Я вернулась с работы в половине восьмого, усталая после совещания, которое затянулось на два часа. Ключ повернулся в замке легко, но уже в прихожей я поняла — что-то не так. Чужие тапки стояли у двери. Бордовые, потёртые, с вытянутыми задниками. Я таких никогда не покупала.
Из гостиной доносились голоса. Я сбросила туфли и прошла дальше, чувствуя, как внутри начинает закипать что-то тревожное. На моём диване, на том самом месте, где я обычно сидела с книгой по вечерам, развалилась Валентина Петровна — моя свекровь. Перед ней на журнальном столике дымилась чашка чая, рядом лежала раскрытая газета. Она даже не подняла головы, когда я вошла.
— Ну всё, Славик, теперь я тут живу, — говорила она моему мужу, который стоял у окна и нервно теребил жалюзи. — Мой дом сгорел, мне больше некуда идти. Хорошо ещё, что у тебя есть где меня приютить.
Я замерла, сжимая в руках сумку.
— Как это — живёте? — мой голос прозвучал тише, чем я рассчитывала. — Мы же ничего не обсуждали!
Валентина Петровна наконец соизволила повернуть ко мне лицо. Взгляд — холодный, оценивающий, словно я была докучливой соседкой, а не хозяйкой квартиры.
— А что тут обсуждать? — она отхлебнула чай, громко прихлёбывая. — Это квартира моего сына. А ты здесь, Леночка, временная жилица. Жёны приходят и уходят, а мать — навсегда.
Я перевела взгляд на Славу. Он отвёл глаза, почесал затылок.
— Мам, ну ты чего… — пробормотал он. — Лен, ну потерпи немного. Она же без жилья осталась, понимаешь? Пожар был, всё сгорело. Куда ей ещё деваться?
— К сестре, например, — я поставила сумку на пол, стараясь говорить спокойно. — Или снять квартиру. Вариантов много.
— Ага, сестре самой негде, живёт в однушке с внуком, — Валентина Петровна усмехнулась. — А снимать — это деньги тратить. Зачем, когда у родного сына такая просторная трёшка? Тут и мне место найдётся.
Она оглядела комнату с видом хозяйки, прикидывающей, где что переставить.
— Спальню я себе возьму, конечно. В мои годы на диване спать — здоровье угробить. А вы молодые, вам на раскладушке и нормально будет.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Валентина Петровна, это моя квартира…
— Славина, — перебила она. — Он мой сын, значит, и квартира его. Закон такой, семейное имущество. Так что не выступай, Леночка.
Слава молчал. Просто стоял у окна и смотрел на улицу, как будто там происходило что-то невероятно интересное.
В тот вечер я не стала скандалить. Просто молча переночевала на диване, завернувшись в плед. Валентина Петровна действительно заняла спальню — нашу с мужем спальню — и перед сном ещё долго гремела в ванной, обустраиваясь. Слава улёгся рядом со мной, на край дивана, но я отвернулась к спинке и не ответила на его попытки обняться.
— Ну не дуйся, — шептал он. — Это ненадолго. Месяц максимум, она найдёт себе что-нибудь.
Я не поверила ни одному его слову.
Прошла неделя. Худшая неделя в моей жизни. Валентина Петровна вела себя как полноправная хозяйка. Утром она вставала первой и занимала ванную на полчаса. Когда я, опаздывая на работу, робко стучала в дверь, она кричала: «Подожди, не видишь, человек моется!» На кухне она переставляла всю посуду по своему усмотрению, готовила такие блюда, от запаха которых меня мутило, и постоянно давала указания.
— Лена, принеси мне соль. Лена, вытри стол. Лена, сходи в магазин за хлебом, а то я не успела.
Я терпела. Сжимала зубы и терпела, потому что Слава просил. «Ну потерпи, она же моя мать, ей и так тяжело, дом сгорел, вещи все пропали».
При муже свекровь разыгрывала спектакль заботливой матери, но стоило ему уйти на работу, маска слетала.
— Вот я в твои годы за мужем ухаживала, — говорила она, глядя на меня с презрением, — а не по офисам шлялась. Настоящая женщина дома сидит, борщи варит. А ты что? Карьеристка. Славику такая жена не нужна.
Я молчала. Выходила из комнаты, чтобы не наговорить лишнего. Но внутри всё кипело.
На пятый день я случайно нашла список. Он лежал на кухонном столе, прикрытый газетой. Листок из блокнота, исписанный знакомым крупным почерком свекрови. Я взяла его машинально, думая, что это список продуктов. И замерла.
«1. Лену выселить к маме. 2. Продать её машину — деньги на ремонт. 3. Переписать квартиру на Славика. 4. Найти Славе нормальную жену, хозяйственную».
Руки задрожали. Листок выскользнул из пальцев и упал на пол. Я подняла его, перечитала. Нет, мне не показалось. Она планировала. Планировала меня выжить. Не просто пожить месяц, а вообще выжить из моей собственной квартиры.
