— Вот опять невестка не приехала! Специально меня игнорирует! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину дачного участка, заставив Надежду вздрогнуть и пролить горячий чай себе на руку.
Григорий Михайлович, муж Надежды, сидел напротив и делал вид, что читает газету, хотя она видела, как его глаза остановились на одной строчке уже минут пять назад. Рядом за столом восседала Лидия Петровна — его мать, женщина семидесяти лет с идеально уложенными седыми волосами и взглядом, способным превратить в лёд любую попытку возражения.
— Мам, Надя работает. У неё проект горит, — попытался вступиться Григорий, но голос его звучал неуверенно.
— Работает она! — фыркнула свекровь. — Все работают, но семью не забывают. Вот Маришка, жена Володи, каждые выходные с нами. И борщ готовит, и в огороде помогает. А эта твоя…
Надежда сжала кулаки под столом. «Эта твоя» — так свекровь называла её уже третий год после свадьбы. Никогда по имени, никогда «невестка» или «Надюша». Только «эта твоя» или «она».
История их взаимной неприязни началась с первой же встречи. Лидия Петровна тогда окинула будущую невестку оценивающим взглядом и произнесла: «Худенькая какая-то. И готовить, наверное, не умеет». Надежда тогда улыбнулась и ответила, что действительно предпочитает заказывать еду или есть в кафе. Это было честно, но оказалось роковой ошибкой.
С тех пор каждая встреча превращалась в пытку. Свекровь находила тысячу поводов для критики: квартира недостаточно чистая, обеды недостаточно сытные, внуков до сих пор нет, работа отнимает слишком много времени. Григорий пытался лавировать между двух огней, но чаще выбирал позицию страуса — головой в песок и делать вид, что ничего не происходит.
— Я же просила только об одном, — продолжала Лидия Петровна, обращаясь исключительно к сыну. — Чтобы на мой юбилей вы приехали заранее, помогли с подготовкой. Семьдесят пять лет — это не шутка. Может, последний юбилей в моей жизни.
Надежда закатила глаза. Свекровь обожала разыгрывать карту «последнего юбилея» уже лет пять подряд. При этом здоровье у неё было отменное — каждое утро пробежка, йога три раза в неделю и никаких хронических болячек.
— Конечно, приедем, мам, — заверил Григорий. — За неделю до праздника, как ты и просила.
Надежда резко повернулась к мужу. Они об этом не говорили. У неё на ту неделю назначена важная презентация, от которой зависело повышение. Но Григорий избегал её взгляда, уткнувшись в газету.
Вечером, когда они вернулись домой, разразился скандал.
— Ты даже не спросил меня! — Надежда ходила по кухне, размахивая руками. — Просто взял и пообещал!
— Надь, ну это же мама. Юбилей. Один раз в пять лет.
— Один раз? Да она каждый месяц что-то празднует! То день рождения кота, то годовщину покупки дачи, то именины соседки! И каждый раз мы должны всё бросить и мчаться к ней!
— Она одинокая женщина…
— Одинокая? У неё три сына, пять внуков и целая армия подруг! Просто ей нравится командовать, а ты позволяешь ей вить из тебя верёвки!
Григорий молчал, и это молчание бесило Надежду больше любых слов. Она знала, что завтра он позвонит матери и подтвердит их приезд. А она будет вынуждена перенести презентацию или вообще от неё отказаться.
Неделя до юбилея пролетела как один день. Надежда пыталась договориться с начальством о переносе презентации, но получила жёсткий отказ. Либо она представляет проект в назначенный день, либо возможность уходит к её коллеге. Она попыталась ещё раз поговорить с Григорием, но тот лишь развёл руками: «Я уже пообещал маме. Не могу же я её подвести».
И вот настал день отъезда. Надежда собрала вещи, загрузила в машину продукты, которые заказала свекровь («Только не забудь муку именно этой марки, я другую не признаю!»), и они поехали. Всю дорогу она молчала, а Григорий пытался разрядить обстановку глупыми шутками и рассказами о работе.
Дача встретила их запахом свежескошенной травы и громким голосом Лидии Петровны, которая уже командовала младшим сыном Володей в огороде.
