– Нет, ну ты послушай, что моя говорит, – Олег рассмеялся, откидываясь на спинку дивана и притягивая Лену к себе. – Считает, что нам на море сейчас ехать – это транжирство. Лучше, говорит, на что-то серьезное откладывать. На «совместно нажитое».
Лена слабо улыбнулась, устраивая голову у него на плече. Приятный запах его парфюма смешивался с запахом кофе, который они только что выпили. Вечер был тихим, уютным, одним из тех, которые она так ценила. Но слова Олега, брошенные легко, со смехом, неприятно кольнули где-то внутри. Не сами слова, а то, что он в очередной раз процитировал свою мать, Валентину Петровну.
– А мы разве не на серьезное откладываем? – тихо спросила она. – У нас и так есть подушка безопасности. Отпуск мы заслужили. Я весь год без продыху работала, ты тоже.
– Да я-то понимаю, Лен, – он поцеловал ее в макушку. – Это она у меня старой закалки. У нее как: если семья, то все в один котел. Никаких «твое-мое». Все общее. Иначе, говорит, это не семья, а сожительство двух эгоистов.
Лена промолчала. Она любила Олега. Любила его легкий характер, его умение рассмешить, его заботу, когда она болела. Они были вместе почти два года, и эти два года были самыми счастливыми в ее жизни после долгого периода одиночества и разочарований. Но тень его матери, Валентины Петровны, незримо присутствовала в их отношениях, и со временем эта тень становилась все плотнее.
Они познакомились банально, в гостях у общих друзей. Лена, тридцативосьмилетняя, давно поставившая крест на личной жизни и вложившая все силы и средства в покупку собственной однокомнатной квартиры, и Олег, сорокалетний, разведенный, живущий с мамой «временно», пока не решит свои финансовые вопросы. Эта временность затянулась на пять лет, но Лену это поначалу не смущало. Олег объяснял это сложностями после развода, когда бывшей жене осталась их общая квартира. Он не жаловался, просто констатировал факт. И Лена, знавшая, чего стоит каждый квадратный метр в этом городе, ему сочувствовала.
Ее собственная квартира была ее крепостью, ее гордостью. Она купила ее сама, без чьей-либо помощи, работая на двух работах, отказывая себе во всем. Каждая деталь интерьера, от цвета стен до формы чашек на кухне, была выбрана ею с любовью и тщательностью. Это было не просто жилье, это был символ ее независимости и состоятельности.
Олег переехал к ней не сразу. Полгода они встречались, потом он стал оставаться на выходные, а через год почти вся его жизнь, кроме ночевок среди недели, проходила у Лены. Он приносил продукты, платил за коммунальные услуги пополам, дарил ей цветы и подарки. Он был легким и приятным в быту, не разбрасывал вещи, мог сам приготовить ужин. И все было бы идеально, если бы не Валентина Петровна.
Она была негромкой, худощавой женщиной с цепким, оценивающим взглядом. Она никогда не повышала голос и не говорила гадостей напрямую. Ее оружием были намеки, многозначительные паузы и фразы, сказанные якобы из лучших побуждений. Приходя в гости к Лене, она не осматривала квартиру с восторгом, а скользила по всему взглядом, будто выискивая недостатки.
– Уютно у тебя, Леночка, – говорила она, проводя пальцем по идеально чистой поверхности комода. – Для одной женщины – просто дворец. Олежек-то мой привык к простору, у нас все-таки трешка. Но ничего, в тесноте, да не в обиде, как говорится.
Лена сжимала кулаки в карманах халата, но улыбалась. Что тут скажешь? Ее сорокаметровая «однушка» действительно была меньше трехкомнатной квартиры свекрови.
Или за ужином:
– Я вот Олежке всегда говорю: мужчина – голова. Он должен все решать, все планировать. А женщина – шея, должна мудро направлять. Главное, чтобы голова не думала, что шея ею вертит. Мужчину надо уважать, его решения ставить во главу угла. Тогда и семья будет крепкой.
Это был камень в огород Лены, которая привыкла все решать сама. Она сама планировала бюджет, сама решала, куда поехать в отпуск, сама выбирала, какую технику купить в дом. Олег был не против, его все устраивало. Но Валентина Петровна считала иначе.
