— Мы переезжаем к маме, и точка! — Андрей стоял посреди гостиной их съёмной двухкомнатной квартиры и смотрел на жену так, словно только что объявил о повышении по службе, а не о крахе их семейной независимости.
Марина замерла с кружкой недопитого кофе в руках. Утреннее солнце било в окна, заливая комнату золотистым светом, но ей вдруг стало холодно, будто кто-то распахнул все двери в январский мороз.
— Что значит «переезжаем»? — её голос прозвучал спокойно, но пальцы побелели от того, как крепко она сжимала кружку.
— То и значит. Мама вчера позвонила. Сказала, что одной ей тяжело в такой большой квартире. Четыре комнаты, представляешь? А она там одна после папиной… после того, как папы не стало. Ей нужна помощь, поддержка. Мы же семья, Марин.
Он говорил быстро, сбивчиво, словно боялся, что если остановится, то не сможет продолжить. Марина медленно поставила кружку на журнальный столик. Движение было настолько аккуратным, настолько выверенным, словно от этого зависела её жизнь.
— Твоя мама позвонила вчера, а ты мне говоришь об этом только сейчас? И сразу — «мы переезжаем»? Без обсуждения? Без вопроса, что я об этом думаю?
Андрей неловко переминался с ноги на ногу. Его широкие плечи, которые обычно придавали ему вид уверенного в себе мужчины, сейчас были напряжены и подняты, словно он ожидал удара.
— Ну а что тут обсуждать? Это же очевидное решение! Мы платим тридцать тысяч за аренду этой квартиры. Тридцать тысяч, Марина! В месяц! А там мы будем жить бесплатно. В четырёхкомнатной квартире в центре города. Сможем откладывать деньги, может, даже свою купим через пару лет.
Марина встала. Медленно, словно каждое движение давалось ей с трудом. Она подошла к окну и посмотрела вниз, на их уютный дворик с детской площадкой, где их пятилетняя Настя каждый вечер каталась на качелях.
— Твоя мама, — начала она, не оборачиваясь, — которая при каждой встрече находит повод сказать, что я неправильно воспитываю Настю. Которая считает, что я плохая хозяйка, потому что не глажу твои носки. Которая до сих пор хранит фотографию твоей бывшей на самом видном месте в гостиной. Эта твоя мама?
— Марин, ну не преувеличивай. Она просто… старой закалки. К ней нужен подход. И фотографию она давно убрала, ты же знаешь.
— Убрала в спальню. Я видела в прошлый раз.
Андрей подошёл к ней сзади, попытался обнять, но Марина отстранилась.
— Послушай, я понимаю, что мама бывает… сложной. Но она же не со зла. Она просто привыкла всё контролировать, всем руководить. Папа всегда ей уступал, и она…
— И она думает, что я должна делать так же, — закончила за него Марина. — Только я не твой папа, Андрей. И я не собираюсь превращаться в тень, которая будет молча сносить её замечания и указания двадцать четыре часа в сутки.
В комнату вбежала Настя, размахивая рисунком.
— Мама, папа, смотрите! Я нарисовала наш дом!
На листе красовался кривоватый домик с тремя окошками, из трубы шёл фиолетовый дым, а рядом стояли три человечка-палочки, держащиеся за руки.
— Красиво, солнышко, — Марина погладила дочку по голове. — Иди, повесь на холодильник.
Когда Настя убежала на кухню, Андрей снова заговорил, понизив голос:
— Марин, подумай о Насте. В маминой квартире у неё будет своя комната. Большая, светлая. А школа рядом, та самая, гимназия, куда не попасть с нашего района. Разве ты не хочешь лучшего для нашей дочери?
Удар был точным. Марина знала, что он бьёт по самому больному — по её материнской совести. Конечно, она хотела лучшего для Насти. Конечно, она мечтала о хорошей школе, о своей комнате для дочери, а не об угле в их общей спальне, отгороженном ширмой.
— Я хочу, чтобы моя дочь росла в атмосфере любви и спокойствия, а не в постоянном напряжении, — тихо ответила она. — Твоя мама… она будет вмешиваться во всё. Что Настя ест, во что одевается, какие книги читает. Ты же знаешь её.
— Зато Настя будет расти в семье, с бабушкой. Это же важно, правда? Семейные ценности, традиции. Мама может научить её многому.
Марина резко обернулась.
— Научить чему? Что жена должна во всём слушаться мужа? Что невестка — это бесплатная прислуга? Что «в наше время было лучше, а молодёжь нынче никуда не годится»?
— Ты утрируешь.
— Я цитирую. Дословно.
Они стояли друг напротив друга, как два бойца на ринге, оценивающие силы противника перед решающим раундом. Марина видела в глазах мужа растерянность, смешанную с упрямством. Он уже принял решение. Вернее, за него его приняла мама, а он, как всегда, не смог ей возразить.
