга Лена сразу всё поняла.
— Опять твоя? — тихо спросила она, налив в кружку кипятка.
— Пришла с чемоданами. Прямо вломилась, как хозяйка, — Татьяна устало улыбнулась. — Я их выставила.
— Красотка, — Лена хлопнула её по плечу. — Давно пора.
— Ты не понимаешь. Она не отстанет. Она же всегда умела делать из меня монстра, а из себя — жертву.
— Ну и пусть. У тебя квартира твоя, в свидетельстве только твоё имя. Ты никому ничем не обязана.
Татьяна кивнула. Но внутри скребло чувство вины, вбитое годами.
Вечером всё повторилось. Звонок в дверь. Долгий, настойчивый. Она открыла — и да, мать снова стояла там. На этот раз с Андреем.
— Тань, — начал он виновато, теребя молнию на куртке. — Ну чего ты так? Мамке же деваться некуда.
— А у тебя дома места мало, да? — Татьяна скрестила руки.
Андрей замялся:
— Ну, понимаешь… Лена беременна, ей тяжело…
— О, начинается, — перебила его Татьяна. — Я знала, что так будет. У тебя теперь своя семья, а мать пусть перекладывают на меня. Я всегда же у вас была запасным вариантом, да?
Мать вмешалась:
— Хватит истерик! Андрей тебя защищает, а ты ведёшь себя, как чужая.
— Потому что я и есть чужая! — вспыхнула Татьяна. — Для тебя всегда был только он. А я… я просто лишняя.
Андрей поднял руки, будто сдавался:
— Тань, давай без драмы. Ну поживёт мама у тебя пару месяцев. Что тебе, сложно?
— Да! Сложно! — Татьяна шагнула к нему. — Потому что это МОЯ квартира. МОЯ жизнь. И я больше не хочу быть чьим-то коридором.
Повисла пауза.
Мать прижала руку к груди, сделала вид, что задыхается.
— Господи, Андрей, ты слышишь? Она меня выгоняет на улицу! Родную мать!
— Мам… ну, не надо, — Андрей взял её за локоть, но видно было: сам он растерян.
Татьяна вдруг поняла, что брат никогда не станет на её сторону. Он всегда выбирал тишину и удобство. Пусть даже ценой её жизни.
Слово за слово — и ссора дошла до крика. Татьяна сорвалась окончательно, схватила чемодан и вытащила его за дверь. Мать бросилась за ней, схватила за руку.
— Ты неблагодарная! — она почти шипела. — Я тебя рожала, кормила, поила!
Татьяна вырвалась.
— А я спала на раскладушке! — крикнула она в лицо матери.
Соседи уже выглядывали из дверей.
— Тань, хватит, — прошептал Андрей, бледный как стена.
Но она не остановилась. Второй чемодан полетел на лестничную клетку.
— Забирайте её к себе, Андрюша. У вас же семья. Вот и живите вместе.
И хлопнула дверью.
В квартире снова воцарилась тишина. Только сердце колотилось, будто она пробежала марафон.
Телефон запищал: одно сообщение за другим. Сначала от матери: «Ты предательница». Потом от брата: «Мы ещё поговорим».
Татьяна села на пол и уставилась в дверь. Она понимала: это только начало. Мать не сдастся. Будет шантажировать, давить, придумывать новые поводы.
Но впервые за много лет у Татьяны не было желания отступить.
Прошла неделя. Мать не появлялась у двери, но звонки и сообщения сыпались каждый день. Сначала слёзные: «Ты меня предала, Танечка». Потом обвинительные: «Ты хочешь разрушить семью!» Потом уже откровенные угрозы: «Ты ещё пожалеешь, что так поступила».
Татьяна научилась молча гасить экран телефона. Но внутри всё равно жгло. Как будто в её квартире поселился невидимый гость, который не даёт спокойно дышать.
В пятницу вечером зазвонил домофон.
— Таня, открой. Это я, — голос брата звучал уставшим.
Она спустилась сама. На лавочке у подъезда сидели они: Андрей и мать. Чемоданы снова рядом.
— Сколько можно? — устало спросила Татьяна.
— Ты не понимаешь, — мать вскочила, размахивая руками. — Я не могу жить с ними! У них там своя жизнь, свои правила. А я кто? Лишняя? Я мать, Таня! Я заслужила покой в старости!
— Так иди к Андрею. Это его обязанность — заботиться о тебе.
— У него семья, — в голосе матери звучала сталь. — А ты одна. Ты обязана.
— Я никому ничего не обязана, — холодно сказала Татьяна.
Андрей поднялся.
— Тань, ну пожалей её. Ты же видишь, она не справляется.
Татьяна посмотрела на него.
— А когда я не справлялась, ты где был? Когда мне говорили: «Андрюша умный, а ты так себе»? Когда я ночами училась на кухне, потому что брату надо было спать в своей комнате? Где ты был, Андрей?
Он отвёл глаза.
Мать не выдержала:
— Хватит старое вспоминать! Ты неблагодарная! Я всё для вас делала!
И тут Татьяна почувствовала, что всё. Последняя нитка оборвалась.
Она шагнула к чемоданам, взяла один и потащила к мусорным бакам.
— Таня! — закричала мать. — Ты с ума сошла?!
— Нет, мама. Я наконец-то пришла в себя.
Она поставила чемодан рядом с баком и вернулась. Второй — туда же.
Андрей попытался остановить, но Татьяна резко отбросила его руку.
— Никогда больше не заходите в мой дом без моего согласия. Это моё жильё. Закон на моей стороне.
Она повернулась к матери:
— Ты выбрала своего любимчика. Вот и живи теперь с ним.
Мать стояла бледная, сжатые губы дрожали. Но ни слова не смогла сказать.
Татьяна поднялась по лестнице, вошла в квартиру и захлопнула дверь.
В квартире было тихо. И впервые за много лет — свободно.
Она набрала Лену.
— Заезжай завтра. Вино у меня есть. С нас — новая жизнь.
И в этот момент Татьяна поняла: семья — это не те, кто давит и требует. Семья — это те, кто поддерживает. Даже если кровь у них разная.
