«Я ношу ребенка твоего мужа, так что у тебя неделя, чтобы съехать из ЕГО квартиры», — с наглой ухмылкой заявила мне девица, поселившаяся в доме напротив. Это была его бывшая любовница. Она тыкала мне в лицо справкой от врача, пока мой муж стоял рядом и не мог выдавить ни слова. Унижение, боль, предательство — я думала, что это конец. Но я настояла на независимой экспертизе. И этот поход в клинику стал роковым: он не только вскрыл ее чудовищный обман, но и раскрыл мою собственную тайну, о которой не знал даже я сама.
***
Таисья любила их квартиру. Она была небольшой, но до смешного уютной — результат ее многомесячных трудов, бесконечных походов по строительным магазинам и вечеров, проведенных с кисточкой в руках. Каждая подушка на диване, каждая рамка с фотографией на стене была пропитана ее любовью и заботой. Это было их с Колей гнездо, их маленькая крепость в большом и шумном городе. Последние пять лет пролетели как один день, наполненный тихим семейным счастьем. По крайней мере, Тая в это искренне верила. Она научилась не замечать странные задержки мужа на работе год назад, его внезапную холодность и отстраненный взгляд. Она списала все на кризис, усталость, проблемы в его фирме. А потом все так же внезапно наладилось. Коля снова стал прежним — заботливым, внимательным, любящим. Тая с облегчением выдохнула и позволила себе забыть тот тревожный период, как дурной сон.
Все изменилось в тот день, когда в квартиру напротив начали въезжать новые жильцы. Тая, как и любая любопытная соседка, с интересом наблюдала из дверного глазка за суетой на лестничной клетке. Грузчики таскали коробки, мебель, а среди них мельтешила хрупкая фигурка женщины. Когда она на секунду обернулась, у Таи сердце ухнуло куда-то в пятки. Это лицо. Она видела его раньше. Мелькнуло воспоминание: случайная фотография в телефоне мужа, которую он поспешно удалил, сказав, что это «коллега с корпоратива». Сердце заколотилось с бешеной скоростью. Нет, не может быть. Это просто паранойя, отголоски старых страхов. Она попыталась успокоить себя, но липкое, холодное предчувствие беды уже поселилось в душе.
Вечером вернулся Коля. Тая, стараясь говорить как можно более беззаботно, бросила:
— Представляешь, у нас новые соседи. Прямо напротив. Какая-то девушка.
Она внимательно следила за его реакцией. Он на мгновение замер, завязывая шнурки, потом выпрямился, и на его лице промелькнуло что-то похожее на панику.
— Да? Ну… бывает, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и натянутой. — Лишь бы не шумные.
В этот момент его ложь стала для Таи почти осязаемой. Она висела в воздухе, густая и удушливая, как дым. Он знал. Он все прекрасно знал.
Следующие несколько дней превратились в пытку. Тая постоянно сталкивалась с ней в подъезде. Соседка, которую, как выяснилось, звали Эльвира, всегда смотрела на Таисью с какой-то дерзкой, вызывающей усмешкой. Она была красива — той холодной, хищной красотой, которая одновременно притягивала и отталкивала. Длинные светлые волосы, точеная фигура, яркие, нагловатые глаза. Она будто намеренно попадалась Тае на пути: у лифта, возле почтовых ящиков, на парковке. Каждый раз она бросала короткое, язвительное «здрасьте» и проходила мимо, оставляя за собой шлейф дорогих духов и звенящей тишины. Николай же, наоборот, старался избегать этих встреч. Он начал приходить домой позже, уходить раньше, а если они все же пересекались с Эльвирой, он бледнел, опускал глаза и старался как можно быстрее прошмыгнуть в свою квартиру.
Тая чувствовала, как с каждым днем напряжение нарастает. Атмосфера в их маленькой крепости стала невыносимой. Молчаливые ужины, короткие, односложные ответы на вопросы. Коля был как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Тая тоже была на пределе. Она понимала, что это затишье перед бурей, и буря эта обещает быть разрушительной. Она металась между желанием устроить скандал, вытрясти из мужа всю правду, и страхом услышать то, что окончательно уничтожит их семью. Она чувствовала себя слабой и разбитой, по утрам ее начала мучить тошнота, которую она списывала на нервы.
Развязка наступила в пятницу вечером. Они сидели на кухне, когда в дверь настойчиво позвонили. Тая вздрогнула. Коля напрягся, его лицо стало пепельно-серым.