Вечером, когда Слава вернулся с работы, я показала ему список. Он пробежал глазами по строчкам, поморщился.
— Ну, мама, конечно, перегибает, — пробормотал он. — Но ты же понимаешь, она переживает. Весь дом сгорел, нервы на пределе. Не принимай близко к сердцу, она не со зла.
— Не со зла? — я не верила своим ушам. — Слава, она хочет меня выселить! И переписать квартиру на тебя! МОЮ квартиру!
— Ну не кричи, мать услышит, — он оглянулся на дверь. — Лен, потерпи ещё немного. Я с ней поговорю, объясню.
Он не поговорил. Или поговорил так, что ничего не изменилось. Валентина Петровна продолжала командовать, занимать всё пространство, распоряжаться моими вещами. Однажды я застала её в моём шкафу — она перебирала мои платья.
— Это на выброс, это тоже, — бормотала она, складывая вещи в пакет. — Безвкусица полная. Славику с такой женой стыдно на люди выходить.
Я выхватила у неё платье — моё любимое, голубое, которое купила на первую зарплату.
— Не смейте трогать мои вещи!
— Ой, какие мы важные, — она скривила губы. — Подумаешь, тряпки. В мусорке место им.
Я развернулась и вышла, потому что боялась, что сорвусь. Что наговорю того, о чём потом пожалею. Хотя о чём жалеть? Это же моя квартира. МОЯ. Я купила её сама, на свои деньги, ещё до свадьбы. Слава просто прописался здесь после того, как мы расписались.
Утром я позвонила Марине — своей старой подруге, с которой мы вместе учились на юридическом. Она работала адвокатом в частной конторе, специализировалась на семейных делах.
— Марин, мне нужна помощь, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Срочно.
Она приехала через час. Мы встретились в кафе недалеко от дома — я не хотела, чтобы свекровь видела, что я кого-то привожу.
— Рассказывай, — Марина сложила руки на столе, внимательно глядя на меня.
Я рассказала всё. Про внезапное появление свекрови, про её претензии на квартиру, про список, который я нашла. Про то, как Слава отмахивается и просит потерпеть.
Марина слушала, кивала, делала пометки в блокноте.
— Квартира оформлена на тебя? — уточнила она.
— Да. Я купила её до брака. Слава только прописан, но не собственник.
— Отлично. Тогда всё просто. — Марина захлопнула блокнот. — Квартира, приобретённая до брака, — это твоя личная собственность. Она не является совместно нажитым имуществом. Слава не имеет на неё никаких прав, кроме права проживания по прописке. А уж его мать — тем более. Ты имеешь полное право выселить её.
— Но как? Она же не уйдёт добровольно.
— Тогда через полицию. — Марина достала из сумки папку с документами. — Я подготовила образцы заявлений. Если она не съедет в течение трёх дней после письменного уведомления, ты вызываешь участкового. Он обязан обеспечить исполнение закона.
Я взяла папку, чувствуя, как что-то внутри сжимается и одновременно распрямляется. Страшно. Но и облегчение какое-то странное.
— Спасибо, Марин.
— Лен, — она накрыла мою руку своей, — не позволяй им затоптать тебя. Это твой дом. Ты имеешь право жить в нём так, как хочешь.
Я вернулась домой ближе к вечеру. Из гостиной доносились голоса — свекровь принимала гостей. Я заглянула в комнату и обомлела. За столом сидели три пожилые женщины, подруги Валентины Петровны, пили чай с пирогами. МОИ пироги, которые я испекла вчера вечером.
— А, Леночка пришла, — свекровь милостиво кивнула мне. — Познакомься, это мои подруги. Девочки, это невестка моя. Временная, правда, — она хихикнула, и подруги поддержали смешок.
— Как это — временная? — спросила одна из женщин, полная, с крашеными рыжими волосами.
— Да так, — Валентина Петровна махнула рукой. — Славик мне квартиру отписал. Теперь это МОЯ жилплощадь. А эта, — она кивнула на меня, — скоро съедет. Я ему жену получше найду.
Всё. Хватит.
Я прошла в комнату, достала из сумки папку с документами, которую дала мне Марина. Вернулась в гостиную и положила на стол перед свекровью свидетельство о праве собственности.
— Валентина Петровна, — мой голос звучал на удивление ровно, — вот документы на квартиру. Она оформлена на меня. Слава не является собственником, он здесь только прописан. А вы вообще не имеете к этой квартире никакого отношения.
Свекровь побледнела, потом покраснела.
— Что?!
— У вас есть три дня, чтобы добровольно съехать. Вот письменное уведомление. — Я положила рядом со свидетельством напечатанный лист. — Если через три дня вы будете здесь, я вызову полицию.
— Как ты смеешь?! — Валентина Петровна вскочила, опрокинув чашку. Чай разлился по столу, но никто не обратил внимания. — Славик! Славик, иди сюда немедленно!
Муж вышел из спальни, заспанный, в одних трусах и майке.
— Чего случилось?
