— Лера, ты спишь? — шёпот мужа, Мирона, ворвался в её дрёму, как назойливый комар в летнюю ночь.
Лера не открыла глаз, лишь плотнее закуталась в одеяло. Она не спала. Она лежала и слушала, как за окном набирает силу апрельский ветер, как скрипит старый паркет под его ногами, как на кухне натужно гудит их древний холодильник «Саратов», ровесник свекрови. Она знала этот шёпот. Таким тоном он говорил, когда хотел либо денег в долг до зарплаты, либо сообщить, что его мама, Алиса Дмитриевна, снова нашла у себя симптомы редкой тропической болезни по интернету и требует немедленной моральной поддержки.
— Лер, я знаю, что ты не спишь. У тебя ресницы дрожат.
Она вздохнула и повернулась к нему. В полумраке комнаты его лицо казалось моложе, почти как десять лет назад, когда они познакомились. Те же растрёпанные русые волосы, та же виноватая улыбка. Только вот морщинки у глаз стали глубже, да и в самой улыбке появилось что-то… выученное.
— Что случилось, Мирон? Третий час ночи. Тебе завтра на съёмку в семь утра вставать.
— Да я на минутку, — он присел на край кровати, и та жалобно скрипнула. — Понимаешь, тут такое дело… Маме нужно помочь.
Лера мысленно сделала ставку. Тропическая болезнь.
— Что с ней? Опять малярия от укуса комнатного цветка?
Мирон поморщился.
— Ну зачем ты так? У неё давление скачет. И вообще, она женщина пожилая, одинокая. Ей забота нужна.
— Ей нужен хороший терапевт, а не круглосуточная служба спасения в лице её сына, — беззлобно проворчала Лера. — Ладно, говори, что стряслось.
— В общем, ей нужно на дачу отвезти рассаду. Прямо завтра. А я никак не могу, у меня съёмка важная, коммерческая. Сам знаешь, сейчас каждый заказ на вес золота.
— И?
— И я подумал… — он запнулся, подбирая слова. — Может, ты её отвезёшь? У тебя же завтра выходной. Возьмёшь каршеринг, как ты умеешь. Полтора часа туда, полтора обратно. А я тебе вечером такой ужин устрою, закачаешься!
Лера села в кровати. Теперь сна не было ни в одном глазу. Вот оно что. Не болезнь, а рассада. Это было что-то новенькое в арсенале манипуляций Алисы Дмитриевны.
— Мирон, давай по порядку. Во-первых, мой выходной — это единственный день, когда я могу просто выдохнуть после своей диспетчерской. Ты знаешь, какой у меня график. Во-вторых, я ненавижу каршеринг. Эта вечная лотерея: то машина грязная, то бензина нет, то предыдущий водитель в салоне курил. В-третьих, — она сделала паузу, — с каких это пор твоя мама занимается рассадой в апреле? У неё же главный принцип: «Ничего в землю, пока черёмуха не отцветёт, а то возвратные заморозки всё побьют». До цветения черёмухи ещё как минимум три недели. Что за срочность?
Мирон встал и прошёлся по комнате.
— Лер, ну что ты начинаешь? Попросил же по-человечески. У неё какие-то особенные сорта, элитные. Помидоры «Бычье сердце» и огурцы «Герман F1». Она говорит, их надо срочно в теплицу пересадить, пока они не переросли. Говорит, лунный календарь садовода велит. Сегодня самый благоприятный день.
Лера хмыкнула. Лунный календарь. Ещё один инструмент в умелых руках свекрови. Алиса Дмитриевна знала толк в астрологии, нумерологии, хиромантии и, судя по всему, в агрономии. Она знала всё, кроме одного — как не лезть в жизнь сына и его жены.
— Хорошо, — неожиданно для самой себя сказала Лера. — Я её отвезу. Но с одним условием.
Мирон просиял.
— Каким угодно!
— Ты наконец починишь этот чёртов кран в ванной. Он капает уже третий месяц. Я скоро сойду с ума от этой капели. Это действует на нервы посильнее любой свекрови.
— Договорились! — он поспешно кивнул, боясь, что она передумает. — Завтра же всё сделаю. Спасибо, Лерка! Ты у меня золото!