— О, приехали! — свекровь вышла им навстречу, вытирая руки о фартук. — Гриша, сыночек! Как я рада!
Она обняла сына, completely игнорируя Надежду, которая стояла рядом с пакетами продуктов.
— А это что? — Лидия Петровна кивнула на пакеты. — Я же список отправляла. Там было в два раза больше.
— Мы купили всё по списку, — сдержанно ответила Надежда.
— По списку? А где же сливки тридцатипроцентные? И сыр я просила определённый, голландский. Этот что, российский? Гриша, ну что за жена у тебя, даже в магазин нормально сходить не может!
Надежда почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Она точно помнила, что в списке не было никаких сливок. Но спорить было бесполезно — свекровь всегда переписывала историю так, как ей было удобно.
Следующие дни превратились в ад. Лидия Петровна командовала всеми, как генерал армией. Надежде доставались самые неприятные задания: чистить рыбу («Ты же у нас городская, тебе полезно научиться»), полоть грядки под палящим солнцем («Свежий воздух полезен, а то вы всё в своих офисах сидите»), мыть окна во всём доме («К юбилею всё должно блестеть»).
При этом Маришка, жена Володи, сидела в беседке и лепила пельмени, попивая холодный квас. Свекровь то и дело подходила к ней, хвалила за аккуратность и умение, громко приговаривая: «Вот это я понимаю — настоящая жена! Не то что некоторые».
Григорий видел всё это, но молчал. Когда Надежда пыталась с ним поговорить вечером, он отмахивался: «Потерпи ещё пару дней. Мама волнуется перед праздником, вот и нервничает».
На третий день случилось то, что переполнило чашу терпения. Надежда готовила салаты на кухне, когда услышала разговор свекрови с её подругами в соседней комнате. Дверь была приоткрыта, и каждое слово было отчётливо слышно.
— Не повезло моему Грише с женой, — вздыхала Лидия Петровна. — Такой хороший мальчик был, мог бы любую выбрать. А взял вот эту… бесплодную, наверное. Три года женаты, а внуков всё нет. Да и по дому никакая — ни готовить, ни шить, ничего не умеет. Сидит в своём офисе целыми днями, деньги считает. А семья? А муж? Я вот Грише уже намекнула — может, пора задуматься о разводе, пока не поздно. Ему всего тридцать пять, ещё успеет нормальную жену найти и детей родить.
Надежда застыла с ножом в руке. Кровь стучала в висках, руки дрожали от гнева. Но больше всего её поразило другое — среди голосов подруг она услышала покашливание Григория. Он был там. Он всё слышал. И молчал.
Она тихо положила нож, сняла фартук и вышла из кухни. Прошла мимо комнаты, где сидела свекровь с подругами, поднялась на второй этаж и начала собирать вещи. Руки всё ещё дрожали, но движения были чёткими и решительными.
— Ты куда? — Григорий появился в дверях спальни через десять минут.
— Домой.
— Но юбилей послезавтра…
— Мне всё равно.
— Надя, ну что ты как маленькая? Мама не со зла, она просто…
— Она просто что? — Надежда резко обернулась. — Просто назвала меня бесплодной? Просто посоветовала тебе развестись? Просто унижает меня третий год подряд, а ты делаешь вид, что ничего не происходит?
— Я поговорю с ней…
— Не надо. Ты уже три года собираешься поговорить. Знаешь что? Оставайся тут со своей мамочкой. Празднуйте юбилей. А я поеду делать то, что должна была сделать с самого начала — свою презентацию и свою карьеру.
Она застегнула сумку и направилась к двери. Григорий попытался её удержать, но она вырвалась.
— Если ты сейчас уйдёшь, мама этого не простит, — сказал он.
— А мне плевать, простит она или нет, — ответила Надежда. — Вопрос в другом — простишь ли ты мне то, что я больше не буду терпеть её хамство? И прости ли я тебе то, что ты всегда выбираешь её, а не меня?
Она спустилась вниз. В коридоре её уже ждала Лидия Петровна со своей свитой.
— Куда это ты собралась? — грозно спросила свекровь.
— Домой. У меня завтра важная презентация на работе.