С каждым месяцем влияние матери на Олега становилось все заметнее. Если раньше он отмахивался от ее советов, то теперь все чаще задумчиво произносил: «А мама говорит…», «Мама считает…».
– Лен, а зачем ты купила этот дорогой блендер? – спросил он как-то вечером. – Мама говорит, что есть модели в три раза дешевле, а функции те же. Переплата за бренд.
– Олег, я хотела именно этот. Он мощный и у него стеклянная чаша, а не пластиковая. Я давно на него смотрела.
– Ну да, ну да… Просто мама считает, что нужно быть практичнее. Деньги на ветер пускать – не наш метод.
Лена тогда впервые не выдержала.
– Олег, чей «наш» метод? Твой и твоей мамы? А мой метод, значит, неправильный? Я заработала эти деньги и потратила их на то, что посчитала нужным, в свою собственную квартиру.
Олег осекся, увидел ее вспыхнувшие щеки и пошел на попятную.
– Лен, ну ты чего? Я же не со зла. Просто рассуждаю. Ладно, проехали. Классный блендер. Сделаешь завтра смузи?
Конфликт был сглажен, но осадок остался. Лена все чаще ловила себя на мысли, что они с Олегом живут не вдвоем, а втроем. Третьей незримой сожительницей была Валентина Петровна, чье мнение просачивалось во все сферы их жизни.
Предложение о море стало последней каплей. Лена чувствовала, что ей отчаянно нужен этот отпуск, чтобы вырваться из рутины и, возможно, из этого невидимого кокона, который плела вокруг них свекровь.
– Олег, мы летим, – сказала она твердо через пару дней. – Я уже посмотрела билеты и отель. Если ты не хочешь или не можешь, я полечу одна.
Она ожидала спора, уговоров, ссылок на маму. Но Олег неожиданно легко согласился.
– Конечно, летим, любимая. Ты права, заслужили. Маме я как-нибудь объясню.
Лена обрадовалась. Ей показалось, что он наконец-то сделал выбор в пользу их пары, а не материнских советов.
Отпуск прошел волшебно. Они купались в теплом море, гуляли по узким улочкам старого города, ужинали в маленьких ресторанчиках на берегу. Олег был снова тем, в кого она влюбилась, – веселым, внимательным, нежным. Он не упоминал о матери, и Лена почти поверила, что все наладилось. Они строили планы, говорили о будущем, и в этих разговорах все чаще стало проскальзывать слово «свадьба».
– А ты бы вышла за меня? – спросил он однажды вечером, когда они сидели на балконе своего номера и смотрели на лунную дорожку на воде.
Сердце Лены замерло и тут же забилось радостно и часто.
– Ты это серьезно спрашиваешь?
– А почему нет? – он улыбнулся. – Мы два года вместе. Нам хорошо. По-моему, все логично. Пора уже переходить на новый уровень.
Она обняла его, счастливая.
– Да. Конечно, да.
Они вернулись в город окрыленные. Лена уже представляла себе скромную, но красивую роспись, свадебное путешествие. Она была готова делить с этим мужчиной свою жизнь.
Первый тревожный звонок прозвенел через неделю после возвращения. Олег пришел с работы задумчивый и какой-то отстраненный.
– Был у мамы, – коротко бросил он, разуваясь в прихожей.
– И как она? – осторожно спросила Лена.
– Нормально. Рада за нас. Сказала, давно пора.
Но по его тону Лена поняла, что одним «давно пора» дело не ограничилось. Весь вечер он был молчалив, отвечал на вопросы односложно. Лена чувствовала, как нарастает напряжение. Она пыталась разговорить его, но он уходил от ответа.
Наконец, когда они уже легли спать, он повернулся к ней в темноте.
– Лен, нам надо поговорить. Серьезно.
– Я слушаю, – ее сердце сжалось в предчувствии чего-то нехорошего.
– Это касается… квартиры.
Лена замерла.
– Что с квартирой?
– Понимаешь… Мы же теперь почти семья. Скоро поженимся. А в семье, как мама говорит, все должно быть по-честному.
– Что значит «по-честному»? – голос Лены стал ледяным.
