— …и ведь ни стыда, ни совести! — голос Анны Борисовны, бывшей проводницы, привыкший перекрывать стук колес, звенел на всю их крошечную кухню, отражаясь от кафельной плитки с выцветшими подсолнухами. — Пришла на всё готовенькое! Ни ложки, ни плошки за душой. Говорю же тебе, Вася, жемчуг ты мой, проглядел ты своё счастье! Была же Ирка, дочка тети Вали, и квартира у неё своя, и родители с положением. А ты что? Привёл в дом… массажистку. Руками людей мнёт за копейки.
Ольга, сидевшая напротив, медленно опустила вилку. Ком в горле стал таким плотным, что, казалось, перекрыл дыхание. Она смотрела на своего мужа, Василия, который в очередной раз беспомощно елозил на стуле, не решаясь поднять глаз ни на мать, ни на жену. Его крупные, сильные руки, привыкшие уверенно держать руль дорогого автомобиля его начальника, сейчас лишь безвольно теребили краешек скатерти.
— Мам, ну перестань, пожалуйста, — наконец выдавил он. — Мы же уже говорили. Я Олю люблю.
— Люблю! — передразнила Анна Борисовна с ядовитой усмешкой. — Любовью сыт не будешь! Я всю жизнь на вас с сестрой горбатилась, по поездам моталась, ночи не спала, чтобы у вас всё было! Чтобы сын мой не на бесприданнице женился! А она что в семью принесла? Себя? Великое сокровище!
Ольга молчала. Она научилась молчать за эти три года. Любой ответ, любое возражение было подобно подливанию масла в огонь. Она знала, что её молчание свекровь воспринимает как признание вины, как знак покорности, и это давало Анне Борисовне новые силы для нападок. Ольга просто смотрела на выцветшие подсолнухи на стене и мысленно считала до ста. Это была её маленькая техника выживания.
— Вот квартплата опять пришла, — не унималась свекровь, театрально взмахивая квитанцией. — Цены — ужас! Как жить пенсионеру? Хорошо, ты, сынок, помогаешь. А то бы с этой твоей… протянула бы я ноги. Она-то хоть копейку в дом вкладывает? Или всё на свои тряпки да кремы спускает?
Василий покраснел. Он знал, что его «помощь» матери была скорее символической. Его зарплата личного водителя у крупного бизнесмена была неплохой, но большая часть уходила на съёмную квартиру, на жизнь, на помощь сестре Светлане, которую мать считала образцом успеха, хотя та уже третий год сидела без работы, перебиваясь случайными заработками.
Ольга поднялась из-за стола.
— Спасибо за ужин, Анна Борисовна. Было очень вкусно. Нам пора.
Её голос был ровным, почти безжизненным. В нём не было ни обиды, ни злости — только бесконечная, глухая усталость.
Когда они вышли на лестничную клетку, Василий виновато взял её под руку.
— Оль, ну ты прости её. Она не со зла. У неё жизнь тяжёлая была…
— Вася, перестань, — тихо, но твёрдо оборвала его Ольга. — Каждый раз одно и то же. У неё тяжёлая жизнь, а расплачиваться за это почему-то должна я.
Всю дорогу до их съёмной однушки на окраине города они молчали. Ольга смотрела на проплывающие мимо огни, и внутри неё медленно закипала холодная ярость. Не на свекровь — на себя. За то, что позволяет этому происходить. За то, что жалеет мужа, который никак не может повзрослеть и отделиться от материнской юбки.
Дома, пока Василий был в душе, Ольга достала свой старенький ноутбук. Она открыла папку с названием «Семейный бюджет». На экране появились таблицы, графики, цифры. Ольга была не просто массажистом. Она была первоклассным специалистом по лечебному массажу, к которой записывались за месяцы вперёд. Её клиентами были состоятельные люди, спортсмены, те, кто понимал, что здоровье — это инвестиция. И зарабатывала она в три, а то и в четыре раза больше своего мужа.
