— Твоя мать украла мои сбережения на свадьбу! Все до копейки! И она думает, что я не узнаю! — Марина ворвалась в квартиру, хлопнув дверью с такой силой, что задрожали стёкла в серванте.
Павел оторвался от телевизора, где как раз показывали финал футбольного матча. На его лице отразилось искреннее недоумение. Он потянулся за пультом, убавил звук и повернулся к невесте, которая стояла в дверном проёме, тяжело дыша. Её обычно аккуратно уложенные волосы растрепались, а в глазах горел такой огонь, что Павел невольно отодвинулся на диване подальше.
— Марин, ты о чём? Какие сбережения? Мама вообще не знает, где мы храним деньги на свадьбу.
Марина прошла в комнату, бросила сумку на кресло и повернулась к нему. На её лице не было слёз, только холодная решимость человека, загнанного в угол.
— Не знает? Серьёзно? А кто тогда забрал конверт из моей тумбочки? Кто вообще знал про эту тумбочку, кроме нас с тобой? Твоя драгоценная Антонина Петровна была у нас вчера, пока меня не было дома. Ты сам мне сказал, что пустил её погреться после рынка. И сегодня утром я обнаружила, что конверта нет. Совпадение?
Павел встал с дивана, его брови сошлись на переносице. Он подошёл к Марине, пытаясь взять её за руки, но она отступила назад.
— Подожди, подожди. Ты хочешь сказать, что моя мать, которая всю жизнь меня воспитывала одна, которая последнюю рубашку готова отдать, вдруг стала воровкой? Марина, ты слышишь, что говоришь?
— Я говорю то, что вижу! Двести тысяч рублей исчезли! Двести тысяч, которые мы откладывали полтора года! И исчезли они после визита твоей матери!
Павел покачал головой, на его лице появилась снисходительная улыбка, которая ещё больше взбесила Марину.
— Может, ты сама куда-то переложила и забыла? У тебя на работе сейчас аврал, ты приходишь уставшая. Могла и перепутать.
— Перепутать двести тысяч? — голос Марины стал ледяным. — Паша, я каждую неделю проверяла этот конверт, добавляла туда деньги. Вчера утром, перед работой, я отложила туда ещё пять тысяч. А вечером конверта уже не было.
— Но это же абсурд! — Павел начал ходить по комнате. — Мама никогда бы так не поступила! Она же знает, как мы готовимся к свадьбе, как это для нас важно!
— Именно поэтому она это и сделала, — Марина села на стул, её голос стал тише, но от этого ещё более пугающим. — Она не хочет, чтобы мы поженились. Она делала всё, чтобы нас разлучить. Помнишь, как она случайно перепутала даты и назначила свой юбилей на день нашей помолвки? Как она внезапно заболевала каждый раз, когда мы планировали поехать знакомиться с моими родителями? А теперь это.
Павел остановился и повернулся к ней. На его лице больше не было улыбки, только растущее раздражение.
— Ты параноишь, Марина. Мама просто переживает, что я женюсь, это нормально для любой матери. Но воровать? Никогда! Это исключено!
— Тогда где деньги, Паша? Где наши сбережения?
— Не знаю! Но точно не у мамы! Может, кто-то из твоих подруг знал? Ты же любишь всем рассказывать о наших планах.
Марина встала так резко, что стул отъехал назад.
— Теперь ты обвиняешь моих подруг? Которые ни разу не были в нашей спальне? Браво, Паша! Отличная защита!
Их спор становился всё громче. Соседи за стенкой уже начали недовольно стучать, но ни Марина, ни Павел этого не замечали. Они стояли друг напротив друга, как два бойца на ринге, готовые нанести решающий удар.
— Знаешь что? — вдруг сказала Марина, и в её голосе появились странные нотки. — Давай проверим.
— Что проверим? — настороженно спросил Павел.
— Давай поедем к твоей маме прямо сейчас. Спросим напрямую.
Павел фыркнул.
— И что? Ты думаешь, она признается в том, чего не делала? Это только её обидит!
— Если она невиновна, то обижаться не на что. Просто спросим, не видела ли она конверт. Всё честно и открыто.
Павел колебался. С одной стороны, он был уверен в невиновности матери. С другой — понимал, что отказ выглядел бы подозрительно.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Поехали. Но когда выяснится, что ты ошибалась, ты извинишься перед ней. И перед мной.
— Договорились, — кивнула Марина.
Они ехали в маршрутке молча. Павел смотрел в окно, мысленно репетируя, как деликатно задать матери этот вопрос. Марина сидела с каменным лицом, сжимая в руках телефон.
