Лена сидела в кафе у окна и смотрела на экран телефона. Сообщение пришло ночью:
«Ты всегда была стервой. Просто я это раньше не замечала».
Отправитель — Оля. Двадцать лет дружбы закончились этой фразой.
Лена не заплакала. Подняла руку, подозвала официанта.
— Ещё один капучино, пожалуйста.
Положила телефон экраном вниз. За окном моросил дождь.
Они дружили с детского сада. Оля — громкая, смешливая. Лена — тихая, верная. Вместе через школу, свадьбы, детей. Всегда рядом.
Всегда — одинаково несчастные.
Обе в скучных браках. Обе на работе «для галочки». Каждую неделю встречались и жаловались — долго, подробно, одинаково.
— Я просто существую, — говорила Лена. — Работа-дом-работа. И так до конца?
— Зато стабильно, — отвечала Оля, помешивая чай. — А что ещё надо?
Лена кивала. Но внутри что-то медленно ломалось.
Год назад она не выдержала. Очередной понедельник в бухгалтерии, молчание мужа, вечер перед телевизором — и внутри что-то щёлкнуло.
Уволилась. Записалась на курсы дизайна.
Оля смотрела на неё так, будто Лена сошла с ума:
— А если не получится?
— Тогда хоть попробую.
— Легко говорить. А если денег не будет?
— Буду искать. Но так больше нельзя, Оль.
Оля отвернулась. Больше эту тему не поднимала.
Первые месяцы Лена едва сводила концы с концами. Но впервые за годы чувствовала себя живой.
Через полгода заработала больше, чем в бухгалтерии. Через девять — втрое больше.
Она не хвасталась. Просто перестала жаловаться.
Пришла к Оле в новом пальто — та молча оглядела с головы до ног. Потом сапоги — Оля поджала губы:
— Дорогие, наверное?
— Нормальные.
— Тебе теперь, наверное, со мной скучно.
— Что? Почему ты так говоришь?
— Ну ты же теперь совсем другая.
— Я не другая, Оль…
— Ага. Конечно.
Отвернулась. Тема закрыта. Подруга почернела от зависти, когда поняла, что без неё я стала счастливее.
Дальше — хуже. Оля перестала первой писать. На встречах молчала, смотрела мимо. Если Лена рассказывала про работу — быстро переводила на себя:
— У меня начальница совсем озверела. Вчера на весь офис орала.
— Ужас. А ты…
— Что я могу? Терплю. Не всем же так везёт, как тебе.
Лена замолчала. В голосе Оли был лёд.
Лена копила на машину. Молчала — не хотела задевать. Но однажды Оля сама спросила:
— Слышала, ты машину смотришь?
— Ну… да. Немного отложила.
Оля смотрела в окно. Молчала. Потом резко встала:
— Мне пора.
— Оль, постой…
— Сказала — пора.
Хлопнула дверью. Лена стояла в коридоре и не понимала — что случилось?
Ночью пришло сообщение. Длинное, со сбивчивыми фразами:
«Ты всегда считала себя лучше. Я молчала, но видела. Ты смотришь на меня свысока. Тебе плевать на мои проблемы. Ты возомнила себя кем-то. С тобой невозможно общаться. Ты всегда была стервой. Просто я не замечала».
Лена читала — руки дрожали.
Набрала номер. Оля не взяла.
Написала: «Давай встретимся. Поговорим нормально».
Сообщение не дошло. Оля заблокировала везде.
Через два дня Лена поняла: общие знакомые молчат. Марина написала коротко:
«Извини. Не хочу в это влезать».
Оля всем рассказала, что Лена зазналась. Забыла друзей.
Лена сидела на кухне и смотрела в пустоту. Муж подошёл, положил руку на плечо:
— Может, хватит себя грызть?
— Я пытаюсь понять — что я сделала не так?
— Ничего. Ты просто стала счастливее. Вот что ты сделала.
Лена подняла на него глаза.
— А она этого не вынесла, — добавил он тихо. — Потому что сама осталась на месте.
Месяц Лена жила как в тумане. Работала, но механически. Ночами перечитывала переписки. Искала момент, где ошиблась.
Не находила.
Однажды вечером сидела на балконе. Вспомнила, как год назад думала: «Если ничего не изменю — сойду с ума». Тогда решилась. Уволилась. Начала заново.
Оля спросила: «А вдруг не получится?» — и в её голосе не было поддержки. Был страх. Но не за Лену.
За себя.
Она боялась, что Лена вырвется. Уйдёт туда, куда Оля не решилась.
