Нотариус отложил документы в сторону и посмотрел на меня поверх очков с таким выражением, будто я только что призналась в краже государственной печати.
— Простите, но без согласия всех собственников мы не можем оформить дарственную только на вашего сына. Ваша невестка тоже имеет право на половину квартиры.
Галина Петровна сидела напротив меня в кабинете нотариуса и делала вид, что эта новость стала для неё полной неожиданностью. Хотя я прекрасно знала — она всё это подстроила. Каждую деталь, каждое слово.
Три года назад, когда Максим привёл меня знакомиться с матерью, я думала, что выиграла в лотерею. Галина Петровна встретила меня с распростёртыми объятиями, назвала дочкой, расцеловала в обе щеки. Она была идеальной свекровью из сказки — заботливой, внимательной, всегда готовой помочь. Когда мы поженились, она первая предложила помощь с квартирой.
— Оленька, милая, — говорила она тогда своим медовым голосом. — Зачем вам снимать? У меня есть двухкомнатная квартира от бабушки, я там не живу. Оформим на вас с Максимом, и будете жить спокойно.
Максим тогда обнял мать и расцеловал.
— Мам, ты лучшая! Правда, Оль? Нам так повезло с мамой!
Я тоже была в восторге. Своя квартира в Москве — это же мечта. Мы въехали, сделали ремонт на наши скромные сбережения, обустроили гнёздышко. Галина Петровна часто приходила в гости, хвалила, как я всё красиво устроила, какая я хозяйка. Я таяла от её комплиментов.
Первые звоночки начались через год. Свекровь стала приходить без предупреждения. Могла появиться в семь утра в воскресенье с пирогами. Или в десять вечера в будни проверить, всё ли у нас в порядке. У неё были ключи — это же её квартира формально, хоть и обещанная нам.
— Галина Петровна, может, будете предупреждать? — робко попросила я однажды, когда она застала нас с Максимом в неглиже на кухне.
— Ой, Оленька, что ты! Я же мать, мне можно. Да и квартира пока на мне записана, имею право проверить, как вы тут хозяйничаете.
Максим тогда встал на её сторону.
— Оль, не преувеличивай. Мама просто заботится о нас.
Потом начались советы. Точнее, приказы, обёрнутые в красивую упаковку материнской заботы. Свекровь переставляла нашу мебель, выбрасывала мои вещи, которые ей не нравились, приносила свои занавески, покрывала, посуду.
— Оленька, у тебя нет вкуса, — говорила она с улыбкой. — Но ничего, я научу. Главное — слушаться старших.
Когда я пыталась возражать, Галина Петровна тут же напоминала о квартире.
— Может, мне тогда оформить её на Максима? А то вы какие-то неблагодарные стали.
Это был её главный козырь. Квартира. Мы вложили в ремонт все наши деньги, взяли кредит на мебель и технику. Уйти означало потерять всё. И свекровь это прекрасно понимала.
Апогей наступил полгода назад. Я забеременела. Когда мы сообщили Галине Петровне, она расплакалась от счастья, обнимала нас, говорила, что всегда мечтала о внуках. А через неделю пришла с документами.
— Оленька, Максим, я тут подумала. Квартиру надо переоформить. Но знаете, с вашими доходами и кредитной историей будут проблемы. Давайте я оформлю дарственную на Максима, а вы потом между собой разберётесь.
Я насторожилась.
— А почему не на нас обоих?
Свекровь посмотрела на меня, как на неразумное дитя.
— Оленька, ну что ты? Максим же мой сын, кровь моя. А вдруг вы разведётесь? Вдруг ты уйдёшь и квартиру заберёшь? Нет, так надёжнее.
— Мам, мы не собираемся разводиться, — вмешался Максим, но как-то неуверенно.
— Конечно, не собираетесь, милый. Но жизнь длинная. Оленька меня поймёт, правда? Ты же умная девочка.
