— Это что за бумаги в твоём кабинете, Павел? — Марина держала в руках папку с документами, её руки слегка дрожали от напряжения. — Договор дарения на нашу квартиру? На имя твоей матери?
Павел замер посреди гостиной, держа в руках чашку остывшего кофе. Его лицо побледнело, потом резко покраснело. Он поставил чашку на журнальный столик так осторожно, словно боялся, что любое резкое движение спровоцирует взрыв.
Галина Петровна, его мать, сидела в кресле у окна и спокойно вязала. Спицы в её руках мерно постукивали друг о друга, создавая монотонный ритм. Она даже не подняла головы, словно разговор шёл не о ней.
— Марина, давай не будем сейчас… — начал Павел, но жена прервала его резким жестом.
— Не будем? Ты подготовил документы о передаче нашей квартиры своей матери и говоришь «не будем»? Квартиры, за которую мы с тобой выплачиваем кредит уже пять лет? Той самой квартиры, где первоначальный взнос был из денег, что мои родители нам дали?
Свекровь наконец подняла голову. Её лицо было спокойным, почти безмятежным. Она аккуратно отложила вязание на подлокотник кресла и сложила руки на коленях.
— Милочка, не нужно так волноваться. Это просто формальность. Для налоговой оптимизации. Павлик же объяснял тебе, что у него могут быть проблемы с бизнесом. Если что-то пойдёт не так, квартиру могут забрать за долги. А так она будет в безопасности.
Голос свекрови был мягким, почти ласковым. Она говорила так, словно объясняла что-то совсем простое неразумному ребёнку. Марина почувствовала, как внутри неё поднимается волна гнева.
— Галина Петровна, это наша квартира. Моя и Павла. Вы живёте здесь как гость, потому что мы вас пригласили после того, как вы продали свою однокомнатную. Куда, кстати, делись те деньги?
Свекровь вздохнула и покачала головой, словно сожалея о непонятливости невестки.
— Деньги? Я же вложила их в бизнес Павлика. В его автомастерскую. Разве он тебе не говорил? Это же семейное дело, зачем тут какие-то отчёты и расписки между родными людьми?
Марина перевела взгляд на мужа. Павел стоял, опустив голову, и упорно разглядывал узор на ковре.
— Павел, это правда? Твоя мать вложила деньги от продажи квартиры в твой бизнес, и ты мне ничего не сказал?
— Это было год назад… — пробормотал он. — Я хотел сказать, но ты тогда так переживала из-за своей работы, я не хотел тебя нагружать…
— Не хотел нагружать? — Марина чувствовала, как её голос становится всё выше. — Но составить договор дарения на нашу общую собственность — это, значит, меня не нагружает?
Галина Петровна поднялась с кресла. Несмотря на свой небольшой рост, она умела выглядеть внушительно. Она подошла к Марине и попыталась взять её за руку, но та отстранилась.
— Невестка, давай поговорим спокойно. Я понимаю, что для тебя это неожиданность. Но подумай сама — разве я буду делать что-то во вред своему сыну? Своему единственному ребёнку? Эта квартира всё равно потом достанется вам. Просто сейчас так безопаснее для всех.
— Безопаснее? — Марина отступила на шаг назад. — Безопаснее передать квартиру человеку, который может в любой момент нас выставить на улицу?
Свекровь изобразила на лице глубокую обиду.
— Как ты можешь такое говорить? Я же мать Павлика! Разве мать может желать зла своему ребёнку?
— Но я-то вам не дочь, — отрезала Марина. — Я для вас всегда была и остаюсь чужой. Той, что увела вашего драгоценного сыночка.
Павел наконец вмешался:
— Марина, перестань. Мама никогда так не думала…
— Правда? — Марина повернулась к нему. — А помнишь, как она сказала твоей тёте на нашей свадьбе, что ты мог бы найти невесту и получше? Думала, я не слышала? Или как она полгода уговаривала тебя не делать мне предложение, потому что «нужно получше узнать человека»?
Галина Петровна всплеснула руками:
— Это было пять лет назад! Неужели ты до сих пор помнишь какие-то случайные слова? Я просто переживала за сына, любая мать на моём месте…
— Любая мать не стала бы годами настраивать сына против жены, — прервала её Марина. — Не стала бы при каждом удобном случае напоминать, как я неправильно готовлю его любимые блюда, неправильно глажу его рубашки, неправильно веду хозяйство.