— Я открою, — глухо сказал он и пошел в коридор.
Тая замерла, прислушиваясь. Она услышала тихий женский голос, потом сдавленный ответ мужа. Через минуту он вернулся на кухню. Один.
— Кто там был? — спросила Тая, хотя уже знала ответ.
— Никто. Ошиблись дверью, — пробормотал он, не глядя на нее.
— Коля, не ври мне! — ее голос сорвался на крик. — Это была она, да? Что ей нужно? Что все это значит?!
В этот момент дверь их квартиры распахнулась без стука, и на пороге появилась Эльвира. Она окинула Таисью победным, наглым взглядом, прошла в комнату и остановилась прямо перед Колей.
— Думал, я просто так уеду и все забуду? — ее голос был тихим, но в нем звенела сталь. — Коля, милый, нам нужно поговорить. Вернее, нам всем троим.
***
Эльвира стояла посреди их кухни, как хозяйка положения. Она небрежно бросила свою сумочку на стул, тот самый, который Тая с такой любовью перетягивала новой тканью, и скрестила руки на груди. Ее взгляд скользнул по Таисье — оценивающий, полный превосходства и откровенной насмешки. Тая почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Эта женщина пришла сюда не просить. Она пришла требовать.
— Что тебе нужно, Эля? — голос Николая был хриплым, почти неузнаваемым. Он стоял, вжав голову в плечи, как провинившийся школьник. — Зачем ты все это устроила? Зачем переехала сюда?
— Зачем? — Эльвира картинно рассмеялась, коротким, лающим смехом. — Милый, ты правда не понимаешь? Я думала, ты умнее. Я пришла за своим. Вернее, за нашим.
Она сделала паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. Тая и Коля замерли в ожидании.
— Я беременна, — произнесла она наконец, четко и раздельно, словно вбивая гвозди. — От тебя, Коля. Срок — десять недель.
Мир Таисьи рухнул. Воздух кончился. Она вцепилась в край стола, чтобы не упасть. Год назад. Десять недель. Все сходилось. Тот самый период, когда он был холоден и далек. Значит, это была не усталость. Это была она.
— Это… это неправда, — пролепетал Николай, но его слова прозвучали жалко и неубедительно. — Мы же все закончили. Ты говорила…
— Я много что говорила! — перебила его Эльвира. — А ты обещал, что уйдешь от нее! Что мы будем вместе! Ты клялся мне в любви, а потом просто выбросил, как надоевшую игрушку, когда она поманила тебя пальцем! Думал, я это так оставлю? Нет, дорогой. Теперь у меня есть козырь.
Она с торжествующим видом достала из сумочки сложенный вчетверо листок и бросила его на стол.
— Вот. Справка от врача. Можешь полюбоваться. Здесь все написано: беременность, срок. И отец, как ты понимаешь, — она выразительно посмотрела на Колю, — у этого ребенка только один.
Тая дрожащими руками взяла бумажку. Обычный бланк из частной клиники, печать, подпись врача, диагноз: «Беременность, 9-10 недель». Все выглядело настоящим. Тошнота подкатила к горлу с новой силой. Это был конец. Не просто конец брака, это был конец всей ее жизни, которую она так тщательно выстраивала.
— И что ты хочешь? — выдавила из себя Тая, сама не узнавая свой голос. Он был чужим, сиплым.
Эльвира перевела на нее свой холодный взгляд.
— Что я хочу? Я хочу, чтобы у моего ребенка было все, что ему положено по праву. А по праву ему положен отец. И жилье. Я не собираюсь растить сына или дочь нашего общего мужчины в съемной конуре.
Она обвела взглядом их уютную кухню, задержалась на фотографиях на стене.
— Квартирка у вас славная. Маленькая, конечно, но для меня и малыша на первое время хватит, — заявила она с ледяным спокойствием. — Так что я предлагаю тебе, — она ткнула пальцем в сторону Таи, — по-хорошему собрать свои вещички и освободить помещение. А куда ты пойдешь — к маме, к подруге — меня не волнует. У тебя есть неделя.
У Таи потемнело в глазах. Этого не могло происходить. Это был какой-то бредовый, сюрреалистический сон.
— Ты… ты в своем уме? — прошептала она. — Выгнать меня из моего собственного дома?
— Формально, — усмехнулась Эльвира, — квартира принадлежит твоему мужу. А он, как порядочный человек, должен обеспечить жильем своего ребенка. Не так ли, Коленька?