Он быстро чмокнул её в щёку и выскользнул из комнаты, оставив Леру наедине со скрипучей кроватью и невесёлыми мыслями. Она знала, что кран он не починит. Как не починил розетку в коридоре и не прибил полку для книг. Мирон был фотографом, «творческой личностью», как он любил себя называть. Бытовые мелочи были ниже его тонкой душевной организации. Он ловил свет, ракурс, эмоцию. А капающий кран — это так приземлённо.
Утро встретило Леру серым небом и моросящим дождём. Поездка на дачу в такую погоду казалась верхом бессмыслицы. Но слово было дано. Она нашла ближайшую машину каршеринга, пропахшую дешёвым ароматизатором «ёлочка», и поехала за свекровью.
Алиса Дмитриевна уже ждала её у подъезда, одетая в практичную куртку и резиновые сапоги. Рядом с ней выстроились в ряд картонные коробки, из которых торчали хилые зелёные ростки.
— Лерочка, здравствуй, голубушка! — пропела она, изображая радость. — А я уж думала, ты проспала. Мирончик звонил, беспокоился.
— Здравствуйте, Алиса Дмитриевна. Не беспокоился бы, если бы сам поехал, — буркнула Лера, открывая багажник.
— Ох, что ты! У него работа! Он кормилец, семью обеспечивает. Ему не до рассады, — свекровь принялась командовать погрузкой, указывая, какую коробку куда ставить, чтобы «нежные стебельки не помялись».
Всю дорогу до дачи Лера слушала нескончаемый монолог. О том, что Мирон в детстве был таким одарённым мальчиком, а сейчас его талант не ценят по достоинству. О том, что соседка по лестничной клетке, Зинаида, купила себе норковую шубу, «наверняка на деньги любовника». О том, что рассада в этом году дорогая, но чего не сделаешь ради «своих, экологически чистых овощей».
Лера молча кивала, крепче сжимая руль. Она научилась отключаться, пропускать этот словесный поток мимо ушей. Она думала о своём. О том, что ей сорок два, а она до сих пор живёт в съёмной «однушке» с мужем, который витает в облаках, и свекровью, которая пытается управлять их жизнью, как диспетчер на аэродроме.
На даче они провозились три часа. Под холодным дождём таскали ящики в старую, покосившуюся теплицу. Алиса Дмитриевна без конца давала ценные указания, сама не притрагиваясь к земле. «Лерочка, тут подкопай поглубже. А сюда доломитовой муки подсыпь, у нас почва кислая. Ты же знаешь, что такое кислотность почвы? Это показатель pH, его можно лакмусовой бумажкой измерить. А для помидоров нужна нейтральная, около 6.5-7.0».
Лера молча копала, подсыпала и думала, что её собственный pH от этой поездки явно сместился в кислую сторону.
Когда они наконец вернулись в город, Лера чувствовала себя выжатой как лимон. Она высадила свекровь у её дома и, отказавшись от предложения зайти на «чашечку чая с сушками», поехала домой. Ей хотелось только одного — залезть под горячий душ и лечь спать.
Но по дороге она вспомнила, что дома закончился её любимый зелёный чай с жасмином. Ближайший специализированный магазинчик находился в большом торговом центре на окраине города. Делать крюк не хотелось, но мысль о вечере без чая была невыносима.
Торговый центр гудел, как растревоженный улей. Лера припарковалась на подземной стоянке и на эскалаторе поднялась наверх. И тут, среди пёстрой толпы, она увидела знакомую фигуру. Мирон. Он стоял спиной к ней, оживлённо жестикулируя, и разговаривал… с собственной матерью. С Алисой Дмитриевной, которую Лера полчаса назад оставила у её подъезда в совершенно другом районе города.
Первой мыслью было: «Что она здесь делает? Телепортировалась?»
Второй: «А что здесь делает Мирон? У него же была “важнейшая коммерческая съёмка”».
Сердце неприятно ёкнуло. Лера инстинктивно шагнула за массивную колонну. Что-то здесь было не так. Ложь мужа, внезапная поездка на дачу, теперь эта тайная встреча… Детали складывались в тревожную картину.