Антонина Петровна жила в старой пятиэтажке на окраине города. Когда они поднялись на третий этаж, Павел достал свои ключи, но Марина остановила его.
— Позвони в дверь. Пусть она откроет сама.
Павел нахмурился, но послушался. Через минуту за дверью послышались шаги, звякнула цепочка, и дверь приоткрылась.
— Пашенька! — лицо Антонины Петровны расплылось в улыбке. — И Марина! Какими судьбами? Проходите, проходите!
Она распахнула дверь шире, и они вошли в прихожую. Квартира была маленькой, но уютной. Везде стояли фотографии Павла в разном возрасте: вот он первоклассник с огромным букетом, вот выпускник университета, вот на даче с удочкой.
— Чай будете? У меня как раз пирог яблочный в духовке, — засуетилась Антонина Петровна.
— Мам, мы ненадолго, — сказал Павел, нервно переминаясь с ноги на ногу. — У нас к тебе вопрос.
— Вопрос? — она повернулась к ним, и Марина заметила, как её взгляд на секунду стал настороженным. — Что случилось?
— Антонина Петровна, — начала Марина, не давая Павлу заговорить. — Вы вчера были у нас дома, пока меня не было. Вы не видели в нашей спальне конверт? Белый, плотный, в тумбочке у кровати?
Лицо пожилой женщины не изменилось. Она посмотрела на Марину с искренним недоумением.
— Конверт? Нет, милая, я в вашу спальню даже не заходила. Посидела на кухне, чай попила и ушла. А что, пропал?
— Да, пропал. Там были наши сбережения на свадьбу, — Марина внимательно следила за её реакцией.
— Ой, какой ужас! — Антонина Петровна всплеснула руками. — Двести тысяч, да? Пашенька мне рассказывал, как вы копите. Может, воры? Сейчас такое время, везде лазают.
Марина похолодела. Она не говорила сумму. Откуда Антонина Петровна знает, что там было именно двести тысяч?
— Я не называла сумму, — медленно произнесла она.
Антонина Петровна на мгновение замерла, а потом рассмеялась.
— Ну как же, Пашенька говорил на прошлой неделе, что вы уже почти собрали нужную сумму. Двести тысяч на свадьбу и отложенные деньги на медовый месяц. Я же не глухая, всё помню!
Павел облегчённо выдохнул.
— Вот видишь, Марина? Я же говорил. Мам, извини, что мы тебя потревожили с такими вопросами.
Но Марина не сдавалась. Что-то в поведении Антонины Петровны казалось ей неестественным. Слишком спокойной она была для человека, которого практически обвинили в воровстве.
— Антонина Петровна, а можно мне в ванную? — вдруг спросила Марина.
— Конечно, милая, ты же знаешь где.
Марина прошла по коридору, но вместо ванной свернула в спальню Антонины Петровны. Сердце бешено колотилось. Она знала, что у неё есть всего несколько секунд. Её взгляд скользнул по комнате: старый шкаф, комод, кровать с множеством подушек. И тут она увидела: из-под кровати выглядывал краешек чего-то белого.
Марина быстро наклонилась и вытащила предмет. Это был конверт. Их конверт. Она открыла его — внутри были деньги, все двести тысяч. Руки задрожали. Она услышала шаги в коридоре и быстро сунула конверт за пазуху.
— Марина, ты где? — голос Павла звучал обеспокоенно.
Она вышла из спальни, держась за живот.
— Извините, мне нехорошо стало. Паша, поехали домой.
Антонина Петровна смотрела на неё внимательно, и Марина поняла, что та всё поняла. В глазах пожилой женщины мелькнуло что-то хищное, но тут же исчезло за маской заботы.
— Может, водички? Или валерьянки?
— Нет, спасибо. Паша, пойдём.
Павел растерянно посмотрел на мать, потом на невесту.
— Мам, мы потом зайдём, хорошо?
— Конечно, Пашенька. Береги её.
Они вышли на лестничную площадку, и Марина практически бегом спустилась вниз. Павел едва успевал за ней.
— Марина, что случилось? Ты такая бледная!
Она остановилась только на улице, тяжело дыша. Потом медленно вытащила конверт из-за пазухи.
— Вот что случилось, Паша.
Павел смотрел на конверт, не веря своим глазам.
— Это… это наши деньги? Но как? Где ты их нашла?
— Под кроватью твоей святой матери.
Мир Павла рухнул. Он стоял, глядя на конверт, и не мог произнести ни слова. Потом его лицо исказилось.
— Не может быть. Ты подбросила! Ты принесла с собой и сделала вид, что нашла!
Марина отшатнулась, как от пощёчины.
— Что? Паша, ты серьёзно?