Умная девочка понимала, что это ловушка. Но Максим уже кивал, соглашался, говорил, что мама права, что это формальность, что квартира всё равно будет наша семейная. Спорить с ними двоими я не могла.
И вот сегодня мы пришли к нотариусу. Галина Петровна была в своём лучшем костюме, с идеальной укладкой, вся такая респектабельная и правильная. Я — беременная на шестом месяце, уставшая, в простом платье. Максим сидел между нами, как всегда, между двух огней.
— Так что делать будем? — свекровь повернулась ко мне. — Оленька, ты же не против подписать отказ? Это же для Максима, для отца твоего ребёнка.
Я молчала. В голове крутились цифры. Три года жизни. Полмиллиона на ремонт. Кредит, который мы выплачиваем. И ребёнок, которому нужен будет дом. Если я подпишу отказ, юридически у меня не будет ничего. Галина Петровна сможет в любой момент выставить меня на улицу, а Максим… Максим всегда слушается маму.
— Я не буду подписывать отказ, — сказала я спокойно.
В кабинете повисла тишина. Свекровь медленно повернулась ко мне. На её лице мелькнуло настоящее выражение — злое, холодное, расчётливое. Но через секунду маска заботливой матери вернулась на место.
— Оленька, дорогая, ты, наверное, не поняла. Это МОЯ квартира. Я имею право дарить её кому хочу.
— Понимаю. Но по закону, если вы дарите квартиру, где мы прописаны и живём, нужно наше согласие. И я согласна на дарственную только если она будет на нас двоих с Максимом.
— Мам, Оля права, — неожиданно подал голос муж. — Давайте оформим на нас обоих. Мы же семья.
Галина Петровна посмотрела на сына так, будто он предал её.
— Максим! Я же объясняла! Это ненадёжно!
— Мам, Оля носит моего ребёнка. Она моя жена. Какая ненадёжность?
Свекровь встала. На её лице больше не было улыбки.
— Хорошо. Раз вы такие умные, живите как хотите. Но квартиру я тогда вообще не дарю. И через месяц съезжайте. Мне нужно жильё для сдачи.
— Мам! — Максим тоже встал. — Ты же обещала!
— Я обещала нормальным людям, а не вымогателям! — Галина Петровна ткнула пальцем в меня. — Это всё она! Настроила тебя против матери!
— Я никого не настраивала, — спокойно ответила я. — Я просто хочу защитить интересы своего ребёнка.
— Своего ребёнка! А Максим тебе кто? Чужой? Ты ему не доверяешь?
— Я доверяю Максиму. Но не доверяю вам, Галина Петровна.
Она аж задохнулась от возмущения.
— Как ты смеешь!
— Смею. Потому что три года вы держите нас на крючке этой квартиры. Манипулируете, шантажируете, унижаете. И хватит. Либо дарственная на нас обоих, либо мы съезжаем и подаём в суд на компенсацию за улучшения. У нас все чеки есть.
Нотариус заёрзал в кресле, явно желая, чтобы мы поскорее покинули его кабинет. Галина Петровна смотрела на меня с ненавистью.
— Максим! Скажи своей жене, чтобы она заткнулась!
Максим стоял между нами, растерянный, разрываемый на части. Я видела, как в нём борются сын и муж, мальчик и мужчина. И впервые за три года муж победил.
— Мам, Оля права. Мы вложили в эту квартиру всё. У нас будет ребёнок. Либо дарственная на двоих, либо мы уезжаем.
Галина Петровна перевела взгляд с меня на сына, потом обратно. В её глазах плескалась ярость пополам с растерянностью. Она не ожидала, что её любимый сынок встанет на сторону жены.
— Вы пожалеете об этом, — процедила она. — Особенно ты, — она ткнула в меня пальцем. — Я тебе этого не прощу.
Свекровь развернулась и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Нотариус облегчённо вздохнул.
— Может, вам стоит решить семейные вопросы и потом вернуться? — деликатно предложил он.
Мы с Максимом переглянулись.