Николай молчал. Он просто стоял и смотрел в пол, его лицо было искажено гримасой страдания и вины. Его молчание было для Таи страшнее любого крика. Оно было признанием. Признанием всего: измены, лжи, и теперь — предательства.
— Вон, — прохрипела Тая, указывая на дверь. — Убирайся отсюда. Вон!
— Я-то уйду, — спокойно ответила Эльвира, забирая сумочку. — Но я вернусь. Ровно через неделю. И если ты не уберешься сама, я устрою вам такую жизнь, что вы взвоете. Весь дом будет знать, какой у нас тут благородный папаша бросил своего нерожденного ребенка. Подумай об этом, Таечка.
Она развернулась и вышла, оставив за собой звенящую, оглушительную тишину.
Как только дверь за ней захлопнулась, Тая развернулась к мужу. Все отчаяние, боль и унижение, которые она сдерживала, вырвались наружу.
— Ты! Ты это слышал?! — закричала она, ее голос срывался от слез. — Она выгоняет меня из моего дома! А ты стоишь и молчишь! Молчишь!
— Тая, я… я не знаю, что сказать… — пробормотал он.
— Не знаешь?! — она истерически рассмеялась. — Ты притащил в нашу жизнь эту гадину, ты спал с ней, а теперь не знаешь, что сказать?! Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты разрушил все! Все, что у нас было!
Она била его кулаками в грудь, в плечи, не чувствуя боли, только всепоглощающую ярость. Он не сопротивлялся, просто стоял и принимал удары.
— Тая, прости… Прости меня… Я виноват, я знаю…
— Прости?! — ее крик перешел в рыдания. — Твое «прости» сейчас ничего не стоит! Она беременна от тебя! У тебя будет ребенок от другой женщины! А меня она просто вышвыривает на улицу! И ты это позволяешь!
Она оттолкнула его и отшатнулась, с ужасом глядя на человека, которого, как ей казалось, она знала. Сейчас перед ней стоял чужой, слабый, жалкий мужчина.
— Я ненавижу тебя, — прошептала она. — Слышишь? Ненавижу.
Она развернулась и, шатаясь, побрела в спальню, захлопнув за собой дверь. Тая упала на кровать и зарыдала — беззвучно, страшно, сотрясаясь всем телом. Ее маленькая крепость пала. И враг был не только снаружи, но и внутри.
***
Следующие дни превратились в безмолвный ад. Тая и Николай существовали в одной квартире как два призрака, старательно избегая друг друга. Воздух в их доме, казалось, загустел от невысказанных обвинений, боли и обиды. Каждое утро Тая просыпалась с тяжелым чувством тошноты и опустошения. Она смотрела на свое отражение в зеркале и не узнавала себя: осунувшееся лицо, темные круги под глазами, потухший взгляд. Она почти ничего не ела, еда казалась ватной и безвкусной. Все ее мысли крутились вокруг одного: ультиматум Эльвиры. Неделя. Семь дней, чтобы ее жизнь, выстроенная по кирпичику, превратилась в руины.
Николай пытался заговорить с ней. Несколько раз он подходил к двери спальни, которая теперь была заперта изнутри, и тихо звал ее.
— Тая, нам надо поговорить. Мы должны что-то решить.
Но Тая молчала. О чем говорить? О том, что он предал ее самым ужасным образом? О том, что его любовница теперь диктует им условия? Любые слова казались бессмысленными и фальшивыми. Она слышала, как он вздыхает и уходит. Ночью он спал на диване в гостиной. Тая лежала в их общей постели, которая теперь казалась огромной и холодной, и слушала тишину, изредка прерываемую его покашливанием. Она вспоминала их счастливые дни, и от этих воспоминаний становилось только больнее. Как она могла быть такой слепой? Как могла не замечать ложь в его глазах?
Николай тоже был на грани. Чувство вины сжигало его изнутри. Он понимал, что сам заварил эту кашу. Его короткий, бездумный роман с Эльвирой, который он считал давно законченным, обернулся катастрофой. Он несколько раз пытался подкараулить Эльвиру на лестничной клетке, чтобы поговорить без Таи. Наконец, ему это удалось.
— Эля, так нельзя, — начал он, перехватив ее у лифта. — Ты не можешь просто прийти и разрушить мою семью. Давай решим это цивилизованно. Я буду помогать ребенку, я готов платить алименты, куплю все необходимое…
Эльвира посмотрела на него с ледяной усмешкой.