Она наблюдала за ними. Мирон и Алиса Дмитриевна не просто болтали. Они целенаправленно шли к одному из самых дорогих павильонов в центре — магазину детских товаров премиум-класса. Лера знала этот магазин, иногда заходила полюбоваться на крошечные платьица и забавные игрушки. Цены там были такие, что за одну коляску можно было купить подержанный автомобиль.
Её муж и свекровь вошли внутрь.
Лера, чувствуя, как холодеют руки, двинулась за ними. Она держалась на расстоянии, прячась за стеллажами с плюшевыми медведями и конструкторами. А потом она увидела.
Они стояли у отдела для новорождённых. Алиса Дмитриевна с восторженным видом держала в руках крошечный белый комбинезончик, расшитый жемчугом. А Мирон… Мирон стоял рядом и с нежной улыбкой, которой Лера не видела уже много лет, рассматривал дорогущую итальянскую кроватку из белого дерева. Рядом с кроваткой стоял консультант и что-то увлечённо рассказывал им, показывая на балдахин из тончайшей органзы.
Алиса Дмитриевна повернулась к сыну и что-то сказала. Мирон кивнул и достал из кармана банковскую карту.
У Леры потемнело в глазах. Земля ушла из-под ног. Кроватка. Комбинезон. Карта. Муж, который жалуется на отсутствие денег. Свекровь, которая выдернула её на дачу под надуманным предлогом.
В голове билась одна-единственная мысль, оглушительная и страшная: «У него есть другая. И у них будет ребёнок».
Она не помнила, как вышла из магазина. Как спустилась на парковку и села в машину. Мир сузился до одной точки — экрана телефона, на котором она дрожащими пальцами открыла камеру и сделала снимок. Просто чтобы убедиться, что это не галлюцинация. На размытом фото Мирон и его мать стояли у кассы, а рядом с ними — огромная коробка с той самой белой кроваткой.
Дома она ходила из угла в угол, не раздеваясь. Капающий кран в ванной отсчитывал секунды её рухнувшей жизни. Тик-так. Тик-так. Предательство. Обман.
Мирон вернулся через два часа. Весёлый, с пакетом из супермаркета.
— А вот и я! — бодро возвестил он с порога. — Устал как собака, съёмка была сложная. Свет выставляли три часа. Но я тебе обещал ужин! Купил твои любимые креветки и бутылочку белого сухого.
Он прошёл на кухню, не замечая её состояния. Начал греметь посудой.
Лера вошла следом. Она молча положила на стол телефон с открытой фотографией.
Мирон мельком взглянул, продолжая разгружать пакет.
— О, это мы с мамой… Погоди.
Он замер. Улыбка медленно сползла с его лица. Он уставился на экран, и в его глазах промелькнул испуг.
— Ты… ты что там делала? — выдавил он.
— Чай поехала покупать, — ровным, бесцветным голосом ответила Лера. — А ты, я так понимаю, поехал покупать приданое. Можешь не утруждаться с креветками, Мирон. Просто объясни.
Он отвёл взгляд. Начал суетиться, переставлять продукты на столе.
— Лер, это не то, что ты подумала. Это… это всё не так.
— А как? — её голос начал дрожать. — Как это, Мирон? Ты мне врёшь про съёмку. Твоя мать выманивает меня из дома под предлогом гнилой рассады. А вы вдвоём покупаете детскую кроватку за сто тысяч рублей. У вас что, семейный подряд по обману? Кто она? Я её знаю?
— Да нет никакой «её»! — он вскинул на неё глаза, в которых плескалось отчаяние. — Это… это для родственников! Для троюродной сестры моей мамы, для её дочки. У них положение тяжёлое, мы решили помочь.
Лера горько усмехнулась. Ложь была настолько неуклюжей, что становилось смешно.
— Для дочки троюродной сестры? Серьёзно? Мирон, ты хоть знаешь, как зовут эту дочку? Ты хоть раз в жизни её видел? И вы решили помочь ей, купив самую дорогую кроватку в магазине? А почему это делалось в тайне от меня? Почему нужно было устраивать весь этот цирк с дачей?
Он молчал, не зная, что ответить.