Но об этом не знал никто.
Когда они только поженились, Василий с гордостью заявил, что муж — главный добытчик, и он будет обеспечивать семью. Ольга, уставшая от одиночества и мечтавшая о простом женском счастье, согласилась. Она видела, как для него это важно. Она решила, что её деньги будут их «подушкой безопасности». Она молча оплачивала съёмную квартиру, покупала продукты, одежду, закрывала мелкие долги Василия, который то и дело занимал до зарплаты.
А полтора года назад Василий пришёл с поникшей головой.
— Мать звонила. У неё долг за коммуналку накопился, грозят отключить всё. Пенсия маленькая, Светка помочь не может. Оль, я не знаю, что делать.
Именно тогда Ольга приняла роковое для себя решение.
— Не волнуйся, — сказала она. — Я что-нибудь придумаю.
Она нашла способ оплачивать счета Анны Борисовны онлайн, напрямую поставщикам услуг. Она сделала это тайно. Ей не нужна была благодарность, она просто хотела помочь мужу, избавить его от лишних переживаний. Она наивно полагала, что, решив финансовую проблему, она уберёт главный источник раздражения свекрови.
Как же жестоко она ошибалась. Лишившись реального повода для недовольства, Анна Борисовна переключилась на личность Ольги, на её мнимую «никчёмность» и «бедность». Упрёки стали ежедневной мантрой, отравляющей их жизнь.
Ольга закрыла ноутбук. Из душа вышел Василий, обёрнутый в полотенце.
— Ты чего не спишь?
— Думаю, — ответила она, глядя куда-то в пустоту. — Знаешь, Вася, есть такая вещь в психологии — называется «треугольник Карпмана». Жертва, Преследователь и Спасатель. Твоя мама — Преследователь. Ты, когда не можешь её остановить, становишься Жертвой. А я, пытаясь всё уладить и сгладить, беру на себя роль Спасателя. Это больная, токсичная игра, из которой нет выхода, пока кто-то не изменит правила.
Василий непонимающе нахмурился.
— Какие ещё треугольники? Оль, ты чего? Давай спать. Завтра рано вставать.
Он не понял. Или не захотел понять. И в этот момент Ольга осознала, что спасать его больше не будет. Пора было спасать себя.
События начали развиваться стремительно через неделю. Позвонила Светлана, сестра Василия, вся в слезах.
— Вась, беда! Маму в больницу увезли, сердце прихватило!
Они тут же сорвались в больницу. Анна Борисовна лежала на казённой койке, бледная, но не сломленная. Увидев Ольгу, она скорчила презрительную гримасу.
— А ты что пришла? Посмотреть, как я умираю? Не дождёшься!
— Мама! — одёрнул её Василий.
Врач, пожилой уставший мужчина, отвёл их в сторону.
— Состояние стабильное, но нужен покой и хорошие лекарства. Вот список. Часть есть у нас, но вот это, — он обвёл ручкой самый дорогой препарат, — вам придётся купить самим. И чем быстрее, тем лучше. Это для сосудов, очень важно.
Василий посмотрел на название и побледнел. Лекарство стоило почти половину его месячной зарплаты. Светлана тут же запричитала:
— Ой, а где же мы такие деньги возьмём? У меня ни копейки! Вася, ты же у нас один кормилец!
Все взгляды устремились на Василия. Он почувствовал себя загнанным в угол. И тут Ольга шагнула вперёд.
— Я куплю, — спокойно сказала она, забирая рецепт из рук растерявшегося мужа.
— Ты? — язвительно хмыкнула Светлана. — На какие шиши? На свои массажные копейки?
Ольга ничего не ответила. Она просто развернулась и пошла к выходу. Через час она вернулась с пакетом, в котором лежала заветная коробочка. Она молча отдала его медсестре и, не глядя на ошеломлённых родственников, сказала Василию:
— Я поеду домой. Нужно отдохнуть перед работой. Позвони, как всё узнаешь.