— Алименты? Ты серьезно? Коля, ты меня за идиотку держишь? Мне не нужны твои подачки. Моему ребенку нужен отец и крыша над головой. И он это получит. Я от своего не отступлюсь. У тебя был шанс все решить по-хорошему. Ты им не воспользовался. Теперь играем по моим правилам.
Она решительно нажала кнопку вызова лифта, давая понять, что разговор окончен. Николай остался стоять в растерянности. Он чувствовал себя загнанным в угол. С одной стороны — разрушенный брак и слезы жены, с другой — железная хватка Эльвиры и перспектива вечного позора.
Для Таи самым невыносимым было ощущение собственного бессилия. Она сидела в своей квартире, как в тюрьме, боясь выйти даже в магазин. Каждая встреча с Эльвирой была как пощечина. Та демонстративно гладила свой еще плоский живот, встречая Таю в подъезде, и бросала ей в лицо: «Ну что, вещички собираешь? Не забудь те оливковые занавески оставить, они мне к дивану подойдут». Это было настолько мерзко и унизительно, что у Таи темнело в глазах. Она возвращалась домой и беззвучно плакала на кухне, обхватив голову руками.
Однажды вечером, когда до конца ультиматума оставалось три дня, Николай снова подошел к двери спальни.
— Тая, — его голос дрожал. — Я знаю, ты меня ненавидишь. И я это заслужил. Этот дом — твой не меньше, чем мой. Я поговорю с ней еще раз. Я предложу ей деньги. Большие деньги. Может, она согласится снять другую квартиру, где-нибудь подальше…
Тая молчала. В его словах была такая растерянность, такая паника, что ей на секунду стало его жаль. Но потом она вспомнила наглое лицо Эльвиры, и жалость сменилась холодной яростью.
— Деньги? — наконец ответила она через дверь, и ее голос прозвучал глухо и отстраненно. — Ты думаешь, ей нужны деньги? Ей нужно уничтожить меня. Ей нужно занять мое место. И ты ей в этом помогаешь своим малодушием.
— Но что я могу сделать?! — в его голосе прозвучало отчаяние. — Она же беременна! Я не могу просто вышвырнуть на улицу беременную женщину, которая носит… моего ребенка.
Слово «моего» ударило Таю под дых. Она снова почувствовала резкий приступ тошноты и едва успела добежать до ванной. Ее рвало, но выходить было нечему. Лишь горькая желчь. Стоя на коленях перед унитазом, слабая и опустошенная, Тая вдруг поняла одну вещь. Она не верила. Где-то в глубине души, под слоями боли и обиды, жило крошечное семя сомнения. Что-то во всей этой истории было не так. Слишком гладко. Слишком театрально. Эта справка, брошенная на стол. Эта наглая уверенность. Это было похоже не на драму беременной женщины, а на хорошо срежиссированный спектакль.
И в этот момент в ее голове зародился план. Холодный, ясный, немного пугающий. Она больше не будет жертвой. Она будет бороться. За свой дом, за свою жизнь, за свое достоинство. Она встала с холодного кафельного пола, умыла лицо и посмотрела на свое отражение. Из зеркала на нее смотрела другая женщина — с горящими решимостью глазами. Хватит слез. Пришло время действовать.
***
План Таисьи был прост и дерзок. Она больше не собиралась прятаться и плакать. Она решила встретить врага лицом к лицу, но не скандалами, а холодной логикой. На следующий день, собрав всю свою волю в кулак, она вышла из квартиры. Она знала, что Эльвира обязательно появится. Так и случилось. Увидев Таю, та расплылась в своей фирменной ядовитой улыбке.
— О, какие люди! Решила подышать свежим воздухом перед выселением? Правильно, правильно. Осталось всего два дня.
Тая остановилась и посмотрела ей прямо в глаза. Спокойно, без ненависти, почти с любопытством.
— Эльвира, я хочу поговорить с тобой.
Такая перемена в поведении удивила любовницу. Она ожидала чего угодно — слез, криков, проклятий, — но не этого ледяного спокойствия.
— Мне не о чем с тобой говорить. Я все сказала твоему муженьку.
— А я не о нем, — отрезала Тая. — Я о ребенке. О «вашем» ребенке. Я готова уйти. Но при одном условии.
Эльвира недоверчиво прищурилась.
— Это каком еще условии?
— Мы все вместе — я, ты и Коля — идем в клинику. В ту, которую выберу я. Ты проходишь полное обследование у врача, сдаешь все анализы, делаешь УЗИ. И если беременность подтверждается, я в тот же день собираю чемодан и исчезаю из вашей жизни навсегда. Я даю тебе слово.