— Я жду, Мирон, — Лера скрестила руки на груди. — Я хочу услышать правду. Чей это ребёнок?
Он сглотнул. Посмотрел на неё затравленным взглядом.
— Лера, я не могу сейчас тебе всё объяснить. Пожалуйста, поверь мне. Это… это сюрприз.
— Сюрприз? — она рассмеялась, но смех прозвучал как всхлип. — Ребёнок на стороне — это теперь называется сюрпризом? Отличные у тебя сюрпризы, Мирон. А что дальше? Приведёшь её в наш дом и скажешь: «Лера, познакомься, это сюрприз номер два, а вот в этом конверте — сюрприз номер три, результаты теста ДНК»?
— Прекрати! — крикнул он. — Ты ничего не понимаешь! Ты всё переворачиваешь!
— Это я переворачиваю? — её голос сорвался на крик. — Это я десять лет тащу на себе наш быт, пока ты «ищешь себя в искусстве»? Это я закрываю глаза на твои вечные долги и невыполненные обещания? Это я выслушиваю унижения твоей матери, которая считает меня пустым местом? Я всё это терпела, Мирон. Но это… Этого я терпеть не буду.
Она развернулась и пошла в комнату. Он бросился за ней.
— Лера, постой! Давай поговорим!
— Мы уже поговорили, — она обернулась в дверях, и он отшатнулся от её взгляда. В нём не было ни слёз, ни истерики. Только холодная, звенящая пустота. — Знаешь, я сегодня, пока таскала ящики с вашей рассадой под дождём, думала… А что меня вообще держит рядом с тобой? Любовь? Она давно превратилась в привычку. Уважение? Ты сам его убил. Общие цели? У нас их никогда не было. Ты всегда жил в своём выдуманном мире, а я — в реальном, где нужно платить за квартиру и чинить капающий кран.
Она подошла к шкафу и достала дорожную сумку.
— Что ты делаешь? — испуганно спросил он.
— Собираю твои вещи, — спокойно ответила она. — Поезжай к маме, Мирон. Вам будет о чём поговорить. Обсудите цвет пелёнок для «дочки троюродной сестры». А я, пожалуй, останусь здесь. В тишине. И первое, что я сделаю завтра утром — вызову сантехника.
Мирон стоял посреди комнаты, раздавленный и жалкий. Он смотрел, как она методично складывает в сумку его свитера, джинсы, его любимую футболку с дурацким принтом. Он понимал, что это конец. Но самая страшная правда всё ещё оставалась невысказанной. И он боялся её произнести больше всего на свете. Правда была куда более чудовищной и запутанной, чем простая интрижка на стороне. И в центре этой правды стояла его мать, Алиса Дмитриевна, с её всепоглощающей любовью и дьявольским планом, в который он позволил себя втянуть.
— Открой, Валерия! Я знаю, что ты дома! Немедленно открой дверь!
Настойчивый, требовательный стук в дверь смешался с дребезжащим звуком старого звонка. Лера сидела на кухне, обхватив руками чашку с остывшим чаем. Она не спала всю ночь. После того как Мирон, забрав наспех собранную сумку, ушёл, в квартире воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь мерной капелью из крана в ванной. Этот звук, который раньше её раздражал, теперь казался единственным живым голосом в опустевшем мире.
Стук стал громче, настойчивее. Лера знала, кто это. Только Алиса Дмитриевна могла ломиться в чужую дверь с такой уверенностью в своей правоте.
— Валерия, если ты сейчас же не откроешь, я вызову МЧС! Скажу, что тебе плохо, что ты не отвечаешь! Будешь потом объясняться с полицией!
Угроза была в её стиле — мелочная и эффективная. Лера тяжело вздохнула, поднялась и пошла в прихожую. Она посмотрела в глазок. На лестничной клетке, вся красная от негодования, стояла свекровь.
Лера медленно повернула ключ в замке.
— Что вам нужно, Алиса Дмитриевна? — спросила она, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы можно было говорить.
Свекровь, не церемонясь, оттолкнула дверь и шагнула в квартиру.
— Что мне нужно? — прошипела она, оглядывая Леру с ног до головы презрительным взглядом. — Мне нужно знать, на каком основании ты выгнала моего сына из его собственного дома! Ты что о себе возомнила, а?
