— Арина, ну куда ты? Давай поговорим. Это же недоразумение.
Она даже не обернулась на голос мужа. Просто шла вперед по гулкому коридору своей квартиры, ставшей вдруг чужой и невыносимо тесной. Каждый шаг отдавался в голове тяжелым, свинцовым стуком. Недоразумение? Нет, Олег. Это не недоразумение. Это закономерный финал, к которому они шли последние три месяца.
Все началось с невинного, казалось бы, звонка. Зоя, младшая сестра Олега, рыдала в трубку. Муж, с которым она прожила пятнадцать лет, указал ей на дверь. Классическая история: другая женщина, моложе, без детей и проблем. Зоя осталась с одним чемоданом и тринадцатилетним сыном Мишей, который гостил у бабушки в деревне.
— Пусть у нас поживет, Ариш, — голос у Олега был виноватый, просящий. — Куда ей еще? На улице же не останется. Неделю-две, пока что-то не придумает.
Арина вздохнула. Она прекрасно помнила Зою — шумную, немного бесцеремонную женщину, которая всегда говорила то, что думала, и редко думала, прежде чем сказать. Но отказать в такой ситуации было бы бесчеловечно. Их трехкомнатная квартира, казавшаяся такой просторной для них двоих, позволяла временно приютить родственницу.
— Хорошо, — сказала она. — Пусть приезжает. Только давай сразу договоримся: две недели. Максимум три. За это время она сможет найти съемную комнату или что-то еще.
Олег с благодарностью сжал ее руку. Он был хорошим человеком, ее Олег. Добрый, отзывчивый, всегда готовый прийти на помощь. Иногда даже слишком добрый. Эта доброта, направленная на всех, кроме собственной жены, в конечном итоге и стала тем камнем, о который разбилась их семейная лодка.
Зоя приехала на следующий день. С двумя огромными чемоданами, коробкой с посудой и комнатным цветком в горшке. «Это мамин любимый фикус, не могла же я его бросить!» — весело заявила она с порога, словно приехала не искать убежища от жизненной катастрофы, а в долгожданный отпуск.
Ее поселили в дальней комнате, которая служила Арине кабинетом и местом уединения. Там стоял ее рабочий стол с компьютером, стеллажи с книгами по архивному делу — ее профессия требовала тишины и сосредоточенности — и удобное кресло, в котором она любила сидеть вечерами с книгой.
— Ой, а можно я тут немного по-своему сделаю? — Зоя окинула комнату хозяйским взглядом. — Стол к окну подвину, а то мне света мало. А книги эти… Может, их пока в коробки сложить? Все равно пылятся.
Арина почувствовала, как внутри все сжалось. Ее мир, ее упорядоченное, тщательно выстроенное пространство, уже начинал трещать по швам.
— Зоя, давай стол оставим на месте. Мне здесь работать. А книги трогать не нужно, пожалуйста.
Зоя надула губы, но спорить не стала. Первые дни прошли относительно мирно. Золовка много времени проводила в своей комнате, разговаривая по телефону с подругами и жалуясь на свою несчастную судьбу. Она выходила только поесть, оставляя после себя на кухне гору грязной посуды и крошки на столе. Арина молча убирала. Она же гостья. Ей сейчас тяжело.
Через неделю приехал Миша. Лето, каникулы, бабушке в деревне стало тяжело с активным подростком. Миша был точной копией своей матери — такой же громкий и бесцеремонный. Квартира наполнилась звуками компьютерных «стрелялок», ревом музыки из его наушников, который слышно было даже через закрытую дверь, и постоянным хлопаньем дверцы холодильника.
Продукты, которые Арина закупала на неделю, стали исчезать за два дня. Олег только разводил руками и давал ей еще денег.
— Ну он же растет, парень. Аппетит хороший.
Комната Зои и Миши превратилась в берлогу. Запах нестиранных носков смешивался со сладковатым ароматом каких-то дешевых дезодорантов. Арина несколько раз деликатно намекала Зое, что неплохо бы проветривать и убирать, но та только отмахивалась.
— Ой, Арин, не до того сейчас! У меня душа на части рвется, а ты со своей пылью.
Две недели превратились в три, три — в месяц. Арина начала осторожно спрашивать Олега, ищет ли Зоя жилье.
— Ищет, конечно, — неохотно отвечал он, избегая ее взгляда. — Просто сейчас с деньгами туго, да и вариантов хороших нет. Ты же понимаешь.