Вечером Василий вернулся домой подавленный.
— Спасибо тебе, Оль. Ты меня так выручила. Я… я отдам.
— Не нужно, — ровно ответила она, не отрываясь от книги.
Её спокойствие пугало его больше, чем истерики и слёзы. Он чувствовал, что между ними растёт ледяная стена, и не понимал, как её разрушить.
Напряжение достигло своего пика через месяц, когда Анну Борисовну выписали. Она решила, что перенесённый сердечный приступ даёт ей пожизненную индульгенцию на любые капризы. Апогеем стал её юбилей. Праздновали у неё дома. Собрались все родственники.
Анна Борисовна, восседая во главе стола, как королева, произносила тост.
— …и хочу я сказать спасибо моему сыну, моей опоре, Василию! Что не даёт матери пропасть. Один он у меня! Кормит, поит, одевает, лечит! — она сделала паузу и впилась взглядом в Ольгу. — Не то что некоторые, которые только сидят на шее и пользуются добротой чужой!
Гости за столом неловко заёрзали. Ольга почувствовала, как кровь ударила ей в виски. Это была последняя капля. Чаша её терпения не просто наполнилась — она разбилась вдребезги.
— Анна Борисовна, — голос Ольги прозвучал неожиданно громко и чисто в наступившей тишине. — Вы говорите, что Вася вас кормит, поит и лечит?
— А кто же ещё? — надменно вскинула брови свекровь. — Не ты ли, нищебродка?
И тут Ольга сделала то, чего от неё никто не ожидал. Она достала свой телефон.
— Хорошо. Давайте посмотрим. Вася, милый, напомни, пожалуйста, сколько ты дал маме на лекарства в прошлом месяце?
Василий растерянно заморгал:
— Ну… тысяч пять, наверное…
— Пять тысяч, — кивнула Ольга. — А теперь, уважаемые гости, минуточку внимания. Вот приложение моего банка. Вот счёт за электричество в этой квартире за прошлый месяц. Оплачен. Мною. Вот счёт за воду. Оплачен. Мною. Вот налог на имущество за эту квартиру за прошлый год. Оплачен. Тоже мною. А вот, — она открыла другую вкладку, — чек из аптеки на тот самый жизненно важный препарат для сосудов. Тридцать две тысячи четыреста рублей. Оплачен с моей карты.
Она говорила спокойно, почти буднично, но от этого спокойствия по спинам присутствующих пробегал мороз. Она поворачивала экран телефона, демонстрируя доказательства каждому, кто сидел за столом. Лицо Анны Борисовны стремительно меняло цвет с багрового на мертвенно-бледный. Светлана сидела с открытым ртом, похожая на выброшенную на берег рыбу.
— Я молчала три года, — продолжала Ольга, и в её голосе зазвенел металл. — Я слушала унижения про «ни ложки, ни плошки». Я терпела ваши упрёки в том, что я «пришла ни с чем». Вы правы, Анна Борисовна. Я пришла в вашу семью без квартиры и машины. Я пришла с двумя руками, головой и профессией, которая, как вы выражаетесь, «мнёт людей за копейки». Только вот эти «копейки» почему-то позволяют вам жить в тепле, со светом и водой. Эти «копейки» спасли вам жизнь, когда ваш «единственный кормилец» не знал, что делать.
Она встала. Её глаза горели праведным гневом.
— Вы обвиняли меня в том, что я сижу на шее у вашего сына. А правда в том, что вся ваша семья — вы и ваша дочь — уже полтора года сидите на моей. И при этом смеете меня унижать!
Наступила оглушительная тишина. Было слышно, как тикают старые часы на стене.
— Что… что ты такое говоришь… — пролепетала Анна Борисовна. — Этого не может быть… Вася…
Но Василий смотрел на жену с таким восхищением и потрясением, словно видел её впервые. Он вдруг понял всё. Всю глубину её терпения и всю чудовищность поведения своей матери.