— А что мне думать? Мама не могла этого сделать! Значит, это твоя подстава!
— Подстава? Я подбросила НАШИ деньги под кровать твоей матери, чтобы потом их найти? Паша, ты слышишь, что говоришь?
— Я не знаю, зачем ты это сделала! Может, хотела поссорить меня с мамой! Ты всегда её недолюбливала!
Марина смотрела на него, и в её глазах медленно угасала последняя надежда. Она видела перед собой не мужчину, которого любила, а испуганного мальчика, готового на любую ложь, лишь бы защитить свою иллюзию.
— Знаешь что, Паша? — сказала она устало. — Поднимись обратно к маме. Спроси её сам. Может, она тебе расскажет правду.
— Не нужно мне ничего спрашивать! Я знаю правду!
— Тогда я поднимусь и спрошу при тебе.
Марина развернулась и пошла обратно к подъезду. Павел догнал её и схватил за руку.
— Не смей! Ты не будешь её унижать!
— Я буду унижать? Она украла наши деньги, а унижаю её я?
Они снова поднялись наверх. Антонина Петровна открыла сразу, будто ждала у двери.
— Забыли что-то?
Марина молча протянула ей конверт. Антонина Петровна посмотрела на него и усмехнулась.
— И что это?
— Это то, что я нашла под вашей кроватью. Наши свадебные деньги.
Антонина Петровна перевела взгляд на сына.
— Пашенька, твоя невеста совсем с ума сошла. Обвиняет меня в воровстве, подбрасывает какие-то конверты.
— Мам, — голос Павла дрогнул. — Скажи мне правду. Ты брала эти деньги?
Антонина Петровна выпрямилась, и маска доброй старушки слетела с её лица.
— А если и брала? Это для твоего же блага! Она тебе не пара, Пашенька! Я хотела отложить свадьбу, чтобы ты успел одуматься!
Тишина, которая последовала за этими словами, была оглушительной. Павел стоял между матерью и невестой, и его лицо было белым как мел.
— Мам… — прошептал он. — Как ты могла?
— Я твоя мать! Я имею право защищать тебя от ошибок! Эта девица тебя околдовала! Посмотри на неё — она даже сейчас строит из себя жертву! А через год бросит тебя и заберёт половину имущества!
Марина покачала головой.
— Антонина Петровна, я люблю вашего сына. Любила. Но вы правы в одном — свадьбы не будет.
Она повернулась к Павлу.
— Ты сделал свой выбор ещё до того, как узнал правду. Ты выбрал её. И даже сейчас, когда она призналась, ты всё ещё ищешь оправдания. Я вижу это в твоих глазах.
— Марина, подожди, давай поговорим…
— О чём? О том, как твоя мать будет вмешиваться в нашу жизнь? Как она будет решать, где нам жить, как воспитывать детей? Как ты каждый раз будешь вставать на её сторону?
Она протянула ему конверт.
— Возьми. Это твои деньги. Ты вкладывал больше. Мою часть я заберу потом.
— Марина, не уходи! Мам, скажи что-нибудь!
Антонина Петровна пожала плечами.
— Что говорить? Я сделала то, что считала правильным. И не жалею. Она не достойна тебя, Пашенька.
Марина пошла к лестнице. Павел бросился за ней.
— Марина! Давай обсудим! Я поговорю с мамой, она извинится!
Марина остановилась и повернулась к нему.
— Паша, дело не в извинениях. Дело в том, что ты до последнего не верил мне. Даже когда я нашла деньги, ты обвинил меня в подставе. Какая может быть семья без доверия?
— Но я люблю тебя!
— И свою мать тоже любишь. Но нас двоих в твоей жизни не поместится. Она этого не допустит. А ты не сможешь ей противостоять.
Она спустилась по лестнице, оставив Павла стоять на площадке с конвертом в руках. Из квартиры выглянула Антонина Петровна.
— Пашенька, иди домой. Я суп сварила, твой любимый.
Павел посмотрел на мать, потом на лестницу, где только что исчезла Марина.
— Мам, что ты наделала?
— Спасла тебя, сыночек. Спасла от ошибки. Ты мне ещё спасибо скажешь.
Павел прошёл мимо неё в квартиру и сел на кухне. Перед ним стояла тарелка супа, но есть он не мог. В голове крутились слова Марины: «Ты сделал свой выбор ещё до того, как узнал правду.»
Вечером он позвонил Марине. Потом ещё раз. И ещё. Она не брала трубку. Он поехал к её подруге, но та сказала, что Марина не хочет его видеть.
Через неделю он узнал, что Марина уволилась с работы и уехала в другой город. Она не оставила адреса, не попрощалась. Просто исчезла из его жизни, забрав с собой все их общие планы и мечты.