Она снова посмотрела на документы в своих руках.
— И уж точно любая нормальная мать не стала бы тайком оформлять на себя квартиру сына и невестки.
Галина Петровна выпрямилась и холодно посмотрела на Марину. Маска заботливой матери на мгновение спала, обнажив жёсткое, властное лицо.
— Я защищаю интересы своей семьи. Если ты не можешь этого понять, то, может быть, ты и правда не подходишь моему сыну.
В комнате повисла тишина. Павел стоял между двумя женщинами, словно пытаясь выбрать сторону. Марина видела, как он мечется взглядом между ней и матерью, и в его глазах читалась почти детская растерянность.
— Павел, — тихо сказала Марина. — Скажи мне честно. Ты собирался подписать эти документы?
Он молчал. Долго. Слишком долго.
— Мам сказала, что это временно… — наконец выдавил он. — Пока не уляжется ситуация с налоговой…
Марина кивнула. Медленно, словно соглашаясь с чем-то, что только она понимала. Она положила папку с документами на стол и пошла к выходу из комнаты.
— Куда ты? — встревоженно спросил Павел.
— Подумать, — ответила она, не оборачиваясь. — Мне нужно всё обдумать.
На следующее утро Марина проснулась раньше обычного. Павел ещё спал рядом, отвернувшись к стене. Они так и не поговорили вчера вечером — он пытался начать разговор несколько раз, но она отмалчивалась, делая вид, что занята готовкой, потом уборкой, потом просто закрылась в спальне с книгой.
Она тихо встала, накинула халат и пошла на кухню. Галина Петровна уже была там — сидела за столом с чашкой чая и читала какой-то журнал.
— Доброе утро, — сказала свекровь, не поднимая глаз. — Чай будешь? Я заварила твой любимый, с бергамотом.
Марина молча прошла к кофеварке и начала готовить себе кофе. Галина Петровна отложила журнал.
— Марина, давай поговорим как две взрослые женщины. Без эмоций, без обид. Я понимаю, что вчера ты была шокирована. Но подумай рационально. Павлик сейчас ведёт несколько рискованных проектов. Если что-то пойдёт не так, вы можете потерять всё. А так хотя бы квартира останется.
— У вас, — поправила Марина, не оборачиваясь. — Квартира останется у вас.
— Ну что ты как маленькая, в самом деле! — в голосе свекрови появились нотки раздражения. — Какая разница, на чьё имя записана квартира? Мы же семья!
Марина повернулась к ней:
— Семья? Галина Петровна, за пять лет нашего брака вы ни разу не назвали меня по имени при посторонних. Всегда только «жена Павлика» или «невестка». Вы до сих пор храните фотографию бывшей девушки Павла в своём альбоме и при каждом удобном случае вспоминаете, какая она была хозяйственная.
— Это просто воспоминания…
— Это манипуляции, — отрезала Марина. — Постоянные, методичные манипуляции. Вы делаете всё, чтобы я чувствовала себя чужой в собственном доме. И теперь хотите сделать так, чтобы это стало реальностью — чтобы дом действительно стал не моим.
Галина Петровна встала из-за стола. Её лицо покраснело от гнева.
— Да кто ты такая вообще? Девчонка из провинции, которой повезло выскочить замуж за моего сына! Если бы не Павлик, ты бы до сих пор снимала комнату где-нибудь на окраине!
— Возможно, — спокойно ответила Марина. — Но это была бы моя комната. И я бы не чувствовала себя там нежеланной гостьей.
В кухню вошёл Павел, заспанный, в пижаме. Он сразу почувствовал напряжение.
— Что происходит? Мам? Марина?
Галина Петровна тут же изменилась в лице. На смену гневу пришло выражение страдания.
— Павлик, сыночек, я просто пыталась поговорить с твоей женой, объяснить ситуацию. А она… она говорит такие ужасные вещи!
Марина усмехнулась:
— Прекрасная игра, Галина Петровна. Оскар вам в руки.
— Марина! — возмутился Павел. — Как ты можешь так говорить с моей матерью?
— А как твоя мать может требовать, чтобы мы переписали на неё квартиру?
— Она не требует, она предлагает! Для нашей же безопасности!
Марина посмотрела на мужа долгим, изучающим взглядом.
— Павел, ответь мне на один вопрос. Только честно. Если бы твоя мать попросила тебя выбрать между ней и мной, кого бы ты выбрал?