— Мы вернёмся, — сказал муж. — Когда документы будут готовы на нас обоих.
Выйдя из нотариальной конторы, мы молча дошли до нашей машины. Максим открыл мне дверь, помог сесть — живот уже мешал. Сел за руль, но не завёл двигатель. Просто сидел, сжимая руль побелевшими пальцами.
— Прости, — наконец сказал он. — Я должен был раньше это сделать. Защитить тебя от неё.
— Ты сделал это сегодня. Это важно.
— Она не простит. Ты же знаешь маму. Она будет мстить.
— Знаю. Но у нас будет наш дом. Настоящий наш. И она больше не сможет приходить когда захочет, потому что я поменяю замки.
Максим усмехнулся.
— Она устроит скандал.
— Пусть устраивает. Главное, юридически квартира будет наша. А со скандалами я справлюсь. Не впервой.
Он повернулся ко мне, взял за руку.
— Оля, а вдруг она правда выгонит нас?
— Не выгонит. Она слишком любит контролировать тебя. А без квартиры-приманки у неё нет рычагов. Она подумает и согласится. Просто теперь будет нас ненавидеть. Особенно меня.
— Почему ты так уверена?
— Потому что я бы на её месте сделала так же. Она привыкла манипулировать людьми, а я сломала её игру. Это она не простит никогда. Но знаешь что? Мне всё равно. У нас будет ребёнок, Макс. И я не позволю твоей матери превратить его жизнь в ад, как она пыталась сделать с нашей.
Максим кивнул и завёл машину. Мы поехали домой — в квартиру, которая пока ещё юридически принадлежала свекрови, но которая уже ощущалась немного больше нашей. Я знала, что впереди война. Галина Петровна не из тех, кто сдаётся. Она будет плести интриги, настраивать родственников, устраивать истерики. Но я была готова. За эти три года я научилась её методам, изучила её слабости. И главное — я поняла, что Максим, при всей его любви к матери, способен сделать выбор в пользу нашей семьи. Просто ему нужно было время.
Через неделю Галина Петровна позвонила. Максим включил громкую связь.
— Я согласна на дарственную на вас обоих, — сухо сказала она. — Но с условиями.
— Какими? — насторожилась я.
— Первое: вы подписываете договор, что в случае развода квартира остаётся Максиму. Второе: я имею право приходить в гости к внуку когда захочу. Третье: вы не имеете права продать квартиру без моего согласия в течение десяти лет.
Я взяла телефон у мужа.
— Галина Петровна, встречное предложение. Дарственная на нас обоих без всяких условий. Или мы съезжаем, подаём в суд на компенсацию улучшений и покупаем свою квартиру. Может, в ипотеку, может, на окраине, но свою. И вы своего внука будете видеть только когда мы разрешим.
В трубке повисла тишина. Потом свекровь зло выдохнула:
— Хорошо. Приходите к нотариусу завтра в десять.
И бросила трубку.
Максим посмотрел на меня с восхищением и страхом одновременно.
— Ты с ней как… как равная разговариваешь. Она же бесится.
— Пусть бесится. Знаешь, чему меня научили эти три года? Со свекровью нельзя играть в поддавки. Дашь слабину — растопчет. Единственный способ выжить — показать зубы и стоять на своём.
На следующий день мы снова сидели в кабинете нотариуса. Галина Петровна молча подписала все документы. Когда нотариус объявил, что дарственная оформлена на обоих супругов в равных долях, я почувствовала, как с плеч свалился огромный груз. Наконец-то у нас есть свой дом. По-настоящему свой.
Выходя из конторы, свекровь остановилась рядом со мной.
— Не думай, что ты выиграла, — прошипела она. — Я буду рядом всегда. Я бабушка, имею право видеть внука. И я сделаю всё, чтобы он знал, какая у него мать.
— Делайте что хотите, Галина Петровна. Но помните: теперь это НАШ дом. И правила в нём устанавливаю я. Захотите увидеть внука — будете звонить и спрашивать разрешения. Захотите прийти — будете ждать приглашения. И если будете настраивать ребёнка против меня, я просто прекращу ваше общение. По закону я имею право.