— А если я скажу нет? — тихо спросила Марина.
Андрей отвёл взгляд.
— Мама сказала… она сказала, что если мы не переедем, она оформит квартиру на свою племянницу. На Ирку. Ты же понимаешь, что это значит? Мы потеряем наследство. Четырёхкомнатную квартиру в центре, Марина. Это же миллионы.
Вот и всё. Карты раскрыты. Шантаж свекрови был изящным, как удар рапирой. Либо невестка подчиняется, либо семья остаётся ни с чем. И Андрей, её Андрей, который клялся в ЗАГСе защищать и оберегать, выбрал квадратные метры.
— То есть твоя мама решила купить меня? — Марина усмехнулась, но в этой усмешке не было веселья. — За квартиру? Как крепостную?
— Не говори глупостей! Никто тебя не покупает! Мама просто хочет, чтобы мы были рядом. Чтобы семья была вместе.
— Семья — это мы с тобой и Настя. А не твоя мама, которая решает, где нам жить и как.
Андрей вспыхнул.
— Да что ты к ней привязалась? Нормальная женщина! Вырастила меня одна после того, как отец ушёл! Работала на двух работах! А теперь, когда ей нужна помощь, ты нос воротишь? Из-за каких-то мелких разногласий?
— Мелких? — Марина почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Твоя мама полгода уговаривала тебя не жениться на мне! Она до сих пор при каждом удобном случае вспоминает твою бывшую! Она приходит к нам в гости и переставляет вещи по-своему! В нашей квартире, Андрей!
— Она пытается помочь!
— Она пытается показать, что я всё делаю неправильно!
— Да что ты понимаешь! — вдруг взорвался Андрей. — Ты вообще не ценишь то, что для тебя делают! Мама готова делиться с нами квартирой, а ты только и можешь, что жаловаться! Другие невестки своим свекровям ноги моют, а ты!..
Он осёкся, увидев выражение её лица. Марина смотрела на него так, словно видела впервые. В её глазах было столько боли, столько разочарования, что Андрей невольно отступил на шаг.
— Ноги моют? — тихо повторила она. — Это твоя мама тебе сказала? Что я должна быть благодарна за честь жить под её крышей и выполнять все её прихоти?
— Я не это имел в виду…
— Ты имел в виду именно это. И знаешь что? Может, ты и прав. Может, другие невестки и правда готовы на всё ради квартиры. Но я не из таких.
Она прошла мимо него к шкафу и достала сумку.
— Что ты делаешь? — растерянно спросил Андрей.
— Собираю вещи. Настины и мои. Мы поживём у моей подруги, пока я не найду квартиру.
— Марина, не глупи! Из-за какой-то ерунды ты готова разрушить семью?
Она остановилась и обернулась.
— Семью разрушаешь ты. В тот момент, когда выбрал квадратные метры вместо жены. Когда решил, что мнение твоей мамы важнее моего. Когда согласился на её шантаж.
— Это не шантаж! Это… это…
— Это ультиматум. И ты его принял. Без меня.
Она методично складывала в сумку детские вещи. Платьица, колготки, любимого плюшевого зайца Насти. Андрей стоял посреди комнаты, не зная, что делать. Его мир рушился на глазах, а он не понимал, как это остановить.
— Марин, пожалуйста. Давай поговорим спокойно. Без эмоций.
— Мы говорили. Ты всё сказал. И я услышала.
— Но куда ты пойдёшь? У тебя же нет своего жилья!
— Сниму. Маленькую, однокомнатную, на окраине. Но свою. Где никто не будет указывать мне, как жить.
— На твою зарплату? Ты же дизайнер-фрилансер! У тебя нестабильный доход!
— Справлюсь.
— А Настя? Ты подумала о ней? О её будущем?
Марина остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я думаю о ней каждую секунду. И именно поэтому не хочу, чтобы она росла, видя, как её мама превращается в бессловесную тень. Как её папа не может защитить семью от манипуляций бабушки. Как деньги и квартиры становятся важнее человеческого достоинства.
В дверях появилась Настя с куклой в руках.
— Мама, мы куда-то едем?
Марина присела на корточки перед дочерью.
— Да, солнышко. Мы с тобой поедем в гости к тёте Оле. Поживём у неё немножко.
— А папа?
Марина бросила взгляд на Андрея. Он стоял, опустив голову, и молчал.
— Папа… папа пока останется здесь. У него дела.
— А когда мы вернёмся?
— Скоро, малыш. Скоро.
Настя кивнула с детской доверчивостью и побежала за своим рюкзачком. Марина поднялась и взяла сумку.
— Марина, — Андрей сделал шаг к ней. — Не уходи. Я… я поговорю с мамой. Попрошу её быть… мягче. Объясню, что ты не такая, как она думает.