Павел растерялся:
— Это нечестный вопрос. Зачем вообще выбирать?
— Затем, что она заставляет тебя выбирать каждый день. Каждый раз, когда критикует меня, а ты молчишь. Каждый раз, когда принимает решения о нашей жизни, а ты соглашаешься. Каждый раз, когда ставит свои интересы выше интересов нашей семьи, а ты это поддерживаешь.
Галина Петровна всхлипнула:
— Павлик, ты слышишь? Она хочет поссорить нас! Она хочет отобрать у меня единственного сына!
Павел подошёл к матери и обнял её за плечи:
— Мам, успокойся. Никто никого не отбирает.
Марина кивнула, словно что-то решив для себя.
— Ты прав, Павел. Никто никого не отбирает. Потому что твой выбор очевиден.
Она поставила чашку с недопитым кофе в раковину и вышла из кухни. Через полчаса она вернулась одетая, с сумкой через плечо и папкой документов в руках.
— Куда ты собралась? — встревоженно спросил Павел.
— К юристу. Хочу узнать свои права. А потом к родителям. Мне нужно время подумать о нашем браке.
Галина Петровна фыркнула:
— Вот и прекрасно! Поживи у родителей, остынь. А мы с Павликом пока спокойно всё обсудим…
— Нет, — прервала её Марина. — Вы ничего не будете обсуждать, касающегося меня и моего имущества. Павел, я проверила документы. Квартира оформлена на нас обоих. Без моего согласия ты не можешь её никому передать. И я этого согласия не дам. Никогда.
— Марина, ты преувеличиваешь… — начал Павел, но она подняла руку, останавливая его.
— Я устала бороться за место в собственной семье. Устала доказывать, что я достойна быть твоей женой. Устала конкурировать с твоей матерью за твоё внимание и уважение.
Она посмотрела на свекровь:
— Галина Петровна, вы победили. Вы успешно настроили сына так, что он всегда будет выбирать вас. Но знаете что? Это Пиррова победа. Потому что вместе с победой вы получаете сына, который в свои тридцать два года не может принять ни одного самостоятельного решения. Который прячется за вашей юбкой при любом конфликте. Который так и не стал мужчиной, потому что вы не дали ему такой возможности.
Свекровь хотела что-то ответить, но Марина уже направилась к выходу. В дверях она обернулась:
— Павел, когда решишь, что для тебя важнее — быть сыном или мужем, — позвони. Но только если решение будет окончательным. Я не собираюсь всю жизнь быть третьей лишней в отношениях между тобой и твоей матерью.
Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.
Две недели спустя Марина сидела в кафе неподалёку от офиса. После работы она не спешила возвращаться к родителям, где временно поселилась. Там были тишина и покой, но также и бесконечные вопросы мамы о том, что происходит, почему она не возвращается домой, собирается ли разводиться.
Павел звонил каждый день первую неделю. Она не отвечала. Потом звонки прекратились. Вчера она получила от него сообщение: «Мам уехала к своей сестре в другой город. Насовсем. Можем поговорить?»
Она не ответила. Ещё не решила, хочет ли разговаривать. За эти две недели она многое поняла. Поняла, как устала постоянно быть на втором месте. Как устала от необходимости завоёвывать любовь собственного мужа, конкурируя с его матерью.
Телефон завибрировал. Неизвестный номер.
— Алло?
— Марина? — голос был женский, усталый. — Это Галина Петровна.
Марина напряглась:
— Что вам нужно?
— Я… я хотела поговорить. Можете уделить мне несколько минут?
Голос свекрови звучал иначе. Не было привычной властности, снисходительности. Только усталость.
— Говорите.
— Я уезжаю. К сестре. Вы были правы. Я… я действительно не давала Павлику стать самостоятельным. Всю жизнь опекала, контролировала, решала за него. И в итоге… в итоге он так и остался мальчиком. Мальчиком, который не может защитить свою жену от собственной матери.
Марина молчала, не зная, что ответить.
— Те документы… я порвала их. Сказала Павлику, что это была глупая идея. Квартира ваша, я не имею на неё никаких прав. И… простите меня. Если сможете. Я действительно считала, что делаю как лучше. Что защищаю сына. А на самом деле просто не хотела его отпускать. Не хотела признавать, что он вырос, что у него теперь своя семья. Что его жена теперь важнее матери. Это было… больно.