Олег замялся. Он явно подбирал слова, и это получалось у него плохо.
– Ну… Вот у тебя есть квартира. А у меня нет ничего. Получается какое-то неравенство. Я как будто примак у тебя живу. Это неправильно для мужчины.
Лена села на кровати, включив ночник. Она хотела видеть его глаза.
– Олег, мы это обсуждали сто раз. Ты не примак. Ты участвуешь в расходах, ты мой любимый мужчина. Меня все устраивает. Тебя, кажется, тоже устраивало до сегодняшнего дня. Что изменилось? Что именно сказала тебе твоя мама?
Он отвел взгляд.
– Она беспокоится за меня. За наше будущее. Говорит, всякое в жизни бывает. Сегодня любовь, а завтра… Ну, ты понимаешь. А я останусь на улице. Она считает, что для прочности семьи, для моего спокойствия… квартира должна быть общей.
Лена смотрела на него и не узнавала. Это был не ее легкий и веселый Олег. Это был чужой, напуганный человек, говорящий чужими, ядовитыми словами.
– Общей? – переспросила она. – Как ты себе это представляешь? Эту квартиру я купила задолго до встречи с тобой. Я платила за нее ипотеку пять лет, отказывая себе в элементарных вещах. При чем здесь «общее»?
– Ну, можно было бы ее продать и купить другую, побольше. Уже в браке. Или… – он запнулся, и Лена поняла, что сейчас прозвучит самое главное. То, ради чего и затевался этот разговор.
– Или что, Олег? Говори.
Он глубоко вздохнул, собрался с духом и выпалил, глядя куда-то в стену:
– Если я предложу тебе выйти замуж, ты оформишь квартиру на меня?
Тишина, наступившая в комнате, звенела. Лена смотрела на него широко открытыми глазами. Она переспросила, думая, что ослышалась:
– Что ты сказал?
– Ну… Не полностью на меня. Может быть, дарственную на половину. Или… Мама говорит, что надежнее, если мужчина – единственный собственник. Это дает ему уверенность. Она говорит, что если женщина действительно любит, она пойдет на это. Это как проверка чувств.
Лена медленно встала с кровати и подошла к окну. Ночной город мерцал тысячами огней. Каждый огонек – чья-то жизнь, чья-то история. И вот сейчас рушилась ее собственная. Она чувствовала не гнев, не обиду, а оглушающую, всепоглощающую пустоту. Человек, которого она любила, которому доверяла, которого готова была назвать мужем, только что предложил ей отказаться от всего, что она создала сама, в обмен на его «уверенность».
– Это ее идея? – глухо спросила она, не оборачиваясь.
– Она просто посоветовала. Она же опыта жизненного набралась, плохого не пожелает. Она говорит, что ты женщина умная, современная, должна понимать. Это просто… формальность. Для моего статуса. Как главы семьи.
«Главы семьи», – мысленно повторила Лена. Глава семьи, который боится остаться без угла и решает этот вопрос за счет женщины, которую якобы любит. Глава семьи, который не может противостоять манипуляциям собственной матери.
Она обернулась. Олег сидел на кровати, ссутулившись, и смотрел на нее с надеждой и страхом. Он ждал ответа. Он действительно ждал, что она согласится. В этот момент она поняла, что больше не любит его. Любовь испарилась, выжженная дотла цинизмом и предательством этого вопроса. Осталась только брезгливая жалость.
– Нет, – сказала она тихо, но твердо.
– Что «нет»? – не понял он.
– Нет, Олег. Я не оформлю на тебя свою квартиру. Ни ее половину, ни тем более всю. Никогда.
Он вскочил.
– Лена, ты не поняла! Это же просто для… для порядка! Для крепости союза! Я же люблю тебя!
– Нет, Олег. Это ты не понял. Любовь – это когда доверяют, а не когда проверяют дарственными на недвижимость. Любовь – это когда двое строят общее будущее, а не когда один пытается отнять то, что другой построил в одиночку.
– Но мама говорит…
– А что думаешь ты, Олег? – перебила она его. – Ты сам. Без подсказок своей мамы. Ты считаешь нормальным просить у женщины, которую собираешься взять в жены, подарить тебе ее квартиру? Ты считаешь это мужским поступком?