— Скажи ей! — свекровь ткнула пальцем в меня. — Скажи, что квартира твоя! Что ты мне её отписал!
Слава посмотрел на документы на столе, потом на меня.
— Лен, ты чего это?
— Я защищаю своё жилье, — ответила я. — Квартира оформлена на меня. У твоей матери нет никаких прав на неё. И у тебя, если честно, тоже.
— Но я же тут прописан!
— Прописка — это не право собственности. Можешь продолжать здесь жить. Но твоя мать — нет.
Он растерянно потёр лицо.
— Лен, ну это же моя мать… Куда она пойдёт?
— К сестре. Снимет квартиру. Найдёт вариант. Это не моя проблема.
Три дня прошли в тягостном молчании. Валентина Петровна не разговаривала со мной, только бросала злые взгляды. Слава метался между нами, пытаясь «всех помирить», но я была непреклонна. Свекровь не собирала вещи. Она сидела на диване, смотрела телевизор и делала вид, что ничего не происходит.
На четвёртый день я вызвала участкового.
Он приехал вместе с напарником. Молодой, спортивный, с усталым лицом человека, который повидал всякого.
— Кто здесь собственник? — спросил он.
— Я. — Я протянула ему документы.
Он изучил их, кивнул.
— Понятно. Гражданка, — он обратился к свекрови, — вы не являетесь собственником данного жилого помещения и не прописаны здесь. Прошу добровольно покинуть квартиру.
— Это квартира моего сына! — закричала Валентина Петровна. — Я никуда не уйду!
— Ваш сын здесь только прописан, но не является владельцем. Если вы откажетесь уйти добровольно, мы применим принудительные меры.
— Славик! — она схватила сына за руку. — Ты же не дашь меня выгнать?!
Слава молчал. Просто стоял и смотрел в пол. Я вдруг поняла, что мне его даже не жалко. Он сделал свой выбор ещё тогда, когда впустил мать в квартиру без моего согласия.
Валентина Петровна собрала вещи, хлопая дверцами шкафа и бормоча проклятия. Участковый стоял в прихожей, терпеливо ожидая. Наконец она вышла с двумя сумками, красная от злости и слёз.
— Ты пожалеешь, — прошипела она мне на прощание. — Я прокляну тебя и твой дом!
— До свидания, Валентина Петровна, — ответила я ровно.
Дверь захлопнулась. Я прислонилась к стене, чувствуя, как подкашиваются ноги. Всё. Свекровь уехала к сестре. Участковый составил протокол и тоже ушёл.
Я осталась наедине со Славой.
Он сидел на диване, обхватив голову руками.
— Ты выгнала мою мать, — сказал он глухо.
— Я защитила свой дом, — поправила я. — Твоя мать пыталась меня выселить. Хотела переписать квартиру на тебя. Искала тебе новую жену. Ты видел список. Ты всё знал.
— Она просто… она переживала…
— Она переживала за себя. Не за меня, не за нас. За себя. И ты её поддержал.
Ночью он попытался обняться.
— Лен, ну не злись. Она же моя мать. Я не мог её выгнать на улицу.
Я отодвинулась.
— А меня выгнать из моей собственной квартиры — мог?
— Я не хотел…
— Ты молчал. Это то же самое, что хотел. — Я села на кровати, глядя на него в темноте. — Слава, это МОЯ квартира. Я купила её сама, на свои деньги, до нашей свадьбы. Ты здесь только прописан. И если ты не понимаешь разницы, если для тебя мать важнее жены — вот тебе адрес съёмной квартиры рядом с твоей мамочкой.
Я написала адрес на бумажке и положила на тумбочку.
— Подумай до утра.
Утром он собрал вещи. Молча, не глядя на меня. Я сидела на кухне с чашкой кофе и смотрела в окно. Слышала, как он ходит по комнате, как звенят вешалки в шкафу, как закрывается молния на сумке.
Он вышел в прихожую. Я проводила его взглядом.
— Всё? — спросила я.
— Всё, — ответил он.
Дверь закрылась. Я осталась одна в своей квартире. В СВОЕЙ. Впервые за много дней я могла дышать полной грудью. Никто не командовал, не оскорблял, не строил планов по моему выселению.
Я прошлась по комнатам. Всё на своих местах. Моя спальня, моя кухня, моя гостиная. Я вернула платья в шкаф, выбросила свекровины тапки, которые она забыла в ванной. Открыла окна — проветрить, выгнать её запах, её присутствие.
Села на диван с чашкой чая. Тот самый диван, на котором она восседала, как на троне. Теперь он снова мой.
Телефон завибрировал. Сообщение от Марины: «Ну что, выселила?»
«Выселила. Обоих», — написала я.
«Молодец. Приезжай вечером, отметим.»
Я улыбнулась. Да, отметим. Отметим мою свободу. Моё право жить в своём доме так, как я хочу. Без чужих людей, которые считают, что могут распоряжаться моей жизнью.
Свекровь решила, что МОЯ квартира теперь ЕЁ? Ну-ну. Посмотрели, кто остался на улице.