— Не такая? — Марина грустно улыбнулась. — А какая я, Андрей? Ты сам-то знаешь? Или для тебя я — это просто функция? Жена, которая должна готовить, стирать и не спорить? Которая должна быть благодарна за крышу над головой?
— Я люблю тебя.
— Но недостаточно, чтобы защитить от своей матери.
Она вышла в прихожую. Андрей последовал за ней.
— Это нечестно! Ты ставишь меня перед выбором: мать или жена!
— Нет, — Марина надевала куртку на Настю. — Это твоя мать поставила тебя перед выбором. А ты его уже сделал.
— Я могу всё исправить!
— Как? Скажешь маме, что мы не переедем? И что? Она лишит тебя наследства, и ты будешь винить в этом меня всю оставшуюся жизнь. Каждый раз, когда нам будет не хватать денег, ты будешь вспоминать ту квартиру, которую мы потеряли из-за моего упрямства.
Андрей молчал. Потому что она была права. Именно так бы и было.
— Мама, — Настя дёргала её за руку, — а зайчика взяли?
— Взяли, солнышко. Всё взяли.
Марина открыла дверь. На пороге стояла Валентина Сергеевна — свекровь собственной персоной. Высокая, статная женщина в дорогом пальто, с идеальной укладкой и холодными серыми глазами.
— Куда это вы собрались? — её голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь.
— Бабушка! — радостно воскликнула Настя.
Валентина Сергеевна мельком глянула на внучку, но тут же перевела взгляд на невестку.
— Я спросила, куда вы собрались?
— В гости, — коротко ответила Марина.
— С вещами? Это странные гости.
— Мама, — Андрей вышел в прихожую, — мы тут… у нас небольшое недопонимание.
— Я всё понимаю, — Валентина Сергеевна прошла в квартиру, не разуваясь. — Марина, как всегда, капризничает. Я же говорила тебе, Андрюша, эти молодые девушки избалованы. Им подавай всё и сразу. А как только нужно проявить уважение к старшим, сразу в кусты.
— Я не капризничаю, — спокойно сказала Марина. — Я просто не хочу жить под одной крышей с человеком, который меня не уважает.
Валентина Сергеевна фыркнула.
— Не уважает? Да я тебе предлагаю жить в четырёхкомнатной квартире! Бесплатно! Другие бы руки целовали за такое предложение!
— Я не из других.
— Это точно. Другие понимают, что такое семья. А ты только о себе думаешь. Гордячка.
— Мама, пожалуйста, — попытался вмешаться Андрей.
— Молчи! — рявкнула на него Валентина Сергеевна. — Ты вообще мужик или кто? Не можешь с женой справиться? Твой отец, царство ему небесное, хоть и был со своими недостатками, но главой семьи был! А ты? Тряпка!
Андрей покраснел и опустил голову. Марина почувствовала неожиданную жалость к мужу. Вот так, в одной фразе, проявилась вся суть их семейной драмы. Валентина Сергеевна всю жизнь подавляла сына, делала из него удобного, послушного мальчика, а теперь презирала за отсутствие твёрдости.
— Знаете что, Валентина Сергеевна, — Марина взяла Настю за руку, — живите в своей квартире. Наслаждайтесь одиночеством. Командуйте телевизором и холодильником. А мы будем жить своей жизнью.
— Ах так! — глаза свекрови сузились. — Ну что ж, не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Андрей, выбирай: либо эта выскочка, либо семья и наследство. Решай прямо сейчас!
Настя испуганно прижалась к маме. Она не понимала, что происходит, но чувствовала напряжение взрослых. Андрей стоял между матерью и женой, разрываемый на части. На его лице читалась мука человека, которого заставляют выбрать между двумя одинаково важными вещами.
— Я… я не могу так сразу…
— Можешь и должен! — Валентина Сергеевна топнула ногой. — Хватит изображать из себя мямлю! Ты мужчина или где?
— Мама, дай мне время подумать…
— Думать тут нечего! Либо ты мой сын и остаёшься в семье, либо идёшь за этой… за своей женой и забываешь дорогу в мой дом!
Марина молча открыла дверь.
— Марин, подожди! — Андрей метнулся к ней, но остановился на полпути, оглянувшись на мать.
— Не надо, Андрей. Твоя мама всё за тебя решила. Как всегда.
Она вышла за порог, держа Настю за руку. Девочка обернулась.
— Папа, ты с нами?
Андрей открыл рот, но слова застряли в горле. Он стоял, разрываемый между двумя женщинами, которых любил по-разному, но одинаково сильно. Между прошлым и будущим. Между долгом сына и долгом мужа.
— Ну что встал столбом? — голос матери хлестнул его, как кнут. — Иди, останови их, если хочешь остаться нищим!