— Это правда, мама, — твёрдо сказал он, тоже поднимаясь. — Это всё правда. И мне стыдно. Стыдно не за Ольгу, а за себя. За то, что я был слепым трусом и позволял тебе так с ней обращаться.
Ольга взяла свою сумочку.
— Я хочу сказать последнюю вещь. Бороться можно и нужно всегда! Нельзя позволять себя топтать. Никому. Даже самым близким людям. Потому что если ты сам себя не уважаешь, тебя не будет уважать никто. Мы уходим. И знаете, Анна Борисовна, с этого дня вы будете оплачивать свои счета сами. Я думаю, вашей пенсии и помощи «кормильца» вам как раз хватит. Учитесь жить по средствам.
Она повернулась и пошла к двери. Василий, не раздумывая ни секунды, шагнул за ней.
— Оля, подожди! — крикнул он.
Она остановилась уже в коридоре. Он подошёл и крепко обнял её.
— Прости меня. Я всё понял. Только сейчас, как дурак, всё понял.
— Я знаю, что бороться нужно всегда, Вася, — сказала она ему в плечо. — Но иногда главная битва — это битва за право уйти оттуда, где тебя не ценят.
Они вышли из квартиры, оставив за спиной ошеломлённых гостей и раздавленную своим собственным ядом хозяйку дома. Впервые за три года Ольга дышала полной грудью. Воздух свободы был немного морозным, но удивительно сладким. Она знала, что впереди будет непросто, но теперь они были вдвоём. Не сын и невестка, а муж и жена. Единое целое. И это была её главная победа. Битва за собственное достоинство была выиграна.
— Оль, а ты уверена, что это правильно? Вкладывать такие деньги… А вдруг прогорим? — голос Василия звучал непривычно робко. Он стоял посреди пустого, гулкого помещения с панорамными окнами и с сомнением смотрел то на жену, то на обшарпанные стены.
— Не прогорим, Вася. Я всё просчитала, — Ольга обвела рукой будущее царство своего дела. — Здесь будет приёмная, вот тут — мой кабинет, а там, за стенкой, ещё два. Найму девочек, обучу. У меня клиентов столько, что я одна уже не справляюсь. Пора расширяться.
Прошло полгода с того памятного юбилея. Полгода, которые перевернули их жизнь. Уйдя от Анны Борисовны, они словно сбросили с себя тяжёлые, ржавые цепи. Василий, потрясённый открывшейся ему правдой и силой своей жены, превратился в самого заботливого и внимательного мужа на свете. Он смотрел на Ольгу с обожанием, гордился ею, поддерживал во всём. Они переехали из своей крошечной однушки в просторную двухкомнатную квартиру в новом доме, и впервые за долгое время Ольга почувствовала себя по-настоящему счастливой.
Её бизнес стремительно шёл в гору. Сарафанное радио работало лучше любой рекламы. Клиенты передавали её контакты из рук в руки как величайшую ценность. Она зарегистрировала ИП, сняла небольшое помещение под кабинет и работала с утра до позднего вечера, но эта усталость была приятной. Она строила своё будущее.
Анна Борисовна и Светлана после того скандала затаились. Первые пару месяцев они пытались звонить Василию, жаловались на безденежье, на болезни, на несправедливость. Но Василий, наученный горьким опытом, был непреклонен: «Мама, у вас есть пенсия. У Светы есть руки и ноги — пусть ищет работу. У меня своя семья, которую я должен обеспечивать». Вскоре звонки прекратились.
И вот теперь Ольга стояла на пороге своей мечты — собственного небольшого массажного центра. А Василий смотрел на всё это с нарастающей тревогой. Его зарплата водителя, которая когда-то казалась ему верхом стабильности, теперь выглядела смехотворно на фоне доходов и планов жены. Он перестал быть «главным добытчиком». И этот факт, который он поначалу с гордостью принимал, теперь начал точить его изнутри, как ржавчина.