На лице Эльвиры промелькнула тень паники, но она тут же ее скрыла за маской возмущения.
— Что?! Ты мне не веришь?! Я тебе справку показывала! Ты смеешь сомневаться, что я ношу ребенка?! Да как ты можешь, бессердечная! Мне нельзя нервничать!
— Именно потому, что речь идет о ребенке, мы должны быть уверены во всем на сто процентов, — парировала Тая, не повышая голоса. — Это в твоих же интересах. Официальное заключение из независимой клиники станет твоей гарантией. Николай не сможет отвернуться от своего ребенка, имея на руках неопровержимые доказательства. Подумай об этом. Это справедливо по отношению ко всем. И в первую очередь — к малышу.
Аргументы Таи были железными. Эльвира на мгновение растерялась. Отказаться — значит, вызвать подозрения. Согласиться — значит, пойти на огромный риск, если ее блеф был именно блефом.
В это время Эльвира не сидела сложа руки. Она начала свою маленькую войну. По ночам из ее квартиры доносилась громкая музыка. Она «случайно» сталкивалась с Николаем на парковке, пыталась завести с ним разговор, жалуясь на плохое самочувствие. Она распускала слухи среди соседей. Сердобольная старушка с первого этажа уже успела посмотреть на Таю с осуждением: «Слыхала я, деточка, грех-то какой… Мужик твой оступился, конечно, но дите-то при чем? А ты их из дома гонишь… Не по-людски это». Тая стискивала зубы и проходила мимо. Она знала, что это тоже часть игры Эльвиры, часть давления.
Вечером Тая изложила свой план Николаю. Он сидел на диване, понурив голову, и слушал. Когда она закончила, он поднял на нее глаза, и в них впервые за эти дни промелькнула надежда.
— Ты… ты думаешь, она врет?
— Я не знаю, — честно ответила Тая. — Но я хочу это проверить. Я больше не могу жить в этом кошмаре, Коля. Я схожу с ума от неизвестности. Это наш единственный шанс узнать правду. Ты со мной?
В этот момент решалась не только судьба квартиры. Решалась судьба их брака. Если бы он сейчас отказался, это стало бы последней каплей.
Николай медленно кивнул.
— Да. Да, Тая. Ты права. Мы должны это сделать. Я пойду с тобой.
— Нет, — твердо сказала Тая. — Ты поговоришь с ней сам. Ты должен поставить ей это условие. Жестко и безапелляционно. Это твой долг. И перед ней, и передо мной. Скажи ей, что это твое окончательное решение. Либо мы идем в клинику завтра же, либо она не получает ничего. Ни квартиры, ни денег, ни твоего участия в жизни ребенка. Вообще ничего.
Николай побледнел. Ему предстоял самый трудный разговор в его жизни. Он боялся гнева Эльвиры, ее слез, ее обвинений. Но взгляд Таи был настолько твердым и решительным, что он понял: пути назад нет. Он поднялся с дивана.
— Хорошо. Я поговорю с ней. Прямо сейчас.
Он вышел из квартиры, и Тая услышала, как он позвонил в дверь напротив. Она припала ухом к своей двери, затаив дыхание. Сначала она слышала возмущенный голос Эльвиры, переходящий в визг. Потом — непривычно твердый и громкий голос Коли. Он повторял одно и то же, как заведенный: «Завтра. В десять утра. Клиника на Садовой. Либо так, либо никак». Их перепалка длилась минут десять. Тая слышала слова «шантаж», «унижение», «бесчувственные твари». Потом раздался звук пощечины, и все стихло. Через минуту в замке провернулся ключ.
Николай вошел в квартиру. На его щеке алел след от удара. Он посмотрел на Таю.
— Она согласилась, — глухо сказал он. — Завтра в десять.
Впереди их ждал день, который должен был либо окончательно их уничтожить, либо дать призрачный шанс на спасение. Тая кивнула. Впервые за много дней она почувствовала не страх, а странное, холодное спокойствие. Что бы ни случилось завтра, эта пытка неизвестностью наконец закончится.
***
Утро было серым и промозглым, под стать настроению. Тая не спала всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху. Николай тоже ворочался на диване в гостиной. Они встретились на кухне, как два незнакомца. Молча выпили кофе. В 9:45 они вышли на лестничную клетку. Дверь напротив тут же открылась. Вышла Эльвира. Она была бледна, под глазами залегли темные тени. От ее вчерашней самоуверенности не осталось и следа. Она была одета в темное бесформенное пальто, словно пытаясь спрятаться.