Она прошла в комнату, как хозяйка, бросила сумку на диван и обернулась.
— Я ничего о себе не возомнила, — спокойно ответила Лера, закрывая входную дверь. Она вдруг почувствовала странное, ледяное спокойствие. Страх и боль, мучившие её всю ночь, отступили, уступив место холодной ярости. — Я просто указала вашему сыну на дверь после того, как он мне солгал.
— Солга-а-ал? — протянула Алиса Дмитриевна, изображая удивление. — Ах, боже мой, какая трагедия! Мужчина сказал неправду! А ты, святая невинность, никогда в жизни не врала? Он не хотел тебя расстраивать, вот и всё! Он берёг твои нервы!
— Берег мои нервы, покупая в тайне от меня детскую кроватку? Очень трогательная забота, — усмехнулась Лера. — Не трудитесь, Алиса Дмитриевна. Я всё знаю. У Мирона другая женщина, и у них будет ребёнок.
Свекровь на мгновение замерла. А потом её лицо исказила такая злобная усмешка, что Лере стало не по себе.
— Какая же ты… глупая, — выплюнула она. — Примитивная. Мыслишь, как все эти бабы из твоей диспетчерской. Другая женщина! Если бы всё было так просто, деточка!
Она подошла к Лере вплотную, заглядывая ей в глаза.
— Ты не достойна моего сына, ты это понимаешь? Он — художник, тонкая натура! А ты — мещанка, диспетчер. Тебя только кастрюли и квитанции волнуют. Ты за десять лет брака так и не смогла дать ему главного — ребёнка! Наследника! Продолжателя рода!
— Мы не могли себе этого позволить, — тихо, но твёрдо сказала Лера. — Ваш «художник» зарабатывает столько, что нам едва хватает на съёмную квартиру. Ребёнка нужно на что-то содержать.
— Ах, деньги! Я так и знала! — взвизгнула Алиса Дмитриевна. — У тебя на уме одни деньги! А о душе ты подумала? О том, что мужчине необходимо отцовство? Что это его природа! Ты эгоистка, Лера! Ты думала только о себе, о своём комфорте! Ты боялась испортить фигуру, боялась бессонных ночей!
Каждое слово было как пощёчина. Лера молчала, давая ей выговориться. Она понимала, что это только начало. Главный удар был впереди.
— Так вот, слушай сюда, пустышка! — продолжала свекровь, перейдя на крик. — Нет у Мирона никакой другой бабы! Хуже! Всё гораздо хуже для тебя! Ребёнок будет. Но матерью этого ребёнка… могла бы стать ты.
Лера непонимающе смотрела на неё.
— Что вы несёте?
— А то и несу! — торжествующе заявила Алиса Дмитриевна. — Мы с Мироном всё решили. Раз уж ты оказалась неспособна выполнить свой женский долг, мы нашли другой выход. Мы нашли девушку. Хорошую, здоровую, из простой семьи. Она согласилась помочь. Она выносит для Мирона ребёнка.
Лера отшатнулась, как от удара. Суррогатное материнство. Это было настолько чудовищно, настолько за гранью её понимания, что она на мгновение потеряла дар речи.
— Что?.. — прошептала она. — Вы… вы сделали это за моей спиной?
— А как ещё? — буднично ответила свекровь. — С тобой разве можно было договориться? Ты бы сразу начала кричать про деньги, про мораль, прочую чушь. А тут всё просто. Я оплатила процедуру, все анализы, всё. Из своих сбережений, заметь! Отдала всё, что копила на чёрный день, ради счастья сына, ради будущего внука или внучки! А эта кроватка, которую ты видела, — это мой подарок. Я имею право!
Она говорила это с гордостью, будто совершила подвиг. А Лера смотрела на неё и видела перед собой не пожилую женщину, а монстра, который разрушил её жизнь ради своей прихоти.
— А Мирон? — еле слышно спросила Лера. — Он… он согласился?