Арина понимала. Она все понимала. Но с каждым днем ей становилось все труднее дышать в собственном доме. Она приходила с работы — тихой, спокойной, где каждый документ лежал на своем месте — в этот балаган, и у нее начинала болеть голова. Ее кресло в кабинете было постоянно занято то Зоей, то Мишей. На ее рабочем столе появлялись липкие круги от чашек, крошки от печенья. Ее личное пространство съежилось до размеров их с Олегом спальни.
Апофеозом стала Валентина Петровна, их с Олегом свекровь. Она позвонила в начале второго месяца и строгим голосом заявила, что не может больше оставаться одна в своей двухкомнатной квартире на другом конце города.
— Зоеньке плохо, Мишенька без присмотра, а вы там вдвоем прохлаждаетесь! — отчитывала она сына по телефону. — Совсем от семьи отбились! Собираюсь, приеду к вам. Буду за детьми присматривать, хозяйство вести. А то у Арины твоей, небось, руки не доходят.
Арина, стоявшая рядом, почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Олег, нет, — прошептала она. — Только не это. Нас и так уже пятеро. Куда еще?
— Ариш, ну это же мама. Она переживает. Приедет, побудет немного, увидит, что все в порядке, и уедет. Она не может оставить Зою в таком состоянии.
Валентина Петровна приехала. Не с чемоданом, а с тремя баулами, рассадой помидоров в ящиках («На балконе посадим, свои овощи будут!») и ощущением собственной правоты и незаменимости. Ее пришлось поселить в гостиной, на раскладном диване. Теперь по вечерам они не могли даже посмотреть фильм — свекровь ложилась спать в девять и требовала полной тишины.
Жизнь Арины превратилась в ад. Валентина Петровна оказалась не той свекровью, которая двигает мебель. Ее методы были тоньше. Она не хозяйничала в открытую, но отпускала едкие комментарии, от которых хотелось лезть на стену.
— Супчик сегодня жидковат, ну да ничего, для фигуры полезно. — говорила она за обедом, демонстративно отодвигая тарелку.
— А рубашечки Олежке надо бы получше гладить. Воротничок-то замялся. Я вот в твои годы…
Она постоянно вздыхала, жаловалась на давление, на сквозняки, на слишком громкий телевизор. Зоя тут же подхватывала, начиная причитать, как им всем тяжело и как бессердечна Арина, которая не может войти в их положение. Миша просто игнорировал всех, существуя в своей собственной вселенной из игр и социальных сетей.
Олег метался между тремя огнями. Он пытался угодить и матери с сестрой, и жене. Приносил Арине цветы, умолял потерпеть еще немного, говорил, что все наладится. Но ничего не налаживалось. Становилось только хуже.
Квартира превратилась в проходной двор. Днем к Зое приходили подруги «поддержать». Они сидели на кухне, пили чай, громко обсуждали ее непутевого мужа и всех мужчин в целом, оставляя после себя гору шелухи от семечек. Вечером к Мише заваливались друзья, и из-за двери их комнаты доносился хохот и грохот.
Арина чувствовала себя прислугой в собственном доме. Она приходила с работы и становилась к плите, чтобы приготовить ужин на шестерых. Потом мыла гору посуды. Пыталась навести хоть какой-то порядок, но ее труды были напрасны — через час все возвращалось на круги своя.
Она перестала приглашать своих подруг. Ей было стыдно за этот хаос, за вечно недовольное лицо свекрови, за разбросанные по всей квартире вещи. Она стала задерживаться на работе, лишь бы оттянуть момент возвращения домой. Ее тихий, уютный мир рухнул.
Однажды она попыталась поговорить с Олегом. Серьезно, без упреков.
— Олег, я больше не могу. Я понимаю, это твоя семья, но я не подписывалась жить в общежитии. Я люблю тишину, порядок. Мне нужно личное пространство. Зоя живет у нас уже третий месяц. Она даже не пытается искать работу или жилье.
Олег помрачнел.
— А куда ей идти? На улицу? Ты предлагаешь мне выгнать родную сестру с племянником? И маму? Ты этого хочешь?
— Я хочу, чтобы наша жизнь снова стала нашей. Мы можем помочь ей деньгами на первое время, помочь найти комнату. Но они не могут жить с нами вечно.
— Никто и не говорит про «вечно». Просто сейчас такой период. Надо перетерпеть.
«Перетерпеть». Это слово стало для Арины синонимом безысходности. Сколько еще ей нужно было терпеть? Год? Два? Всю жизнь?