— Поехали, — бросила она, не глядя на них, и пошла к лифту.
Всю дорогу до клиники они молчали. Тая сидела на заднем сиденье и смотрела в окно на проплывающие мимо мокрые улицы. Николай за рулем был напряжен, его костяшки на руле побелели. Эльвира сидела рядом с ним, вжавшись в кресло. Атмосфера в машине была удушающей. Тая выбрала клинику на другом конце города — известную, с хорошей репутацией, где у них не могло быть никаких знакомых. Она записала Эльвиру к одному из лучших гинекологов, профессору с многолетним стажем.
В холле клиники было тихо и светло. Приятная девушка в регистратуре попросила паспорт Эльвиры. Та протянула его дрожащей рукой.
— Вам к доктору Орловой, кабинет 302. Пройдите, пожалуйста, она вас уже ждет.
Николай шагнул было за Эльвирой, но Тая остановила его.
— Мы подождем здесь.
Она хотела, чтобы Эльвира осталась с врачом один на один, без давления и свидетелей. Они сели на диванчик в коридоре. Минуты тянулись мучительно долго. Каждая казалась вечностью. Тая смотрела на закрытую дверь кабинета и пыталась угадать, что происходит там, за ней. Николай сидел рядом, уставившись в одну точку на полу. Он выглядел постаревшим на десять лет.
Прошло двадцать минут. Тридцать. Сорок. Наконец, дверь кабинета открылась, и на пороге появилась медсестра.
— Николай и Таисья? Профессор Орлова просит вас зайти.
У Таи замерло сердце. Они вошли в просторный кабинет. Эльвира сидела на стуле в углу, съежившись и закрыв лицо руками. Она плакала. За столом сидела пожилая, интеллигентная женщина в белом халате с добрыми, но строгими глазами — профессор Орлова. Она внимательно посмотрела сначала на Таю, потом на Николая.
— Присаживайтесь, — сказала она спокойным голосом.
Они сели. Профессор сделала паузу, потом вздохнула.
— Я пригласила вас, потому что ситуация, скажем так, неординарная. Ваша… знакомая, — она кивнула в сторону Эльвиры, — обратилась ко мне с жалобой на плохое самочувствие на фоне заявленной ею беременности. Я провела осмотр и экспресс-анализы.
Она снова сделала паузу, подбирая слова.
— Дело в том, что… никакой беременности нет. И не было в последние несколько месяцев. Гормональный фон в норме, УЗИ не показывает абсолютно никаких признаков плодного яйца. Пациентка полностью здорова.
Тишина в кабинете стала оглушительной. Тая почувствовала, как по ее телу разливается волна облегчения, такая сильная, что у нее закружилась голова. Она посмотрела на Николая. Он сидел с открытым ртом, его лицо выражало крайнюю степень изумления.
— Но… справка… — пролепетал он.
В этот момент Эльвира зарыдала в голос. Громко, истерично, как ребенок.
— Я… я не хотела! — всхлипывала она сквозь слезы. — Он бросил меня! Он обещал, а потом просто вышвырнул! Я так его любила! Я просто хотела его вернуть… хотела отомстить ей… — она злобно посмотрела на Таю. — Я думала, он испугается и вернется ко мне… Я не знала, что все так зайдет… Простите…
Слушать ее было одновременно и жалко, и противно. Весь ее выстроенный план рухнул в одночасье, и под маской хищницы оказалась просто несчастная, озлобленная женщина.
Николай медленно поднялся. Он подошел к Эльвире и посмотрел на нее сверху вниз. В его взгляде больше не было ни вины, ни страха. Только холодное презрение.
— Убирайся, — сказал он тихо и жестко. — И чтобы к вечеру твоего духа не было в нашем доме. Если я увижу тебя еще раз, я лично напишу заявление в полицию за шантаж и мошенничество. Ты меня поняла?
Эльвира испуганно кивнула, продолжая всхлипывать.
Тая тоже встала. Ноги были ватными. Напряжение последних недель отпустило ее, и на смену ему пришла оглушающая слабость. Комната вдруг поплыла у нее перед глазами, пол ушел из-под ног.
— Тая! — услышала она испуганный крик Николая, и последнее, что она увидела, было обеспокоенное лицо профессора Орловой, прежде чем провалиться в темноту.