— А куда ему было деваться? — фыркнула Алиса Дмитриевна. — Он страдал, он мучился! Он приходил ко мне и жаловался на тебя, на пустоту в доме, на бессмысленность вашего существования. Я, как мать, не могла на это смотреть! Я предложила ему решение, и он согласился. Да, сначала колебался, говорил, что это неправильно по отношению к тебе. Но я ему объяснила, что иногда ради великой цели нужно идти на жертвы. Ваша бездетная семья — это и была жертва. А теперь всё будет по-другому!
Она сделала шаг к Лере и даже попыталась её приобнять.
— Лерочка, не всё потеряно. Ты можешь принять этого ребёнка. Мы запишем его на тебя и Мирона. Ты будешь ему официальной матерью. Будешь воспитывать. Ну, конечно, под моим чутким руководством. Я ведь жизнь прожила, знаю, как с детьми обращаться. Вон, Мирончика какого вырастила!
В этот момент в Лере что-то сломалось. Ледяное спокойствие треснуло, и наружу вырвалась обжигающая, всепоглощающая ярость.
— Вон, — прошипела она, отталкивая свекровь.
— Что? — не поняла та.
— Вон из моего дома! — закричала Лера так, что зазвенели стёкла в старом серванте. — Сейчас же! Чтобы духу вашего здесь не было!
Алиса Дмитриевна отпрянула, на её лице отразился испуг, сменившийся гневом.
— Да как ты смеешь! Со мной, матерью твоего мужа, так разговаривать!
— Вы мне не мать! И он мне больше не муж! — кричала Лера, чувствуя, как слёзы градом катятся по щекам. — Вы чудовище, Алиса Дмитриевна! Вы не о счастье сына думали! Вы думали только о себе, о своих амбициях! Вам нужна была невестка-инкубатор, а когда не вышло, вы нашли другую! Вы купили себе внука, как покупают породистого щенка! Вы растоптали мою жизнь, мои чувства, всё! Убирайтесь!
Она схватила сумку свекрови и швырнула её в коридор. Потом подбежала к входной двери и распахнула её настежь.
— Пошла вон!
Алиса Дмитриевна, багровая от злости, подхватила сумку.
— Ты ещё пожалеешь об этом, дрянь! — прошипела она, уже стоя на лестничной клетке. — Мирон всё равно будет со мной! И ребёнок будет со мной! А ты останешься одна, старая и никому не нужная!
Лера с силой захлопнула дверь и несколько раз повернула ключ в замке. Потом она медленно сползла по двери на пол, закрыла лицо руками и зарыдала. Это были слёзы не горя, а освобождения. Весь яд, вся боль, что копились в ней годами, выходили наружу. Карточный домик её брака рухнул, и под его обломками она, как ни странно, почувствовала не отчаяние, а твёрдую землю под ногами.
Прошла неделя. Мирон пытался звонить, писал жалостливые СМС, но Лера не отвечала. Она вызвала сантехника, и тот за полчаса починил кран. Звук капели исчез, и вместе с ним, казалось, ушла целая эпоха. Она выбросила все вещи Мирона, которые остались в квартире, переставила мебель, купила тот самый зелёный чай с жасмином. Она училась жить одна.
А потом раздался ещё один звонок. Номер был незнакомый.
— Алло, — неуверенно сказала Лера.
— Здравствуйте. Это Валерия? Жена Мирона? — спросил тихий женский голос.
— Бывшая жена, — поправила Лера. — А кто это?
— Меня зовут Полина, — ответила девушка на том конце провода. — Я… я та самая женщина, которая…
— Я поняла, кто вы, — холодно прервала её Лера. — Что вам нужно?
— Я хотела с вами встретиться и поговорить, — в голосе Полины слышались слёзы. — Пожалуйста. Это очень важно. Алиса Дмитриевна… она меня обманула.
Лера согласилась. Не из жалости, а из любопытства. Они встретились в маленьком кафе в центре города. Полина оказалась совсем молодой девушкой с испуганными глазами. Она рассказала свою историю. Она была дальней родственницей Алисы Дмитриевны из маленького провинциального городка. Мать больна, денег нет. И тут появилась «добрая» тётушка из столицы и предложила помочь. Заработать. Родить ребёнка для её «бездетного сына». Она обещала Полине золотые горы: квартиру в её городе, полное обеспечение на годы вперёд. Полина согласилась.
