– Ты только не волнуйся, Мариночка, – голос свекрови сочился медом, от которого у Марины всегда сводило зубы. – Я все уже решила. Для всех так будет лучше.
Марина замерла с чашкой чая на полпути ко рту. Утро субботы обещало быть тихим и ленивым, но звонок Тамары Ивановны в девять утра никогда не предвещал ничего хорошего.
– Что вы решили, Тамара Ивановна? – осторожно спросила Марина, ставя чашку на стол. На кухню, зевая, вошел ее муж Андрей. Он вопросительно посмотрел на жену, указывая на телефон. Марина лишь пожала плечами.
– Оксану выселяют! – трагическим шепотом заявила свекровь. – С детьми на улицу выгоняют, представляешь? Хозяин квартиры – зверь какой-то. Я ее к тебе отправила пожить.
Мир качнулся. Чашка на столе, казалось, задребезжала.
– Как… отправили? – Марина не верила своим ушам. – Куда, к нам? Тамара Ивановна, у нас двухкомнатная квартира и сын-подросток! Куда мы их поселим?
– Ну не на улице же им ночевать! – в голосе свекрови появились стальные нотки. – Я бы к себе взяла, ты же знаешь, у меня сердце больное, мне волноваться нельзя. А у вас Андрюша – мужчина, опора. Побудут немного, пока не найдут что-нибудь. Оксана уже вещи собирает, скоро у вас будут.
И короткие гудки.
Марина медленно опустила телефон. Андрей, который слышал обрывки фраз, нахмурился.
– Мать звонила? Что там с Оксаной?
– Ее выселяют, – механически повторила Марина. – И твоя мама отправила ее к нам. С двумя детьми. Уже едут.
Андрей провел рукой по лицу, взъерошив светлые волосы. Он был строителем, прорабом на крупном объекте, человеком основательным и привыкшим решать проблемы, а не создавать их.
– Подожди. Как это отправила? Без нашего ведома? Марин, ну это же…
– Это твоя мама, – тихо сказала Марина. – Она все решила. «Для всех так будет лучше».
Их двухкомнатная квартира на окраине города была их крепостью. Маленькой, скромной, с купленной в кредит мебелью, но своей. Здесь был их мир: комната их пятнадцатилетнего сына Леши, их спальня, уютная кухня, где они пили чай по вечерам. И в этот мир сейчас вторгался танк в лице золовки Оксаны и ее потомства.
Оксана была младшей сестрой Андрея. Женщина-праздник, как она сама себя называла. Легкая, ветреная, живущая одним днем. Она сменила трех мужей, родила двоих детей от разных мужчин и никогда нигде подолгу не работала, перебиваясь случайными заработками и щедрой помощью матери.
Через два часа раздался звонок в домофон. Марина открыла дверь, чувствуя, как внутри все сжимается в холодный комок.
На пороге стояла Оксана. Яркая, как тропическая птица, в малиновом спортивном костюме со стразами. Ее светлые волосы были собраны в небрежный пучок, а на лице играла немного виноватая, но в то же время требовательная улыбка. За ее спиной маячили двое детей: десятилетний Кирилл, точная копия матери по части неугомонности, и восьмилетняя Света, тихая девочка с испуганными глазами. Вокруг них громоздились клетчатые баулы, коробки и пакеты.
– Привет, Мариш! – прощебетала Оксана. – Не ждали? Мы ненадолго, честное слово! Как только, так сразу!
Андрей вышел в коридор, его лицо было мрачнее тучи.
– Привет, Ксюх. Заходите.
Первые несколько дней прошли в тумане. Одну из комнат, их спальню, пришлось уступить гостям. Марина с Андреем перебрались в гостиную, расстелив на диване. Комната Леши стала неприкосновенной территорией, которую он оборонял с упорством средневекового рыцаря.
Быт превратился в хаос. Тишина, которую так ценила Марина, работавшая в городском архиве, испарилась. С утра до ночи в квартире стоял гул: визги и крики детей, громко работающий телевизор с мультиками, бесконечные телефонные разговоры Оксаны. Кухня стала полем битвы. Оксана готовила странные блюда, оставляя после себя горы грязной посуды, которую не спешила мыть.