— Какая ещё презентация? У меня юбилей! Ты обязана быть здесь!
— Я никому ничего не обязана, — спокойно ответила Надежда, глядя свекрови прямо в глаза. — Особенно женщине, которая называет меня бесплодной и советует своему сыну развестись.
Лидия Петровна побагровела.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать? Я тебя в свою семью приняла!
— Приняла? — Надежда рассмеялась. — Вы меня терпите, потому что я жена вашего сына. Но знаете что? Я больше не собираюсь играть в эти игры. Можете праздновать свой юбилей без меня. И все последующие тоже.
Она прошла мимо онемевшей свекрови и вышла из дома. Григорий догнал её у калитки.
— Надя, подожди! Ты же на машине приехала, как я отсюда уеду?
— Вызовешь такси. Или мама отвезёт. Или останешься тут навсегда — это твой выбор.
— Ты ставишь мне ультиматум?
— Нет, я просто ухожу. А ты решай сам, что для тебя важнее — жена или мамины юбилеи.
Она села в машину и уехала, не оглядываясь. В зеркале заднего вида мелькнула фигура Григория, стоящего у калитки, а за ним — грозный силуэт Лидии Петровны.
Дома Надежда приняла душ, заказала себе любимую пасту из итальянского ресторана и села дорабатывать презентацию. Телефон разрывался от звонков — сначала Григорий, потом свекровь, потом опять Григорий. Она отключила звук и сосредоточилась на работе.
На следующий день презентация прошла блестяще. Начальство было впечатлено, коллеги поздравляли, а главное — она получила то повышение, к которому шла последние два года. Вечером она отметила это с подругами в баре, и впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему счастливой и свободной.
Григорий вернулся через три дня. Выглядел он помятым и уставшим. Сел на кухне и долго молчал, пока Надежда готовила себе ужин.
— Мама сказала, что больше тебя видеть не хочет, — наконец произнёс он.
— Взаимно, — спокойно ответила Надежда.
— Надь, но так нельзя же. Она моя мать.
— А я твоя жена. Но почему-то это всегда имело меньшее значение.
— Это не так…
— Это именно так, Гриша. Каждый раз, когда нужно было выбирать между её капризами и моими потребностями, ты выбирал её. Каждый раз, когда она унижала меня, ты молчал. Каждый раз, когда я просила тебя поговорить с ней, ты находил отговорки.
Григорий опустил голову.
— Она пожилой человек, ей трудно меняться…
— Ей семьдесят пять, а не девяносто пять. Она бегает по утрам и занимается йогой. Она прекрасно понимает, что делает. Просто ей нравится манипулировать, а ты ей это позволяешь.
— И что теперь? Развод?
Надежда села напротив мужа и внимательно на него посмотрела. Она всё ещё любила его — этого нерешительного, доброго, но слабого человека. Но любовь без уважения была обречена.
— Я не знаю, Гриш. Но я точно знаю одно — я больше не поеду к твоей матери. Никогда. И если ты хочешь сохранить наш брак, тебе придётся с этим смириться. И научиться выбирать меня. Хотя бы иногда.
Григорий кивнул, но она видела в его глазах сомнение. Он разрывался между двух огней, и этот разрыв причинял ему боль. Но Надежда больше не собиралась жертвовать собой ради его комфорта.
Прошло полгода. За это время многое изменилось. Надежда погрузилась в работу, её карьера пошла в гору. Она руководила крупными проектами, ездила в командировки, встречалась с интересными людьми. Дома она появлялась всё реже, а когда Григорий начинал жаловаться, спокойно напоминала: «Твоя мама всегда говорила, что я слишком много времени провожу в офисе. Вот я и следую её советам».
Григорий мучился. Лидия Петровна названивала ему по несколько раз в день, жаловалась на здоровье, требовала внимания. Каждые выходные он ездил к ней на дачу один. Возвращался уставший и раздражённый, но на вопросы Надежды отвечал односложно.
Переломный момент наступил неожиданно. Надежда вернулась из командировки раньше и застала мужа на кухне в слезах. Рядом лежал телефон, а на столе — бутылка виски, что было совершенно не в его стиле.
