— Ты обязана служить моей маме, а не себе!
Анатолий орал так, что соседи наверняка слышали каждое слово. В руках он сжимал банковскую выписку — улику моего «преступления».
Я потратила тридцать тысяч на путёвку в санаторий. Свои деньги. Заработанные уборкой в офисах по ночам, пока вся семья спала.
— Мама больна, ей нужны лекарства! А ты на себя тратишься, эгоистка!
Его лицо покраснело так, что я испугалась — как бы инфаркт не случился. На диване восседала причина всех моих бед — свекровь Галина Петровна. Пятьдесят восемь лет, но выглядит на все семьдесят.
— Правильно, сынок! — кивала она, поправляя халат. — Объясни этой… особе, что семья важнее её капризов.
Капризов. Путёвка в санаторий — это капризы.
А то, что у меня спина не разгибается после семи лет таскания её на руках после «сердечных приступов» — ерунда, видимо.
На кухонном столе остывал борщ. Я варила его три часа, перетирала свёклу на мелкой тёрке — как любит свекровь. Запах укропа и сметаны должен был успокаивать, но сейчас от него тошнило.
— Семь лет я на тебя трачусь! — продолжал Толя. — Кормлю, одеваю!
Кормит. Одевает.
Я перестала плакать и посмотрела на него внимательно. На этого мужчину, с которым прожила почти восемь лет. Который ни разу не встал ночью к больному ребёнку. Который не помнит, в каком классе учится наша Соня.
— И вообще, — добавила свекровь, — приличные женщины мужей спрашивают, прежде чем деньги тратить.
Что-то внутри меня треснуло.
Не сломалось — именно треснуло, как стекло, в которое попал камень. Ещё держится, но уже никогда не будет прежним.
— Я еду в санаторий, — сказала я тихо.
— Что?! — взревел Толя.
— Еду. Позвоночник лечить. А вы тут как-нибудь без прислуги обойдётесь.
Галина Петровна ахнула и схватилась за сердце. Привычный жест — как только что-то идёт не по её плану, сразу сердце прихватывает.
— Ты сошла с ума! — Анатолий подскочил ко мне. — Немедленно отменяй эту дурацкую поездку!
Но я уже вышла из комнаты.
Впервые за годы — просто взяла и ушла, не дожидаясь окончания скандала.
Следующие дни превратились в настоящий ад.
Свекровь слегла окончательно. Стонала с утра до вечера, требуя то валерьянки, то корвалола, то массаж спины.
— Видишь, что ты сделала? — шипел Толя, тыча пальцем в сторону её комнаты. — Мама при смерти из-за твоей жадности!
При смерти. Ага.
А вчера я видела, как эта «умирающая» лихо приплясывала на кухне под радио, когда думала, что никого нет дома.
— Беги в аптеку, — приказывал муж. — Купи маме витамины. Дорогие, импортные.
Я бегала. Покупала. Тратила последние деньги на препараты, названия которых даже выговорить не могла.
А по вечерам Галина Петровна звала соседку тётю Валю и жаловалась:
— Представляешь, Валечка, какая у меня сноха-змея? Морит голодом старую женщину! На себя тридцать тысяч потратить может, а мне лекарства покупать жалко!
Тётя Валя сочувственно цокала языком. А я стояла за дверью и сжимала кулаки до белых костяшек.
Хуже всего было, когда вмешались дети.
Восьмилетняя Соня подошла ко мне на кухне. Я мыла посуду и тихонько плакала — думала, никто не видит.
— Мама, почему ты плачешь? — спросила дочка.
— Не плачу, малыш. Просто лук резала, — соврала я.
— Но лука на столе нет…
Умная девочка. Слишком умная для своих лет.
А потом она добавила то, от чего у меня сердце оборвалось:
— Мама, а почему папа кричит, что ты плохая? Ты же хорошая…
Дети видят всё. Понимают больше, чем мы думаем.
В тот вечер Анатолий зашёл в спальню с новым ультиматумом:
— Завтра же отменяешь путёвку. Иначе я сам поеду и отменю.
— Попробуй, — ответила я, не поднимая глаз от книги.
— Что?
— Говорю — попробуй. Путёвка оформлена на меня. Деньги заплачены мои.
Он стоял и тяжело дышал. Кулаки сжаты, лицо багровое.
На секунду я испугалась — а вдруг ударит?
Но он только развернулся и хлопнул дверью так, что задрожали стёкла в окнах.
А из соседней комнаты донеслось торжествующее:
— Сынок, не расстраивайся! Мы ещё покажем этой особе, где её место!
Но я уже приняла решение.
Никто — слышите, НИКТО — не отберёт у меня эти две недели свободы.
Всё изменилось за день до отъезда.
Я упаковывала вещи, когда в дверь позвонили. На пороге стояла моя золовка Лена — младшая сестра мужа.
— Привет, Ира. Можно войти?