Он молчал, и в этом молчании был весь ответ. У него не было своего мнения. Было только мнение Валентины Петровны, которое он принял за свое.
– Знаешь, твоя мама в чем-то права, – горько усмехнулась Лена. – Это действительно проверка. Только не моих чувств, а твоих. И ты ее не прошел.
Она взяла с кресла плед и подушку.
– Я посплю на кухне. А завтра утром, будь добр, собери свои вещи и съезжай.
– Лена! Подожди! Ты рубишь с плеча! Давай обсудим! – он попытался остановить ее.
– Мы все обсудили, Олег. Больше не о чем говорить. Ты сделал свой выбор. Ты выбрал не меня. И даже не себя. Ты выбрал страхи и предрассудки своей мамы. Живи с ними. Но не в моей квартире.
Она ушла на кухню, плотно закрыв за собой дверь. Она не плакала. Слезы высохли, оставив после себя лишь выжженную пустыню в душе. Она села на диванчик, укуталась в плед и смотрела в темное окно. Она потеряла любовь, но сохранила себя. И свою крепость.
Утром Олег пытался поговорить снова. Он говорил, что она все не так поняла, что он ляпнул не подумав, что мама его накрутила. Он просил прощения, обещал, что этого больше не повторится.
Лена молча пила кофе и смотрела на него, как на постороннего.
– Олег, ты уже все сказал вчера. Я все поняла. Я не хочу больше ничего обсуждать. Просто уходи.
Его лицо исказилось. Он понял, что это конец.
– Значит, квартира тебе дороже, чем я? – с упреком бросил он.
Лена поставила чашку.
– Нет. Мне дороже мое самоуважение. Которое ты попытался растоптать. Уходи, пожалуйста.
Он ушел, громко хлопнув дверью. В квартире стало тихо. Непривычно тихо. Лена медленно обошла свою небольшую, но такую родную квартиру. Вот диван, на котором они обнимались. Вот стол, за которым ужинали. Вот окно, у которого она приняла самое важное решение в своей жизни.
Она не чувствовала себя несчастной или брошенной. Она чувствовала усталость и странное, холодное облегчение. Словно она избавилась от тяжелой, застарелой болезни.
Через пару дней позвонила Валентина Петровна. Лена долго смотрела на экран телефона, прежде чем ответить.
– Леночка, здравствуй, – раздался в трубке вкрадчивый голос. – Я слышала, вы с Олежкой повздорили. Глупые. Он же тебя любит. Просто мальчик мой непрактичный, доверчивый. Я ему как мать посоветовала позаботиться о будущем, а он, видимо, не так тебе преподнес…
– Валентина Петровна, – спокойно прервала ее Лена. – Он преподнес все именно так, как вы ему и велели. Спасибо вам за совет. Он мне очень помог.
– Помог? – в голосе свекрови послышалось удивление.
– Да. Помог понять, что замуж за вашего сына мне выходить не стоит. Никогда. Всего доброго.
Она нажала отбой и заблокировала номер. А потом и номер Олега. Она знала, что он будет пытаться вернуться. Не потому, что любит, а потому, что здесь было удобно, сытно и комфортно. Но дверь в ее жизнь и в ее квартиру для него теперь была закрыта навсегда.
Вечером ей позвонила подруга Катя.
– Ну что, как ты там, боец? Слышала новости.
– Нормально, – ответила Лена, глядя на огни города за окном. – Знаешь, я вдруг поняла, что мне не грустно. Мне свободно.
– Вот и правильно, – поддержала подруга. – Такой «принц» с приданым в виде мамы и ее гениальных идей тебе даром не нужен. Ты сильная, ты сама себе все создала. Найдешь еще своего человека. Того, кто будет ценить тебя, а не твои квадратные метры.
Лена улыбнулась. Впервые за последние дни – искренне. Она знала, что подруга права. Будет больно какое-то время. Будут вечера, когда одиночество покажется невыносимым. Но это пройдет. А самоуважение, которое она отстояла, останется с ней. Она сидела в своей тихой квартире, и эта тишина больше не казалась гнетущей. Это была тишина свободы. И она стоила дороже любой любви, которая требует отдать взамен саму себя.