И когда это случилось — не простила.
Лена закрыла глаза.
Она не виновата.
Через две недели пошла в супермаркет. Толкала тележку — и увидела Олю с мужем у витрины.
Сердце ухнуло.
Оля подняла голову. Их глаза встретились.
Оля резко отвернулась. Схватила мужа за руку
— Пойдём, — бросила она и потянула его прочь.
Лена стояла, сжимая ручку тележки. Внутри закипело — обида, злость, все непроговорённые слова.
Она глубоко вдохнула.
И пошла следом.
Догнала у кассы. Оля стояла спиной, разглядывала полку с жвачками.
— Оля.
Та не обернулась.
— Оля, я с тобой говорю.
Виктор — муж Оли — повернулся, удивлённо улыбнулся:
— Лена! Сколько лет! Как дела?
Оля дёрнула его за рукав:
— Пойдём. Сейчас.
— Подожди, — Лена шагнула ближе. Голос спокойный, твёрдый. — Хочу кое-что сказать.
— Мне не интересно твоё…
— А мне нужно.
Оля обернулась. Лицо бледное, губы сжаты в тонкую линию. Виктор растерянно смотрел на обеих.
Лена говорила негромко, но чётко:
— Ты злишься не на меня. Ты злишься на себя. Я ушла оттуда, где мне было плохо. А ты осталась. И вместо того, чтобы что-то изменить в своей жизни — решила, что виновата я.
— Ты ничего не понимаешь! Ты…
— Понимаю всё. Ты не смогла простить мне одного. Что мне стало хорошо.
Оля побледнела ещё сильнее.
Виктор нахмурился, посмотрел на жену:
— Оль, о чём это? Вы поссорились?
— Она месяц назад написала мне, что я стерва, — спокойно продолжила Лена. — Заблокировала везде. Рассказала знакомым, что я зазналась. Хотя я просто нашла работу по душе и перестала ныть.
Виктор медленно повернулся к Оле:
— Ты это серьёзно сделала?
— Это… это не так… ты не понимаешь…
— Как не так? — Он смотрел непонимающе. — Ты же сама говорила, что Лена вас бросила. Что она стала высокомерной.
— Я никого не бросала, — тихо сказала Лена. — Я просто перестала жаловаться на жизнь каждый день. Перестала сидеть на месте. И вот это её задело сильнее всего.
Оля открыла рот — но слов не нашлось. Только отвела взгляд.
Виктор смотрел на жену с таким выражением, будто видел её впервые. Лена знала: он обязательно спросит об этом дома. Вернётся к разговору. Задаст неудобные вопросы.
И Оле придётся отвечать.
Лена развернулась и пошла к выходу. Руки дрожали, но шаги твёрдые.
Она не оглянулась.
Села в машину. Новую, пахнущую свежим салоном. Положила руки на руль и замерла.
Сидела так минут пять. Дышала ровно.
Внутри было тихо.
Дома молча разложила покупки. Муж вышел на кухню, посмотрел на неё:
— Ну как?
— Встретила Олю. Сказала ей всё. При муже.
Он молча обнял. Она прижалась — и почувствовала, что дрожит.
— Знаешь, — тихо сказала она, — я думала, мы дружим по-настоящему. А оказалось — она держалась за меня, пока я была такой же несчастной, как она.
— А когда перестала — стала ей не нужна, — закончил он.
Лена кивнула в его плечо.
Прошло время.
Лена больше не перечитывала переписки. Не искала ошибок. Не ждала извинений, которые никогда не придут.
Работала. Встречалась с новыми людьми. Записалась на курсы иллюстрации — давно откладывала, теперь решилась.
Однажды утром разбирала шкаф и нашла на дне сумки старый кошелёк. Потёртый, с оторванной молнией. Носила его лет десять.
Оля когда-то сказала:
— Не выбрасывай его. Он же столько с тобой пережил.
Лена посмотрела на кошелёк. Провела пальцами по потёртой ткани.
И выбросила.
Вечером ехала домой. Включила радио, опустила стекло — ветёр трепал волосы, в городе зажигались огни.
На светофоре остановилась. Посмотрела в зеркало заднего вида — увидела своё лицо. Спокойное. Открытое.
Год назад на этом месте сидела другая женщина. Уставшая. Несчастная. Боявшаяся перемен.
Теперь её больше нет.
Светофор переключился на зелёный.
Лена нажала на газ и поехала вперёд.
Жизнь не стала идеальной. Но стала её собственной.
И этого оказалось достаточно.