Лена появлялась у нас редко. Работала врачом в больнице, жила своей жизнью. С матерью общалась из вежливости, не более.
— Толик дома? — спросила она, снимая куртку.
— На работе, — ответила я. — А свекровь…
— Знаю, где мама. Я к тебе пришла.
Она прошла на кухню, села за стол и внимательно посмотрела на меня.
— Слышала про ваш скандал. Мама всему району уже растрепала.
Мне стало стыдно. Выносить сор из избы — не в моих правилах.
— Лен, я не хотела, чтобы…
— Тише, — остановила она меня. — Я не осуждать пришла. Поддержать.
Поддержать? Я не ослышалась?
— Знаешь, — продолжила Лена, — я много лет смотрю, как ты живёшь. И честно? Удивляюсь, как ты ещё не сошла с ума.
Она достала из сумочки пачку сигарет, закурила.
— Мама не больна, Ира. Ну, то есть больна, но не физически. У неё классическая истерия. Я же врач, я вижу.
— Но приступы…
— Театр. Чистой воды театр. Как только не получает желаемого — сразу хватается за сердце.
Лена затянулась и добавила:
— А вот у тебя, кстати, настоящие проблемы со спиной. Видно невооружённым глазом, как ты горбишься от боли.
Слёзы сами потекли по щекам. Наконец-то кто-то меня понял. Увидел правду.
— Толик стал такой же, как она, — горько продолжила золовка. — В детстве был нормальным пацаном. А потом мама его так заласкала, так возвеличила… Сделала из него эгоиста.
— Он говорит, что я неблагодарная. Что кормит меня…
— Ерунда! — резко сказала Лена. — Ты пашешь как проклятая! Дом ведёшь, детей воспитываешь, ещё и подрабатываешь. А он что? В офисе восемь часов отсидел — и герой.
Она поднялась, обняла меня.
— Езжай в свой санаторий. Лечись. Отдыхай. А если что — звони мне.
— А как же они без меня? Соня, сынок…
— Дети к папе поедут. Я уже с ним договорилась. А мама… — Лена усмехнулась. — Мама чудесным образом выздоровеет, как только поймёт, что спектакль окончен.
После её ухода я впервые за долгие годы почувствовала что-то похожее на уверенность.
Есть человек, который меня понимает. Который видит правду.
Я не сумасшедшая. Не эгоистка. Не неблагодарная стерва.
Я — женщина, которая имеет право на две недели счастья.
Две недели в санатории прошли как один день.
Я спала по десять часов. Ела три раза в день не торопясь. Читала книги на берегу озера. Делала массаж и лечебные процедуры.
Впервые за годы — жила только для себя.
Позвоночник действительно стал лучше. Но главное — что-то изменилось внутри. Я словно проснулась после долгой спячки.
На обратном пути в поезде я думала: «А что, если они правы? Что, если я действительно эгоистка?»
Но потом вспоминала слова Лены и понимала — нет. Право на отдых есть у всех. Даже у жён и матерей.
Дома меня встретила идеальная тишина.
Галина Петровна сидела на кухне и… готовила суп. Сама. Без приступов и стонов.
— А, приехала, — буркнула она, не поднимая глаз.
— Приехала. Где дети?
— У соседей играют. Толька на работе.
Я прошла в спальню, разложила вещи. Дома было чисто — видимо, свекровь всё-таки умела убираться.
Анатолий вернулся вечером. Выглядел усталым и каким-то потерянным.
— Ну что, нагулялась? — спросил он без прежней злости.
— Полечилась, — спокойно ответила я.
— И как, помогло?
— Очень.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Два чужих человека, которые когда-то были близкими.
— Ира, — сказал он вдруг, — а давай всё забудем? Как будто ничего не было.
Забыть. Как удобно.
— Не получится, Толя, — ответила я. — Уже не получится.
В следующие дни я составила план. Чёткий и конкретный.
Во-первых, больше никаких ночных смен. Нашла работу поближе к дому — в частном детском саду.
Во-вторых, домашние обязанности. Готовлю через день. В остальные дни — пусть справляются сами.
В-третьих, свекровь. Сказала прямо: «Галина Петровна, я не сиделка. Если плохо себя чувствуете — вызывайте врача.»
Толя орал, конечно. Но как-то не так яростно, как раньше.
А свекровь… Удивительное дело, как быстро прошли все её болячки, когда стало понятно, что никто не будет бегать с валерьянкой.
Полгода спустя мы с Анатолием развелись. Тихо, по обоюдному согласию.
Дети остались со мной. Свекровь переехала к дочери.
Сейчас я живу в небольшой квартире. Работаю в саду, воспитываю детей. И каждый год — обязательно! — езжу отдыхать.
Иногда встречаю знакомых, которые покачивают головами: «Эх, Ира, разрушила семью из-за путёвки в санаторий…»
А я улыбаюсь и думаю: «Та путёвка не семью разрушила — она меня спасла.»