А когда процедура прошла успешно и беременность подтвердилась, Алиса Дмитриевна изменила тон. Она стала контролировать каждый её шаг, запрещала общаться с родными, кормила только теми продуктами, которые сама приносила. А про обещанную квартиру сказала: «Потом, всё потом. Когда родишь здорового наследника, тогда и поговорим». Полина поняла, что попала в ловушку. Она была в чужом городе, без денег, без поддержки, полностью во власти этой страшной женщины. Она нашла номер Леры через общих знакомых.
— Я не знаю, что мне делать, — плакала Полина. — Я боюсь её. Она отберёт у меня ребёнка и выбросит на улицу.
Лера смотрела на неё, и в её сердце впервые за долгое время шевельнулось что-то похожее на сочувствие. Эта девушка была такой же жертвой, как и она сама.
И тогда у Леры созрел план. План мести. Холодной, расчётливой и справедливой.
Она помогла Полине. Сняла ей на первое время небольшую комнату, нашла юриста, который, выслушав историю, согласился помочь бесплатно, «из спортивного интереса». Он объяснил им все права Полины как биологической матери.
Развязка наступила через семь месяцев. Полина родила здорового мальчика. Алиса Дмитриевна, узнав об этом, примчалась в роддом с Мироном. Она уже приготовила документы на усыновление и была уверена в своей победе.
Каково же было её потрясение, когда в палате, кроме Полины с ребёнком, она увидела Леру и строгого мужчину в очках, который представился адвокатом.
— На каком основании вы здесь находитесь? — взвизгнула она, обращаясь к Лере.
— На основании здравого смысла, — спокойно ответила та.
Адвокат хладнокровно объяснил Алисе Дмитриевне и Мирону, что по закону все права на ребёнка принадлежат Полине. И что она не собирается от него отказываться. Более того, поскольку в свидетельстве о рождении в графе «отец» будет стоять прочерк (ведь брак не был зарегистрирован, а Мирон не подавал заявления), она будет подавать иск об установлении отцовства и взыскании алиментов. Очень крупных алиментов, учитывая, что Мирон — «известный столичный фотограф», а его мать — состоятельная дама, спонсировавшая весь этот «проект».
Лицо Алисы Дмитриевны стало пепельно-серым. Её гениальный план рухнул в одночасье. Она не просто не получила долгожданного внука в полное своё распоряжение. Она получила врага в лице Полины и огромные финансовые обязательства на ближайшие восемнадцать лет.
Мирон стоял рядом, бледный и раздавленный. Он пытался что-то сказать, подойти к Полине, но она отвернулась от него.
— Уходите, — тихо сказала она. — Вы оба.
Алиса Дмитриевна попыталась устроить скандал, но адвокат пригрозил вызвать охрану. Они ушли, поверженные и униженные.
Лера помогла Полине вернуться в её родной город. Она купила билеты, собрала вещи для малыша. На вокзале, прощаясь, Полина крепко обняла её.
— Спасибо, Лера. Я никогда этого не забуду.
— Живи, Полина. И воспитай хорошего человека, — ответила Лера.
Она смотрела вслед уходящему поезду и впервые за много лет почувствовала себя по-настоящему свободной.
Судьба распорядилась по-своему. Мирон, задавленный требованиями матери и алиментами, бросил фотографию и устроился работать продавцом-консультантом в магазин бытовой техники. Алиса Дмитриевна, потратив все сбережения и продав дачу, чтобы откупиться от «этой аферистки», замкнулась в себе и больше не выходила из своей квартиры, проклиная тот день, когда решила поиграть в Бога.
А Лера… Лера наконец-то сделала в своей квартире ремонт. Она записалась на курсы ландшафтного дизайна, о которых давно мечтала. Она много гуляла, встречалась с подругами, ездила в маленькие путешествия по старинным русским городам. Однажды, разбирая старые бумаги, она наткнулась на своё медицинское заключение пятилетней давности, которое тогда спрятала от Мирона и свекрови. В нём чёрным по белому было написано: «Репродуктивное здоровье в норме».
Она посмотрела на эту бумажку, потом в окно, где распускались первые весенние листья, и улыбнулась.
