Артём принёс пакет из магазина и стал выкладывать на стол: хлеб, три пачки гречки, яйца в кассетах с треснутыми скорлупками — уценка. Я смотрела на эти яйца и думала: когда я последний раз ела нормальное мясо?
— Слушай, давай сегодня курицу купим? — я попыталась сказать это легко.
Артём даже не поднял глаз.
— Мария, ты же понимаешь. Нам надо копить. Мы же планируем отпуск.
Отпуск. Я мечтала о нём полгода. Мы год как переехали в этот город после свадьбы, снимаем однушку на окраине, работаем оба — я в call-центре, он на складе. Зарплата у него в два раза больше, но почему-то откладываю только я.
Я открыла холодильник: йогурты с истекающим сроком, масло третью неделю, пакет молока. На ужин снова гречка.
— Артём, — я развернулась, — куда уходят твои деньги?
Он замер. Спина напряглась.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты зарабатываешь больше. Я откладываю, ты — нет. Мы едим просрочку. Куда деньги?
Он налил воды из-под крана, выпил залпом.
— Я помогаю маме.
У меня внутри оборвалось.
— Сколько?
— Тысяч десять. Может, больше. У неё кредит, ей тяжело.
Я села на табуретку. Десять тысяч. Каждый месяц. А мы едим уценку.
Его мама. Женщина, которая на нашу свадьбу не приехала, ничего не подарила. Которая живёт с работающим сожителем, сама где-то крутится. Но каждый месяц звонит: «Сынок, выручай».
А мои родители тихонько подсовывают нам продукты. Мама переводит деньги «на мелочи». Я всегда говорила Артёму — родители помогли. Он кивал. А потом, видимо, пересылал матери.
Я встала и ушла в комнату. Села на кровать, открыла заметки в телефоне — посчитала, сколько мои родители дали за год. Вышло прилично.
На следующий день я позвонила маме.
— Мам, у вас же кредит на ремонт? Лучше отдавайте спокойно, не переживайте за нас.
Никакого кредита не было, но мама не переспросила.
Я посмотрела на Артёма.
— Родители больше не помогут. У них кредит, им тяжело.
Он нахмурился.
— Ладно. Справимся.
— Зато теперь мы сами им поможем. Раз ты своей маме помогаешь, значит, и моим тоже. Правда?
Артём побледнел.
— Мария, ты чего? У нас денег нет.
— Ну как же нет? Ты же маме отправляешь.
Он отвернулся.
Я достала жестяную банку из-под печенья — мою копилку. Туда теперь всё, что давала мама раньше. Спрятала за постельным бельём.
Три месяца мы жили на крупах. Артём похудел, осунулся. Я молчала. Родители звонили, предлагали помощь — я отказывалась. Зато каждую неделю слышала, как Артём шепчет в коридоре: «Ага, мам, переведу».
В апреле он впервые улыбнулся.
— Мария, давай в конце мая на море? Я отпуск взял.
Я замерла. Море. Я уже купальник присмотрела.
— Серьёзно?
— Ага. Накопил. Не шикарно, но съездим.
Я обняла его. Впервые за три месяца показалось, что всё наладится.
За неделю до отпуска Артём сидел на кухне, уткнувшись в телефон. Лицо виноватое.
— Мария, слушай… отпуска не будет. Я маме деньги отдал. Ей срочно надо было.
Я стояла в дверях. Не кричала, не плакала. Просто стояла.
Потом развернулась, достала банку из шкафа, высыпала деньги на кровать. Больше пятидесяти тысяч.
Я принесла их на кухню, положила перед ним.
— Вот. Это мои родители давали все эти месяцы. Я копила. На наш отпуск. Пока ты пересылал чужой тётке. Поздравляю.
Он смотрел на деньги. Губы задрожали.
— Мария, я не знал…
— Не знал, потому что не спрашивал.
Я взяла сумку, сложила вещи. Артём вскочил, схватил за руку.
— Куда? Стой, давай обсудим!
— Не надо. Я к родителям. А ты езжай к маме.
Я вышла. Он не пошёл за мной.
Месяц я прожила у родителей. Артём звонил — не брала. Писал — не отвечала. Один раз приезжал, стоял под окнами. Я не вышла.