Последней каплей стал ее день рождения. Олег с утра поздравил ее, подарил красивый шарф и пообещал вечером устроить праздничный ужин в ресторане, только для них двоих. Арина обрадовалась. Наконец-то они побудут вместе, вдвоем, вдали от этого домашнего сумасшествия. Она надела новое платье, сделала укладку.
Когда она вышла в коридор, ее встретила вся семья.
— О, именинница! — провозгласила Зоя. — А мы тут тоже решили тебя поздравить! Стол накрыли!
На кухне, на ее скромном кухонном столе, стояла батарея бутылок с дешевым вином, несколько салатов в пластиковых контейнерах и торт в картонной коробке.
— Мы решили, зачем вам по ресторанам таскаться, деньги тратить? Дома посидим, по-семейному! — радостно сообщила Валентина Петровна.
Арина посмотрела на Олега. Он стоял с виноватым видом и разводил руками. «Ну что я мог сделать? Они же от чистого сердца».
Она села за стол. Ее заставляли говорить тосты, отвечать на дурацкие вопросы. Зоя рассказывала пошлые анекдоты. Валентина Петровна учила ее жизни. Миша сидел, уткнувшись в телефон. Арина чувствовала, как внутри нее что-то обрывается. Это был не ее праздник. Это был очередной повод для ее «родственников» устроить застолье за ее счет.
Когда «гости» наконец разошлись по своим углам, оставив на кухне погром, Арина молча начала убирать. Олег подошел сзади, обнял ее.
— Ариш, прости. Я не хотел, чтобы так вышло.
Она высвободилась из его объятий.
— Олег, скажи честно. Ты собираешься что-то с этим делать?
— С чем?
— С ними! — она чуть не закричала. — С твоей семьей, которая превратила наш дом в вокзал, а меня — в бесплатную домработницу!
— Арина, не начинай, — устало сказал он. — Сегодня у тебя день рождения. Давай не будем портить вечер.
Это было сегодня утром. А вечером случилось то, что стало точкой невозврата. Арина, измученная бессонной ночью и тягостными мыслями, вернулась с работы раньше обычного. В квартире стояла непривычная тишина. Она заглянула в свою комнату, бывший кабинет.
На ее рабочем столе, среди разбросанных бумаг и крошек, стояла открытая шкатулка. Ее шкатулка. Старинная, резная, доставшаяся ей от бабушки. Арина хранила в ней свои немногочисленные, но очень дорогие сердцу украшения: бабушкины серебряные серьги, тонкую золотую цепочку — подарок родителей на окончание университета, маленькое колечко, которое Олег подарил ей, когда делал предложение.
Серьги и цепочка валялись на столе. А кольца не было.
В этот момент в комнату заглянул Миша. Увидев Арину, он вздрогнул.
— О, теть Арин, а вы уже пришли?
Его взгляд метнулся к открытой шкатулке, и он густо покраснел.
— Миша, — ледяным голосом спросила Арина. — Где кольцо?
— Какое кольцо? — пробормотал он, пряча глаза. — Я ничего не брал. Я просто… просто ластик искал.
Но Арина уже все поняла. Этот взгляд, эта краска на щеках. Ярость, холодная и острая, как лезвие ножа, пронзила ее. Она вышла из комнаты, прошла на кухню, где Зоя и Валентина Петровна пили чай.
— Зоя, твой сын взял мое кольцо.
Зоя вскочила.
— Ты что такое говоришь?! Мой Миша — не вор! Как ты смеешь?!
— Он рылся в моих вещах, в моей шкатулке. Кольца нет.
— Да может, ты его сама потеряла, а теперь на ребенка наговариваешь! — взвилась Валентина Петровна. — Совсем совесть потеряла, девка!
В этот момент из комнаты вышел Олег, привлеченный шумом.
— Что здесь происходит?
— Твоя жена обвиняет моего сына в воровстве! — закричала Зоя. — Она нас всех ненавидит!
И тут Арину прорвало. Та плотина терпения, которую она так долго и мучительно строила, рухнула. Она посмотрела на них всех — на испуганного Мишу, на кричащую Зою, на свекровь с перекошенным от злобы лицом, на своего растерянного, нерешительного мужа. И она почувствовала не злость, а острую, всепоглощающую брезгливость.
Она сделала шаг вперед и сказала тихо, но так, что ее услышал каждый:
— Вещи собрали и на выход.
Все замолчали.
— Что? — переспросила Зоя.
— Я сказала, собирайте свои вещи. Чтобы через час вас тут не было.
Она повернулась к Олегу. В его глазах был ужас.
— Арина, ты что? Опомнись!