***
Таисья очнулась от резкого запаха нашатыря. Она лежала на кушетке в том же кабинете, голова раскалывалась. Рядом суетилась медсестра, а над ней склонились два встревоженных лица — Николая и профессора Орловой.
— Тая! Ты как? Слава богу, очнулась, — голос мужа дрожал. Он выглядел смертельно напуганным.
— Что… что случилось? — прошептала она.
— Вы потеряли сознание, — мягко сказала профессор. — Обычный обморок на фоне сильного стресса. Но я бы хотела на всякий случай взять у вас анализы. Медсестра сейчас возьмет у вас кровь, это займет пару минут.
Тая безропотно позволила взять кровь. Мысли в голове путались. Эльвира… обман… все это казалось каким-то дурным сном. Пока медсестра убирала пробирки, профессор участливо спросила:
— Таисья, скажите, а когда у вас в последний раз была менструация? Вы не следите за циклом?
Тая задумалась. Последние недели были таким кошмаром, что она совершенно потеряла счет времени. Она попыталась вспомнить. И с ужасом поняла, что задержка у нее уже около двух недель. Но она была так поглощена драмой с Эльвирой, что даже не обратила на это внимания, списывая все на стресс.
— Кажется… недели две назад должны были быть, — неуверенно ответила она.
Профессор Орлова понимающе кивнула.
— Я так и думала. Что ж, давайте не будем гадать. Результаты экспресс-теста крови будут готовы через пятнадцать минут. А пока просто полежите и отдохните.
Николай сел на стул рядом с кушеткой и взял Таю за руку. Его ладонь была холодной и влажной. Он молчал, просто смотрел на нее взглядом, полным раскаяния и нежности, какой она не видела уже очень давно. Эльвиру из кабинета уже вывели. Их драма закончилась, но что будет с ними дальше, было совершенно непонятно.
Эти пятнадцать минут ожидания показались им вечностью. Они молчали, но это молчание было другим — не враждебным, а зыбким, наполненным невысказанными вопросами. Наконец, в кабинет снова вошла профессор Орлова. В руках у нее был листок с результатами. Она улыбалась.
— Ну что ж, молодые люди, — сказала она, и в ее голосе звучали теплые нотки. — Кажется, сегодняшний день богат на сюрпризы. И на этот раз — на хорошие.
Она посмотрела на Таю.
— Таисья, я вас поздравляю. Вы беременны. Срок — шесть-семь недель. Ваш обморок и недомогание — это классические признаки раннего токсикоза, усугубленного сильным нервным напряжением.
Мир замер. Тая смотрела на профессора и не могла поверить своим ушам. Беременна? Она? Они с Колей пытались завести ребенка почти два года, но ничего не получалось. Они уже почти отчаялись, решив отложить этот вопрос. И вот теперь…
Она перевела взгляд на Николая. Он сидел абсолютно неподвижно, его глаза были широко раскрыты. По его щеке медленно скатилась слеза. Одна. Вторая. Он не вытер их. Он просто смотрел на Таю, и в его взгляде было столько всего — шок, неверие, раскаяние и безграничное, всепоглощающее счастье.
— Беременна… — прошептал он, словно пробуя слово на вкус. — Тая… Тая ты беременна…
И в этот момент слезы хлынули из ее глаз — слезы облегчения, шока, радости и все еще не утихшей боли. Она заплакала, и Николай, подойдя к кушетке, крепко обнял ее, зарывшись лицом в ее волосы.
— Прости меня, — шептал он сквозь собственные слезы. — Прости, родная моя… за все… Я такой… такой дурак…
— Я тоже… я тоже буду мамой… — всхлипывала Тая, обнимая его в ответ.
Они плакали вместе, не стесняясь ни врача, ни медсестры. Это были слезы очищения. Вся грязь, ложь и боль последних недель смывались этим потоком, оставляя после себя только одно — чудо новой жизни. Их общей, настоящей жизни.
Профессор Орлова, деликатно подождав, пока первая волна эмоций схлынет, протянула Тае стакан воды.
— Вам сейчас нужно беречь себя как никогда. Никаких стрессов. Только покой и положительные эмоции. Я выпишу вам витамины и дам все необходимые рекомендации. И жду вас на плановый осмотр через две недели.
Она говорила еще что-то важное про питание, про режим дня, но Тая почти не слышала ее. Она смотрела на Николая, а он — на нее. И в этот момент они поняли, что, несмотря на страшную трещину, которая прошла через их брак, у них появился шанс. Шанс все исправить, все построить заново. И этот шанс сейчас был размером всего в несколько миллиметров, но он был дороже всего на свете.