Папа однажды сказал:
— Решать тебе. Мы с тобой в любом случае.
Через полторы недели позвонила свекровь.
— Мария, нам надо поговорить.
Голос твёрдый.
— Ты из-за денег семью рушишь? Артём совсем извёлся. Ты понимаешь, что творишь?
— Я ничего не рушу. Жду, когда ваш сын решит, с кем он живёт.
— Я его мать! Он обязан помогать!
— Мне, значит, не обязан.
— Приехать бы к тебе!
— Приезжайте.
Я бросила трубку.
Она приехала через два дня. Я была одна. Открыла дверь — свекровь стояла красная, взъерошенная.
— Поговорим?
— Проходите.
Она вошла на кухню, даже не села.
— Ты понимаешь, что из-за тебя мой сын страдает? Эгоистка! Я его растила одна! А теперь ты ему мозги запудрила!
Я молчала.
— Он мне должен! Я ему жизнь отдала! А ты что сделала? Ничего!
Дверь открылась — вошёл отец. Спокойно снял куртку.
— Добрый день.
Свекровь обернулась.
— Добрый. Я с вашей дочерью разговариваю.
Отец налил воды, сел.
— Слышал. Про долги говорили.
— Да, мой сын мне помогает. Я его мать. Это нормально.
Отец посмотрел на неё долго.
— Мы своей дочери за год помогли больше чем на пятьдесят тысяч. Продуктами, деньгами. Артём всё передал вам. Вы хоть раз спасибо сказали?
Она открыла рот. Лицо побелело.
— Я… не знала…
— Не хотели знать. Просто брали.
Она развернулась и вышла. Дверь хлопнула так, что стёкла задрожали.
Я опустилась на стул. Отец поставил передо мной воду. Руки дрожали, но я выпила.
Вечером Артём написал: «Мама была у тебя. Прости. Стыдно».
Я не ответила.
Через неделю: «Сказал ей — больше не буду присылать. Она назвала меня предателем. Но я выбираю тебя. Вернись».
Я смотрела на экран. Не знала, что чувствую.
Мама села рядом.
— Что будешь делать?
— Не знаю. Вдруг вернётся к старому?
— Может, вернётся. Узнаешь, только если попробуешь.
Я написала: «Приезжай».
Артём приехал через два дня. Похудевший, синяки под глазами. Протянул пакет.
— Тут продукты. Если вернёшься.
Курица, овощи, фрукты. Не уценка.
— Я вернусь. Но если хоть раз пришлёшь ей деньги, не сказав, я уйду навсегда.
— Понял.
— И ещё. Живём для себя. Родителям помогаем обоим, поровну. Когда сами можем.
— Согласен.
— Тогда поехали.
Две недели мы жили осторожно, заново учились быть вместе. Завели общую копилку — прозрачную банку.
Однажды зазвонил его телефон. «Мама». Артём посмотрел на меня. Я молчала. Он сбросил.
Пришло сообщение: «Срочно нужны деньги, выручи».
Он показал экран.
— Что делать?
— Твоё решение.
Он долго смотрел. Потом набрал: «Мама, не могу помочь. Прости». Выключил звук.
Я выдохнула.
Летом мы поехали на море на четыре дня. Я лежала на пляже, слушала волны.
Артём сидел рядом.
— В следующем году дольше. Обещаю.
— Посмотрим.
Вечером он взял меня за руку.
— Спасибо за шанс.
— Не облажайся.
— Постараюсь.
Прошло полгода. Его мать звонит иногда — он отвечает коротко, твёрдо. Я всё ещё проверяю телефон — не горжусь, но не могу иначе. Доверие возвращается медленно.
Но мы вместе. И я знаю: если придётся выбирать снова — он выберет меня. Потому что в тот момент, когда он сказал «отпуска не будет», он потерял не отпуск. Он потерял меня. И понял, что это страшнее.
Вчера он принёс цветы. Дешёвые хризантемы из палатки. Я поставила в банку из-под кофе — вазы нет. Он обнял меня сзади, уткнулся лбом в плечо.
— Люблю.
Я развернулась.
— Я тоже.
И это правда.