Антонина Петровна пыталась утешить сына.
— Не переживай, Пашенька. Найдёшь себе девушку получше. Хорошую, послушную, которая будет уважать твою мать.
Павел молчал. Он смотрел на конверт с деньгами, который так и лежал нетронутым на столе. Двести тысяч рублей. Цена его счастья. Цена доверия. Цена любви.
Прошёл месяц. Павел продолжал ходить на работу, возвращаться домой, ужинать у матери. Антонина Петровна расцвела — сын снова был только её. Она готовила его любимые блюда, рассказывала новости, иногда намекала на дочку своей подруги — такая хорошая девушка, скромная, тихая.
Но Павел словно выключился. Он механически выполнял привычные действия, но внутри была пустота. Однажды вечером, сидя у матери на кухне, он вдруг спросил:
— Мам, а ты хоть раз подумала о моём счастье? Не о том, что ты считаешь моим счастьем, а о том, чего хотел я?
Антонина Петровна удивлённо посмотрела на него.
— Конечно, думала! Я же мать! Я всегда знаю, что для тебя лучше!
— Всегда знаешь, — повторил Павел. — А меня ты спросить не пробовала?
— Зачем спрашивать? Ты же мой сын, я тебя вырастила, я тебя знаю лучше, чем ты сам себя знаешь!
Павел встал из-за стола.
— Знаешь что, мам? Марина была права. В моей жизни не помещаются две женщины. И я сделал выбор. Неправильный выбор.
Он пошёл к выходу. Антонина Петровна бросилась за ним.
— Пашенька, ты куда? Ужин же не доел!
— Я больше не приду, мам.
— Как это не придёшь? А кто обо мне позаботится?
Павел обернулся. В его глазах была усталость и боль.
— Ты прекрасно о себе заботилась все эти годы. Справишься и дальше.
— Но я же твоя мать!
— Да, ты моя мать. И ты украла у меня счастье. Украла любовь. Украла будущее. И самое страшное — заставила меня предать человека, который мне доверял.
Он вышел, оставив Антонину Петровну стоять в дверях. Она кричала ему вслед, грозила, плакала. Но Павел не обернулся.
Дома его ждал всё тот же конверт с деньгами. Он взял его, долго смотрел, а потом пошёл на кухню и поджёг над газовой плитой. Бумажки горели медленно, скручиваясь и чернея. Двести тысяч рублей превращались в пепел.
Соседи потом рассказывали, что видели, как он выбрасывал горящие деньги в окно, и они летели вниз, как осенние листья, догорая на лету. Кто-то даже пытался их ловить, но они рассыпались в прах от прикосновения.
На следующий день Павел тоже уволился и уехал из города. Говорят, он поехал искать Марину. Найдёт ли — неизвестно. Но Антонина Петровна осталась одна в своей маленькой квартире, среди фотографий сына, который больше никогда не придёт на её воскресный ужин. Она получила то, чего хотела — разлучила сына с невестой. Но вместе с невестой потеряла и сына.
А конверт — другой, новый — Марина нашла под дверью своей съёмной квартиры в другом городе через три месяца. В нём было письмо: «Прости меня. Я понял слишком поздно. Если ты дашь мне второй шанс, я буду ждать тебя в нашем месте, каждое воскресенье, в три часа. Буду ждать столько, сколько потребуется. П.»
Марина долго стояла с этим письмом в руках. Потом сложила его, убрала в ящик стола и пошла готовить ужин. В следующее воскресенье она никуда не пошла. И в следующее тоже. Но на третье воскресенье, в три часа, она стояла в парке у фонтана, где они когда-то впервые поцеловались.
Павла там не было. Она подождала пятнадцать минут и уже собралась уходить, когда увидела его. Он сидел на скамейке неподалёку, сгорбившись, постаревший и осунувшийся. Он не видел её — смотрел в землю.
Марина постояла, глядя на него, потом развернулась и ушла. Некоторые мосты, когда они сожжены, восстановить невозможно. Даже если очень хочется. Даже если до сих пор любишь.
Павел так и не узнал, что она приходила. Он продолжал приходить каждое воскресенье ещё полгода, пока однажды не встретил там её подругу, которая сказала, что Марина вышла замуж и переехала в другую страну. Была ли это правда или милосердная ложь — неизвестно.
А Антонина Петровна до конца своих дней рассказывала соседкам, какая плохая девушка была у её Пашеньки и как хорошо, что он от неё избавился. Соседки кивали и сочувствовали, но за глаза называли её ведьмой, которая сама разрушила счастье сына. Потому что правда всегда становится известной. Рано или поздно. Всегда.