***
Домой они ехали в совершенно другой тишине. Это была не гнетущая тишина отчуждения и не напряженная тишина ожидания, а светлая, немного испуганная тишина осознания чуда. Николай вел машину одной рукой, а второй крепко держал руку Таи. Он то и дело подносил ее ладонь к губам и целовал, как величайшую драгоценность. Тая смотрела на свой еще абсолютно плоский живот и не могла поверить, что внутри нее теперь бьется крошечное сердечко. Их ребенок. Настоящий.
Когда они подъехали к дому, на парковке уже не было машины Эльвиры. Поднявшись на свой этаж, они увидели, что дверь квартиры напротив закрыта. Внутри была тишина. Эльвира сбежала, не дожидаясь вечера, и Тая почувствовала огромное облегчение. Кошмар действительно закончился.
Они вошли в свою квартиру, и впервые за много недель Тая почувствовала, что она снова дома. В своей крепости. Николай сразу прошел на кухню и поставил чайник. Он суетился, заваривал для Таи какой-то травяной чай, который посоветовала профессор, доставал из холодильника фрукты. Он смотрел на нее с такой заботой и обожанием, что у Таи снова навернулись на глаза слезы.
Они сели за кухонный стол, на котором всего несколько дней назад лежал поддельный ультиматум. Теперь все было иначе.
— Тая, — начал Николай, его голос был тихим и серьезным. — Я знаю, что простого «прости» недостаточно. Я знаю, что рана, которую я тебе нанес, очень глубокая. И я не знаю, сколько времени понадобится, чтобы она зажила. Может быть, годы. Может быть, ты так и не сможешь простить меня до конца.
Он тяжело вздохнул.
— Я не прошу тебя забыть. Это невозможно. Я прошу дать мне шанс. Шанс доказать тебе, что я изменился. Что тот идиот, который чуть не разрушил наши жизни, остался в прошлом. Я хочу быть мужем, которого ты заслуживаешь. И отцом, которым наш ребенок будет гордиться. Я сделаю для этого все. Все, что ты скажешь.
Тая молча смотрела на него. Она видела, что он не играет. Его раскаяние было искренним. Но и ее боль была настоящей. Она не могла просто щелкнуть пальцами и сделать вид, что ничего не было.
— Я не знаю, Коля, — честно ответила она. — Я не знаю, смогу ли я снова тебе доверять. Мне страшно. Но… — она положила руку себе на живот, — теперь у нас есть причина попытаться. Не ради меня. Не ради тебя. Ради него. Или нее.
Николай благодарно кивнул. Он понял, что это максимум, на что он мог сейчас рассчитывать. И он был благодарен даже за этот крошечный кредит доверия.
Вечером, впервые за долгое время, он не пошел спать на диван. Он робко вошел в спальню. Тая уже лежала в постели. Он лег на самый краешек, боясь нарушить ее пространство.
— Я люблю тебя, Тая, — прошептал он в темноту. — Я всегда любил только тебя. А то, что было… это была страшная ошибка, помутнение рассудка, за которое я буду расплачиваться всю жизнь.
Тая промолчала. Но когда он, думая, что она уже спит, отвернулся к стене, она тихонько подвинулась к нему и положила свою голову ему на плечо. Он вздрогнул от неожиданности, а потом осторожно, боясь спугнуть этот хрупкий мир, обнял ее.
Так они и лежали в тишине, обнявшись, посреди их разрушенного и одновременно заново рождающегося мира. Они оба понимали, что впереди их ждет долгий и трудный путь. Путь восстановления доверия, прощения, исцеления. Им придется заново учиться говорить друг с другом, слышать друг друга, верить друг другу. Трещина в их браке была слишком глубокой, чтобы исчезнуть бесследно. Она навсегда останется шрамом, напоминанием о том, как легко можно все разрушить.
Но сейчас, лежа в темноте и слушая ровное дыхание друг друга, они чувствовали не только боль. Они чувствовали надежду. Надежду на то, что из руин их прошлого можно построить новое будущее. Другое, не такое безоблачное и наивное, как раньше, но, возможно, более крепкое и осознанное. Будущее, в центре которого будет новая жизнь — символ их прощения и их второго шанса. И эта надежда согревала их лучше любого одеяла. Их история не закончилась. Она только начиналась.