– Ой, Марин, у меня что-то голова разболелась, я прилягу, – говорила она, ускользая из кухни после очередной стряпни.
Кирилл носился по квартире, как метеор, пару раз чуть не сбив с ног Марину. Он заглядывал во все шкафы, трогал все вещи и постоянно требовал внимания. Света, наоборот, забивалась в угол с планшетом и сидела там часами, почти не разговаривая.
Марина пыталась сохранять спокойствие. Она говорила себе, что это временно, что людям надо помочь. Но с каждым днем ее терпение истощалось. Оксана не делала ни малейших попыток искать новое жилье. Дни напролет она либо смотрела сериалы, либо болтала по телефону с подругами, жалуясь на свою тяжелую долю.

– Представляешь, выгнал, ирод! – громко вещала она в трубку, сидя на кухне. – А я ведь ему верила! Говорил, что любит! А как только небольшие трудности с оплатой, так сразу на дверь указал!
Андрей тоже был на взводе. Он приходил с работы уставший, мечтая о тишине, и попадал в эпицентр урагана.
– Ксюш, ты квартиру ищешь? – спросил он однажды вечером, когда дети наконец угомонились.
– Ищу, Андрюш, конечно, ищу! – с готовностью ответила Оксана. – Но ты же знаешь, какие сейчас цены. И с двумя детьми никто брать не хочет. Это так сложно…
Она посмотрела на него влажными глазами, и Андрей сдулся. Он любил сестру, хоть и не одобрял ее образ жизни. Жалость боролась в нем с раздражением.
Вечером, когда они с Мариной остались одни в гостиной, напряжение прорвалось.
– Она и не собирается ничего искать, – глухо сказала Марина, глядя в потолок. – Ей здесь удобно. Ее кормят, поят, развлекают. За квартиру платить не надо.
– Марин, ну что ты такое говоришь? – устало ответил Андрей. – Она же не чужой человек. Куда ей идти?
– А мы? А Леша? Он не может уроки делать из-за этого шума! Он сидит в своей комнате, как в осаде! Мы спим на диване в проходной комнате! Это нормально?
– Это временно!
– Сколько? Месяц? Два? Год? Андрей, твоя мать и сестра просто сели нам на шею!
Он ничего не ответил, только отвернулся к стене. Марина поняла, что он и сам все понимает, но не знает, что делать. Он оказался между двух огней: женой и сыном с одной стороны, и матерью с сестрой – с другой.
Интрига закрутилась, когда Марина случайно подслушала обрывок телефонного разговора Оксаны. Та, думая, что в квартире никого нет, говорила с подругой совсем другим тоном – не жертвенным, а насмешливым.
– …да нормально все устроилась! Маринка, конечно, ходит с постным лицом, но терпит. А куда она денется? Андрюха же не выгонит родную сестру. Мама молодец, хорошо все провернула. Сказала, что у нее «сердце», и умыла руки. А я тут отдохну немного, в себя приду. А то этот мой, бывший, совсем достал со своей экономией. Каждую копейку считал! Вот я и ушла. Сказала, что раз так, пусть один живет.
Марина застыла в коридоре, боясь дышать. Значит, никто ее не выгонял? Она ушла сама? А вся эта история с «жестоким хозяином» – ложь, придуманная вместе с Тамарой Ивановной?
Кровь бросилась ей в лицо. Это было уже слишком. Это была не просто наглость, это был циничный и хорошо продуманный план.
Вечером она рассказала все Андрею. Он слушал, и его лицо каменело.
– Ты уверена? – тихо спросил он.
– Абсолютно. Я стояла за дверью.
– Вот же… – он сжал кулаки. – Вот же актрисы.
На следующий день он был непривычно молчалив. Он почти не разговаривал с Оксаной, и та, почувствовав неладное, ходила за ним хвостом, заглядывая в глаза.
– Андрюш, что-то случилось? Ты какой-то сам не свой.
– Все нормально, Ксюш. Просто устал на работе.