— Галина Петровна…
— Не надо ничего говорить. Я не жду прощения. Просто… подумайте о Павлике. Он любит вас. По-настоящему любит. Просто не умел это показать, потому что я не научила его. Всю жизнь учила, что мама важнее всех, что мама всегда права. А надо было учить, что однажды он встретит женщину, которая станет для него важнее мамы. И это нормально. Это правильно.
В трубке послышались приглушённые всхлипы.
— Дайте ему шанс, Марина. Дайте ему шанс научиться быть мужем. Без меня. Без моего влияния. Он… он хороший человек. Просто запутавшийся. И если вы его любите… если ещё любите… попробуйте ещё раз. Без меня всё может быть по-другому.
Связь прервалась. Марина сидела, глядя на потухший экран телефона. В груди поднималась странная смесь чувств — облегчение, грусть, надежда.
Вечером она стояла у двери их квартиры. Своей квартиры. В руке ключ, который всё ещё подходил к замку. Она глубоко вздохнула и повернула ключ.
Павел сидел в гостиной, на том же месте, где она видела его две недели назад. Только теперь он выглядел потерянным, осунувшимся. Увидев её, он вскочил.
— Марина! Ты пришла…
— Твоя мать звонила, — сказала она, проходя в комнату. — Рассказала, что уезжает.
— Да. Она… она сказала, что так будет лучше. Для всех. Для нас.
Марина села в кресло, где обычно сидела Галина Петровна. Оно всё ещё хранило едва уловимый запах её духов.
— Павел, я не вернусь, если всё останется по-прежнему. Я не буду бороться за тебя, доказывать что-то, конкурировать с призраком твоей матери.
Он сел на диван напротив неё:
— Я понимаю. Я… эти две недели я много думал. О нас, о маме, обо всём. Ты была права. Я всегда выбирал её. Даже не задумываясь. Это было как рефлекс — мама сказала, значит, правильно. Мама хочет, значит, надо сделать. Я не замечал, как это ранило тебя. Не хотел замечать, наверное.
— И что теперь? — спросила Марина.
— Теперь… теперь я хочу научиться быть мужем. Твоим мужем. Не сыном своей матери в первую очередь, а твоим мужем. Партнёром. Человеком, на которого ты можешь опереться.
Он встал, подошёл к ней и опустился на колени рядом с креслом, взяв её руку в свои:
— Марина, дай мне ещё один шанс. Последний. Я знаю, я много раз тебя подводил. Но теперь… теперь я готов измениться. Мама уехала не просто так. Она поняла, что душила меня своей заботой. И я понял это тоже. Поздно, но понял.
Марина смотрела на него сверху вниз. В его глазах была мольба, но также и решимость. Что-то изменилось в нём за эти две недели. Что-то повзрослело.
— Никаких документов за моей спиной? — спросила она.
— Никаких. Все решения — только вместе.
— Если твоя мать захочет вернуться?
— Это наш дом. Мы вместе решим, приглашать её в гости или нет. Но жить здесь она больше не будет. Это я ей уже сказал.
Марина почувствовала, как напряжение последних недель начинает отпускать. Она всё ещё не была уверена, всё ещё сомневалась, но готова была попробовать.
— Хорошо, — сказала она. — Попробуем. Но если ты снова…
— Не снова, — прервал он. — Больше никогда. Обещаю.
Она наклонилась и обняла его. Он уткнулся лицом ей в плечо, и она почувствовала, как его плечи вздрагивают.
— Я так боялся, что потеряю тебя, — прошептал он. — Что ты не вернёшься.
— Почти не вернулась, — честно ответила она. — Но твоя мать… она в конце оказалась мудрее нас обоих. Признать свои ошибки, извиниться, уехать, чтобы дать нам шанс — это требует мужества.
— Она сказала, что хочет, чтобы я был счастлив. И что счастливым я могу быть только с тобой, а не с ней.
Марина улыбнулась:
— Знаешь, может, когда-нибудь, через время, мы сможем пригласить её в гости. Когда все раны затянутся.
— Может быть. Но это будем решать мы. Вместе.
Они сидели так ещё долго, обнявшись, в их квартире, которая впервые за долгое время стала по-настоящему их домом. Без призраков прошлого, без третьего лишнего, без борьбы за территорию. Просто дом, где жили двое людей, учившихся быть семьёй.