— Я просто устал, Оль, понимаешь? — сказал он ей однажды вечером, когда она, вернувшись после двенадцатичасового рабочего дня, рухнула на диван. — Устал от этой рутины. Возить этого начальника, ждать его часами в машине… Никакого развития, никакого роста. Я как будто не живу, а просто существую.
Ольга с сочувствием посмотрела на мужа.
— Вася, милый, я всё понимаю. Может, тебе поискать другую работу? Что-то для души?
Он покачал головой.
— Я хочу отдохнуть. Просто взять паузу. Подумать, чего я вообще хочу от жизни. Мы же теперь можем себе это позволить, правда? Ты ведь у меня такая молодец.
И Ольга, чьё сердце было переполнено любовью и благодарностью за его недавнюю поддержку, согласилась.
— Конечно, милый. Отдыхай, сколько нужно. Ищи себя. Я тебя всегда поддержу.
Она и не подозревала, что этими словами сама открывает ящик Пандоры.
Первый месяц Василий действительно отдыхал. Он отсыпался, гулял, читал книги. Встречал Ольгу с работы с горячим ужином, в квартире царили чистота и порядок. Он был мил и заботлив, и Ольга радовалась, глядя на него. «Наконец-то мой муж счастлив», — думала она.
А потом что-то неуловимо изменилось. Ужины стали случаться всё реже. Посуда в раковине могла стоять до вечера. А сам Василий всё чаще проводил дни на диване перед телевизором или с телефоном в руках. Его «поиск себя» свёлся к просмотру бизнес-блогов и мотивационных роликов.
Ремонт в новом центре шёл полным ходом. Ольга разрывалась между работой, контролем строителей, закупкой оборудования и собеседованиями с будущими сотрудницами. Она приезжала домой выжатая как лимон, мечтая лишь о тишине и отдыхе. Но дома её ждал «главный советник».
— Зачем ты заказала кушетки этой фирмы? — встречал её Василий, не отрываясь от экрана. — Я смотрел обзор, там говорят, что у них обивка быстро изнашивается. Надо было немецкие брать.
— Вася, немецкие стоят в три раза дороже, это не вписывается в бюджет.
— Экономишь на главном! Это ошибка всех начинающих предпринимателей. Клиент должен чувствовать люкс!
Или:
— А почему у тебя в прайсе нет услуги стоун-массажа? Сейчас это очень модно.
— Потому что для этого нужно специальное оборудование и обучение, которого у меня пока нет.
— Ну так организуй! Надо быть в тренде, Оля! Ты теряешь клиентов!
Его советы сыпались как из рога изобилия. Он указывал ей, как вести социальные сети, какие акции запускать, как разговаривать с персоналом. При этом сам он не сделал ни одного реального дела. Когда Ольга попросила его съездить и забрать заказанные полотенца, он ответил:
— Оль, ну что я поеду? Пробки… Я лучше отсюда, стратегически, тебе помогу. Ты тактик, а я — стратег. Мы команда!
Ольга начала задыхаться в этой «команде». Она чувствовала, как её мечта, её дело, которое она выстрадала и построила сама, превращается в объект для критики и нравоучений человека, который целыми днями лежал на диване. Её дом перестал быть крепостью, местом силы. Он стал продолжением работы, но только с некомпетентным и вечно недовольным начальником.
Одной из её новых постоянных клиенток стала Марина Ивановна, женщина лет шестидесяти, владелица крупной сети салонов красоты. Умная, властная, с проницательным взглядом, она с первого сеанса почувствовала в Ольге не просто хорошего массажиста, а человека с деловой хваткой.
— Ты молодец, девочка, — говорила она, пока Ольга прорабатывала уставшие мышцы её спины. — Руки у тебя золотые, а голова светлая. Но помни одно правило в бизнесе: никогда не позволяй дилетантам лезть в твоё дело. Даже самым близким. Они из лучших побуждений могут наломать таких дров, что потом всю жизнь разгребать будешь.