В субботу Андрей сказал:
– Марин, собери Лешку, поезжайте на дачу к твоим родителям. На пару дней.
– А ты?
– А мне надо тут кое-что решить.
Марина поняла, что он что-то задумал. Она молча собрала вещи, и они с сыном уехали. Леша был несказанно рад вырваться из этого домашнего сумасшедшего дома.
Что происходило в квартире в их отсутствие, Марина могла только догадываться. Когда они вернулись в воскресенье вечером, их ждала непривычная тишина. В квартире не было ни Оксаны, ни ее детей. Их вещи тоже исчезли.
Андрей сидел на кухне и пил остывший чай. Он выглядел измотанным, но на его лице было облегчение.
– Где они? – спросила Марина.
– Уехали, – коротко ответил он. – К матери.
– Как? Что ты сделал?
Андрей усмехнулся безрадостно.
– Ничего особенного. Просто поговорил. Сначала с Оксаной. Спросил прямо, выгоняли ее или она сама ушла. Она начала юлить, врать. Тогда я сказал, что знаю правду. Сказал, что ты подслушала ее разговор.
Он сделал глоток чая.
– Она начала кричать. Что ты все не так поняла, что ты специально подслушиваешь, что хочешь нас поссорить. Потом позвонила матери. Приехала Тамара Ивановна. И начался концерт.
Он говорил, а Марина представляла эту картину. Как Тамара Ивановна заламывает руки, обвиняя ее, Марину, в черствости и эгоизме. Как Оксана плачет, жалуясь на брата, который поверил «чужой женщине», а не родной крови.
– Мать кричала, что я неблагодарный сын. Что я выгоняю родную сестру на улицу. Я сказал: «Она поедет к тебе. У тебя большая трехкомнатная квартира. Ты одна. Почему ты сразу не взяла ее к себе?» Знаешь, что она ответила? «У меня давление! Мне нужен покой! А у тебя есть жена, пусть она и заботится о твоей семье!»
– Какая прелесть, – прошептала Марина.
– Я сказал, что моя семья – это ты и Лешка. И что я не позволю превращать наш дом в проходной двор и манипулировать нами. Сказал, что если они сейчас же не соберут вещи и не уедут, я сам вынесу их баулы на лестничную клетку.
Он посмотрел на Марину.
– Они кричали, что я подкаблучник. Что ты меня против них настроила. Что я еще пожалею. Оксана сказала, что я ей больше не брат. Мать сказала, что я ей больше не сын. Потом они начали собирать вещи. Молча. С ненавистью.
Он встал и подошел к окну.
– Они уехали час назад. Мать звонила уже три раза. Я не беру трубку.
Марина подошла к нему и обняла со спины. Она молчала. Слова были не нужны. Он сделал выбор. Не между ней и матерью. А между правдой и ложью, между своей семьей и чужими манипуляциями.
В квартире снова воцарилась тишина. Но это была уже другая тишина. Не спокойная и уютная, как раньше, а звенящая, напряженная. Они отстояли свою территорию, но война оставила после себя выжженное поле в отношениях с его родственниками. Тамара Ивановна больше не звонила. Оксана исчезла из их жизни, удалив Андрея из друзей во всех соцсетях.
Через месяц Марина узнала от общей знакомой, что Оксана пожила у матери две недели, а потом уехала в другой город к новой «большой любви». Тамара Ивановна осталась одна в своей большой квартире, жалуясь всем подряд на неблагодарных детей.
Однажды вечером Андрей, глядя в телевизор, сказал, не поворачивая головы:
– Может, зря я так резко? Все-таки сестра…
Марина взяла его за руку.
– Ты все сделал правильно.
Он крепко сжал ее пальцы. Они сидели в тишине, и каждый думал о своем. Они победили в этой маленькой войне за свой дом и свою семью. Но вкус этой победы был горьким. Примирения не будет. Разбитую чашку не склеить, а треснувшие семейные узы уже никогда не станут прежними. И эта невысказанная правда тяжелым грузом лежала между ними.


