Она смотрела на меня с такой ненавистью, что, казалось, воздух между нами искрил. Но я выдержала её взгляд. Я больше не была той робкой девочкой, которая три года назад переступила порог её квартиры. Материнство и борьба за свою семью закалили меня.
— Максим! — свекровь повернулась к сыну. — Ты позволишь ей так со мной разговаривать?
Максим подошёл ко мне и обнял за плечи.
— Мам, Оля защищает нашу семью. И я её поддерживаю.
Галина Петровна поджала губы, развернулась и ушла, стуча каблуками по асфальту. Мы с Максимом остались стоять на крыльце нотариальной конторы.
— Она нам этого не простит, — сказал муж.
— Знаю. Но мы справимся. Вместе.
По дороге домой мы заехали в строительный магазин и купили новый замок. Самый надёжный, с тремя степенями защиты. Максим сам его установил в тот же день. Когда он защёлкнул новый замок и передал мне ключи, я почувствовала себя по-настоящему дома.
Вечером, когда мы ужинали на нашей кухне, в нашей квартире, раздался звонок в дверь. Мы переглянулись. На экране домофона была Галина Петровна с пакетами.
— Я принесла вам ужин, — сообщила она в динамик. — Открывайте.
— Спасибо, мам, но мы уже поужинали, — ответил Максим.
— Как это поужинали? Откройте немедленно! Я же мать!
— Мам, если хочешь зайти в гости, позвони заранее, договоримся. Сегодня мы устали и никого не ждём.
В домофоне повисла тишина. Потом свекровь прокричала:
— Это всё она! Твоя жена! Настроила тебя против матери!
Максим выключил домофон. Мы сидели на кухне, слушая, как за дверью бушует Галина Петровна. Минут через десять стало тихо — видимо, ушла.
— Ты молодец, — сказала я мужу.
— Учусь у тебя, — улыбнулся он. — Знаешь, а мне нравится. Наш дом, наши правила. Никто не врывается, не командует.
— Она ещё вернётся. И не раз.
— Вернётся. Но мы готовы.
Ночью я проснулась от того, что малыш пинался в животе. Я положила руку на округлившийся живот и улыбнулась. У него будет свой дом. Настоящий дом, где его будут любить и защищать. Где не будет токсичных манипуляций и шантажа. Где мама и папа — одна команда.
Рядом сопел Максим. Он обнимал меня во сне, и мне было тепло и спокойно. Да, война со свекровью не окончена. Она ещё будет пытаться разрушить наш мир, вбить клин между нами, добраться до внука. Но я знала — мы выстоим. Потому что самое страшное уже позади. Мы отстояли своё право на семью, на дом, на границы. И Галина Петровна больше никогда не сможет держать нас на крючке.
Утром я проснулась от запаха кофе. Максим стоял у плиты и жарил омлет. На столе ждали свежие круассаны из пекарни напротив, нарезанные фрукты, сыр. Простой семейный завтрак в нашем доме.
— Доброе утро, хозяйка, — улыбнулся муж.
— Доброе утро, хозяин, — ответила я.
Мы позавтракали в тишине и спокойствии. Никто не ворвался с проверкой. Никто не раскритиковал мою готовку или сервировку стола. Никто не читал нотации о том, как правильно жить. Это была настоящая свобода.
После завтрака позвонила моя мама.
— Оленька, как вы? Слышала, свекровь всё-таки подарила квартиру?
— Да, мам. На нас обоих.
— Умница! Я так за тебя рада! А Галина Петровна как?
— Злится. Но это её проблемы.
Мама рассмеялась.
— Правильно. Не давай себя в обиду. Помощь нужна?
— Спасибо, мам. Мы справляемся.
И это была правда. Мы справлялись. Вдвоём, без токсичной помощи свекрови, без её вечного контроля и манипуляций.