— Что случилось? — встревожилась она.
— Мама… она… — Григорий всхлипнул. — Она привела мне невесту.
— Что?
— Приехал к ней сегодня, а там… девушка сидит. Дочка маминой подруги. Мама при мне начала рассказывать, какая она хозяйственная, как готовит, что детей хочет троих. А потом прямо сказала — вот, мол, присмотрись, пока не поздно, раз твоя жена тебя бросила.
Надежда села рядом, не зная, что сказать.
— Я ей объяснил, что мы не разводились, что всё нормально. А она… она сказала, что я тряпка. Что настоящий мужчина давно бы поставил жену на место или нашёл другую. Что она в мне разочарована.
Он поднял на Надежду красные от слёз глаза.
— Надь, я всю жизнь пытался ей угодить. Всю жизнь был хорошим сыном. А она… она меня даже не любит. Ей нужна не я, а удобная версия меня. Которая всегда скажет «да» и никогда не возразит.
Надежда обняла мужа. Впервые за все годы их брака она видела его таким разбитым и одновременно — прозревшим.
— Знаешь, что самое страшное? — продолжал Григорий. — Я понял это только когда потерял тебя. Ты ведь уже не моя, правда? Ты вежливая соседка по квартире, не больше. И я сам это допустил.
Они проговорили всю ночь. Честно, без прикрас, без попыток сохранить лицо. Григорий признался, что всегда боялся матери, её гнева, её разочарования. Что выбирал путь наименьшего сопротивления, надеясь, что жена поймёт и простит. Надежда рассказала, как больно ей было чувствовать себя чужой в собственной семье, как унизительно было терпеть оскорбления и видеть, что муж не защищает её.
К утру они оба устали, но впервые за долгое время между ними не было стены молчания и обид.
— Я хочу попробовать всё исправить, — сказал Григорий. — Если ты дашь мне шанс.
— А твоя мама?
— Это её выбор — принять мою семью или потерять сына. Но моя семья — это ты. И если она этого не понимает, то это её проблема, не наша.
Надежда долго смотрела на мужа. Она видела, что он изменился. Болезненно, через страдания, но изменился.
— Давай попробуем, — тихо сказала она. — Но если ты хоть раз…
— Не будет «хоть раз». Обещаю.
И он сдержал слово. Когда через неделю Лидия Петровна позвонила с очередным ультиматумом — либо он приезжает один и обсуждает развод, либо она его больше знать не желает — Григорий спокойно ответил:
— Мама, я люблю тебя, но у меня есть семья. Если ты готова принять и уважать мою жену, мы будем рады видеть тебя в гостях. Если нет — это твой выбор. Но шантажировать меня бесполезно.
Лидия Петровна бросила трубку. Она ещё несколько раз пыталась манипулировать — то болезнью, то одиночеством, то наследством. Но Григорий стоял на своём. Постепенно звонки становились реже, а потом прекратились совсем.
Надежда и Григорий медленно восстанавливали свой брак. Это было непросто — доверие возвращалось по крупицам, старые обиды иногда всплывали в разговорах. Но они учились быть командой, настоящей семьёй, где муж и жена стоят друг за друга.
А через год, когда у них родилась дочь, первым человеком, который пришёл их поздравить, была Лидия Петровна. Постаревшая, притихшая, она стояла на пороге с огромным букетом роз и робко спросила:
— Можно мне посмотреть на внучку?
Надежда переглянулась с Григорием. В его глазах был немой вопрос — решение было за ней.
— Проходите, Лидия Петровна, — сказала Надежда. — Только давайте договоримся — в нашем доме наши правила. И никакой критики.
Свекровь кивнула. Она вошла, осторожно взяла на руки малышку и заплакала. Это были тихие слёзы женщины, которая наконец поняла, что потеряла бы гораздо больше, чем контроль — она потеряла бы семью.
С тех пор они виделись регулярно, но редко. Лидия Петровна научилась держать язык за зубами и не давать непрошеных советов. Надежда простила, но не забыла. А Григорий наконец стал тем мужчиной, которым всегда хотел быть — способным защитить свою семью даже от собственной матери.