— Я в полном сознании, Олег. Впервые за последние три месяца. Устроили вокзал в моем доме. Обвинили меня во всех смертных грехах. Обокрали. Хватит. Вон.
— Но куда мы пойдем?! Ночь на дворе! — заголосила Валентина Петровна, хватаясь за сердце.
— Меня это не волнует. Вы не на улице жили до того, как приехать сюда. У вас, Валентина Петровна, есть своя двухкомнатная квартира. А ты, Зоя, взрослая женщина. Ищи съемную комнату, иди к подругам, куда угодно. Но в моем доме вы больше не останетесь.
— Ты не имеешь права! — зашипела Зоя. — Это и квартира Олега тоже! Моего брата!
— Имею, — отрезала Арина. — Эта квартира была куплена мной на деньги, оставшиеся от продажи квартиры моих родителей. Олег здесь прописан, но собственница — я. Так что я имею полное право решать, кто будет здесь жить. У вас час.
Она развернулась и ушла в спальню, заперев за собой дверь. Она слышала крики, причитания, звон посуды. Слышала, как Олег пытался их успокоить, что-то им обещал. Но она не вышла. Она сидела на кровати, прямая, как струна, и смотрела в одну точку. Внутри была пустота. Ни злости, ни радости, ни сожаления. Только пустота и оглушительная усталость.
Через полтора часа в квартире стало тихо. Арина вышла из спальни. В коридоре пахло пылью и чужими духами. Комната Зои и гостиная были пусты. Только на полу валялись какие-то бумажки и фантики.
Олег сидел на кухне, обхватив голову руками. Он поднял на нее глаза. Взгляд у него был тяжелый, как у побитой собаки.
— Ты их выгнала. Ночью. Родную мать и сестру с ребенком.
— Да, — сказала Арина. Она подошла к раковине и налила себе стакан воды. Руки немного дрожали.
— Как ты могла? Они же… они же моя семья.
— А я кто, Олег? Я твоя жена. Или была ею. Ты хоть раз за эти три месяца подумал обо мне? О том, каково мне жить в этом дурдоме? Ты хоть раз заступился за меня?
— Я… я не хотел конфликта. Я думал, все само рассосется.
— Не рассосалось. Твой племянник украл у меня вещь, которая мне дороже всех денег мира. А твоя мать и сестра вместо того, чтобы разобраться, обвинили меня во лжи. И ты молчал. Ты стоял и молчал, Олег.
Он ничего не ответил. Просто сидел, ссутулившись, и смотрел в стол.
— Они поехали к маме, — глухо сказал он через некоторое время. — Вшестером в ее двушке. Зоя, Миша, я их отвез. Маме плохо с сердцем.
— Ей всегда плохо с сердцем, когда что-то идет не по ее плану.
— Ты жестокая, Арина. Я никогда не думал, что ты такая.
Он встал, взял с дивана в гостиной подушку и одеяло и пошел в пустую комнату, где еще недавно жили Зоя с Мишей. Дверь за ним закрылась.
Арина осталась одна на кухне. Впервые за три месяца в квартире стояла абсолютная, звенящая тишина. Та самая тишина, о которой она так мечтала. Но она не приносила облегчения. Она давила, высасывала воздух.
Она медленно прошла по комнатам. Пустая гостиная с продавленным диваном. Пустая детская, пахнущая чужой, враждебной жизнью. Ее кабинет… Она вошла и села за свой стол. На нем так и лежали разбросанные украшения из шкатулки. Она взяла в руки бабушкины серьги. Холодный металл не успокаивал.
Она добилась своего. Она отвоевала свое пространство, свою тишину. Но цена оказалась слишком высока. В соседней комнате, за тонкой стеной, спал ее муж. Или уже не ее. Человек, который только что назвал ее жестокой. Человек, который выбрал не ее. Нет, он не выбрал мать. Он просто не выбрал никого, он просто сломался, не выдержав этого выбора. И теперь между ними была не стена, а пропасть.
Арина посмотрела в темное окно. Там, в отражении, на нее смотрела незнакомая женщина с жестким, измученным лицом. Она победила. Но почему-то ей казалось, что она проиграла. Проиграла все. Тишина, за которую она так боролась, теперь казалась оглушительной и враждебной. И в этой тишине она была совершенно одна. На следующий день Олег нашел кольцо. Оно закатилось под плинтус в комнате. Он молча положил его на стол перед Ариной и ушел на работу. Он не извинился. Ни за себя, ни за них. И эта тишина была страшнее любых криков.