— А как же семья, поддержка? — тихо спросила Ольга.
— Семья должна поддерживать, а не мешать. Поддержка — это когда тебе говорят: «Ты справишься, я в тебя верю». А когда тебе говорят: «Ты всё делаешь не так, надо было делать по-другому», — это не поддержка. Это попытка самоутвердиться за твой счёт. Различай эти вещи.
Слова Марины Ивановны больно резанули по сердцу. Ольга всё чаще ловила себя на мысли, что Василий не просто даёт советы. Он обесценивает её труд, её решения, её успех. Словно пытался доказать, что без его «стратегического руководства» она бы не справилась.
Самым трогательным и одновременно горьким моментом стал для неё случай с маленьким Пашей. Мальчик пяти лет с лёгкой формой ДЦП. Родители привели его к Ольге по рекомендации. У Паши были сильно зажаты мышцы ног, он ходил с трудом, часто падал. Ольга вложила в этого ребёнка всю свою душу, все свои знания. Она занималась с ним по особой методике, почти не беря за это денег.
И вот однажды, после очередного курса, мама Паши, молодая заплаканная женщина, привела его снова.
— Ольга, посмотрите!
И Паша, который раньше едва ковылял, сделал несколько уверенных, твёрдых шагов по кабинету. Он шёл сам, без поддержки, и сиял от гордости. Его мама смотрела на Ольгу, и по её щекам текли слёзы благодарности.
— Спасибо… Спасибо вам… Вы нам подарили надежду.
Ольга обняла её, и у самой на глаза навернулись слёзы. В такие моменты она понимала, ради чего всё это затеяла. Это было не про деньги. Это было про помощь, про призвание.
Вечером она, переполненная эмоциями, рассказала об этом Василию. Она ждала, что он разделит её радость.
Он выслушал её, хмыкнул и сказал:
— Ну вот видишь. А если бы ты ещё и мой совет послушала и закупила тот новый вибромассажёр, эффект был бы ещё лучше. Ты слишком полагаешься на свои руки, а надо использовать технологии.
И в этот момент Ольга почувствовала, как что-то внутри неё умерло. Он даже не услышал главного. Он не понял её чувств. Он просто использовал её историю как очередной повод для своего поучения. Она молча встала и ушла в другую комнату, чтобы он не видел её слёз. Слёз обиды и горького разочарования.
Развязка наступила неожиданно. Открытие центра было запланировано через неделю. Ольга с утра до ночи пропадала там, доводя всё до совершенства. Однажды она вернулась домой раньше обычного, чтобы забрать какие-то документы, и застала мужа за разговором по телефону. Он стоял к ней спиной и говорил громко, уверенно, с начальственными нотками в голосе:
— Да, Светик, я же говорю. Бизнес прёт. Я всё контролирую, все процессы на мне. Олька — она исполнитель хороший, руки золотые, а вот в стратегии не сильна. Без меня бы она давно уже влезла в долги. Я тут всё разруливаю… Да, конечно, помогу. Сколько тебе надо? Пятьдесят тысяч? Найду, не вопрос. Переведу сегодня. Ты же сестра.
Ольгу словно ударили под дых. Воздух вышел из лёгких. Он не просто хвастался сестре, приписывая себе её заслуги. Он собирался отдать Светлане пятьдесят тысяч. Её денег. Заработанных её потом и кровью. Без её ведома.
Василий обернулся и замер, увидев жену. На его лице отразился испуг, который тут же сменился напускной бравадой.
— О, Оль, ты уже дома? А я вот со Светкой разговаривал, у неё там проблемы…
— Я всё слышала, — ледяным тоном произнесла Ольга. — И про то, как ты «всё контролируешь». И про пятьдесят тысяч.
— Ну а что такого? — вызывающе спросил он. — Это же наши общие деньги. Семье надо помогать.