И тут что-то в нём сломалось. Может быть, это был испуганный взгляд дочери. Может быть, спокойное достоинство жены. А может, презрительный тон матери, которая говорила с ним, как с несмышлёным ребёнком. Но что-то изменилось.
— Нет, — тихо сказал он.
— Что «нет»? — Валентина Сергеевна не поверила своим ушам.
— Нет, мама. Я не буду их останавливать. И не буду выбирать.
Он выпрямился, расправил плечи. Впервые за много лет Марина увидела в нём того мужчину, в которого когда-то влюбилась. Сильного, решительного, готового защищать свою семью.
— То есть как это — не будешь выбирать?
— А вот так. Марина — моя жена. Настя — моя дочь. Они — моя семья. И если ты заставляешь меня выбирать между тобой и ими, то ты уже проиграла, мама.
— Ах, вот как! — Валентина Сергеевна побагровела. — Значит, выбрал эту… Ну и катитесь все! Квартиру я завещаю Ирке! А вы будете жить в своей съёмной конуре!
— Будем, — спокойно ответил Андрей. — В своей. Где никто не будет унижать мою жену и пугать мою дочь.
Он подошёл к Марине и взял сумку из её рук.
— Пойдём домой.
— Но…
— Никаких «но». Мы остаёмся здесь. В нашей съёмной, но нашей квартире. А мама… мама пусть живёт, как хочет.
— Ты пожалеешь об этом! — крикнула Валентина Сергеевна. — Ты упускаешь миллионы!
— Нет, мама. Я чуть не упустил свою семью. А это дороже любых миллионов.
Свекровь фыркнула и вылетела за дверь, громко хлопнув ею. В квартире повисла тишина. Настя посмотрела на родителей.
— Мы не едем к тёте Оле?
— Нет, солнышко. Мы остаёмся дома.
— А бабушка? Она больше не придёт?
Андрей и Марина переглянулись.
— Придёт, — сказал Андрей. — Когда успокоится. Бабушки всегда возвращаются к внукам. Но теперь она будет приходить в гости. Как гость. А мы будем жить своей жизнью.
Марина смотрела на мужа с удивлением и надеждой.
— Ты правда готов отказаться от наследства?
— Знаешь, — Андрей обнял её, — только сейчас я понял одну вещь. Папа всю жизнь молчал и уступал маме. И что? Он был несчастлив. Мы с ним почти не разговаривали, потому что все разговоры шли через маму. Он умер тихим, задавленным человеком. Я не хочу такой судьбы. И не хочу, чтобы Настя росла в такой атмосфере.
— Но квартира…
— Квартиру мы купим сами. Когда-нибудь. Может, не четырёхкомнатную в центре, но свою. Заработанную, а не выпрошенную.
Они стояли обнявшись, а Настя вертелась рядом, радуясь, что всё закончилось хорошо и никуда не надо ехать. За окном садилось солнце, окрашивая комнату в тёплые, медовые тона.
Вечером, когда Настя уснула, они сидели на кухне и пили чай.
— Думаешь, она простит? — спросила Марина.
— Мама? Конечно. Она же без нас там с ума сойдёт от одиночества. Придёт через неделю-другую, будет делать вид, что ничего не было. Но теперь будет знать границы.
— А если завещает квартиру Ирке?
— Значит, так тому и быть. Зато мы будем жить спокойно, без шантажа и манипуляций.
— Тебе не жалко?
Андрей задумался.
— Знаешь, когда она поставила ультиматум, когда я увидел, как ты уходишь, как Настя испуганно смотрит… Я вдруг понял, что никакая квартира не стоит того, чтобы потерять вас. И ещё понял, что мама всю жизнь мной манипулировала. Деньгами, наследством, чувством вины. А я позволял. Потому что так было проще.
— А теперь?
— А теперь будет сложнее. Но честнее. И свободнее.
Марина взяла его за руку.
— Я горжусь тобой.
— Я сам собой горжусь, — усмехнулся он. — Первый раз в жизни.
За окном загорались огни вечернего города. Их съёмная квартира была маленькой, с видом на шумную улицу, с текущим краном в ванной и скрипучим паркетом. Но это был их дом. Их крепость. Их территория, где они устанавливали правила.
Через две недели Валентина Сергеевна действительно пришла. С пирогом и подарком для Насти. Вела себя сдержанно, почти вежливо. Марину по имени-отчеству называла, о квартире не заикалась. Только когда уходила, в дверях обернулась:
— Андрюша, ты же знаешь, что я всего лишь хотела как лучше?
— Знаю, мама. Но лучше для кого?
Она не ответила. Просто кивнула и ушла. А Марина и Андрей остались в своей маленькой, съёмной, но такой уютной квартире, где не было лишних комнат, зато было главное — уважение, любовь и свобода быть собой.