Это было то же самое выражение лица, та же интонация, с какой он когда-то оправдывал свою мать. Ольга вдруг с ужасающей ясностью поняла: ничего не изменилось. Он не стал другим. Он просто сменил одну кормушку на другую. Раньше он сидел на шее у матери, позволяя ей унижать жену. Теперь он сел на шею жене, унижая её сам. Треугольник Карпмана, о котором она ему говорила, никуда не делся. Просто теперь она была не Спасателем, а Жертвой, а он — Преследователем.
— Наши общие деньги? — переспросила она, и её голос зазвенел. — Вася, очнись! Это МОИ деньги! Я работаю по двенадцать-четырнадцать часов в сутки! Я не спала ночами, составляя бизнес-план! Я рисковала всем, вкладывая свои сбережения! А что делал ты всё это время?! Лежал на диване и «искал себя»?!
— Я тебя поддерживал! Я давал тебе советы! — крикнул он в ответ.
— Ты не поддерживал! Ты самоутверждался! Ты обесценивал каждый мой шаг, каждое моё решение! Ты пытался доказать самому себе, что ты всё ещё что-то значишь в этой семье, потому что перестал приносить в неё деньги! Это не поддержка, Вася, это паразитизм!
— Да как ты смеешь! Я твой муж!
— Муж — это партнёр! — Ольга шагнула к нему, и её глаза метали молнии. — Партнёр, а не диванный критик! Партнёр, который стоит рядом, а не сидит на шее! Я тащила на себе всё: быт, твою мать, твою сестру, теперь вот твой «творческий отпуск»! Хватит! Я больше не позволю себя топтать! Никому! И тебе в том числе!
Она перевела дух.
— Знаешь, что самое смешное? Твоя мать обвиняла меня в том, что я пришла ни с чем. А теперь я понимаю, что это ты — человек, который не может существовать без того, чтобы кто-то другой решал его проблемы и оплачивал его счета! Сначала мама, теперь я! Ты не ищешь себя, Вася! Ты просто ищешь, на кого бы переложить ответственность за свою жизнь!
Он смотрел на неё, ошеломлённый её яростью, её правотой. И в его глазах она впервые за долгое время увидела не самодовольство, а страх. Настоящий, животный страх всё потерять.
— Собирай свои вещи, — твёрдо сказала Ольга. — Я даю тебе неделю. Возвращайся к маме, к сестре. Поживите все вместе на её пенсию. Может быть, тогда ты поймёшь, чего на самом деле стоит жизнь. Я подаю на развод. Согласно Семейному кодексу, всё, что нажито в браке, делится пополам. Но мой бизнес был открыт на средства, которые я заработала ещё до твоего увольнения, и я смогу это доказать. Так что не надейся.
Она развернулась и пошла в спальню, чтобы собрать самое необходимое. Она переночует сегодня в гостинице, а завтра сменит замки. Она больше не могла находиться с ним под одной крышей.
— Оля, постой! — он бросился за ней. — Не надо! Я всё понял! Я дурак! Я всё исправлю! Я пойду на работу!
— Поздно, Вася, — сказала она, не оборачиваясь, застёгивая сумку. — Ты должен пойти на работу не для меня, а для себя. Ты должен найти себя не на диване, а в деле. Ты должен стать мужчиной не для того, чтобы удержать меня, а для того, чтобы уважать самого себя. А до тех пор нам не по пути.
Она вышла из квартиры, не оглядываясь. На улице шёл мелкий, холодный дождь. Но Ольга его не замечала. Она снова дышала полной грудью. Это было горькое, выстраданное, но необходимое решение. Битва за собственное достоинство, которую, как ей казалось, она выиграла полгода назад, на самом деле только начиналась. И самый главный враг оказался не снаружи, а внутри её собственной семьи. Но теперь она знала: бороться можно и нужно всегда. Особенно — за себя.
