Первые годы Алексей и Ирина пытались завести ребёнка. Не получалось. Врачи разводили руками — вроде всё в порядке, но беременность не наступала. Алексей уже смирился с мыслью, что детей не будет.
А потом — командировка. Три месяца на Дальнем Востоке. Перед отъездом они крупно поссорились — из-за ерунды, но наговорили друг другу такого. Алексей уехал, не попрощавшись. Ирина плакала неделю.
Вернулся — а Ирина беременная. Четвертый месяц. Алексей был счастлив до безумия. Плакал, целовал её живот, просил прощения за ссору. Ирина тоже плакала — от счастья, говорила она.
Родился Дима. Здоровый, крепкий мальчишка. Алексей, когда увидел сына — понял: это самый важный момент в его жизни.
Растили вместе. Алексей учил его кататься на велосипеде, водил на рыбалку, ругал за двойки, гордился за пятёрки. Обычная семья.
Пока в один осенний день баба Клава все не испортила.
Алексей застыл у подъезда с пакетом продуктов в руке.
Баба Клава — соседка с третьего этажа, вечная сплетница и знаток чужих тайн — смотрела на него своими водянистыми глазами. И в этом взгляде было что-то жалостливое.
— Лёш, ты уж прости старуху, — прошептала она, оглядываясь по сторонам. — Но держать в себе больше не могу. Совесть заела.
— Что случилось, баба Клава? — Алексей почувствовал, как холодок пробежал по спине.
— Ты знаешь, что сын не твой? — Она замолчала, будто взвешивая, стоит ли продолжать. — Димка, он же тебе не родной.
Слова упали в тишину двора, как камни в воду.
Алексей почувствовал, как всё внутри сжалось в один тугой узел.
— Что?!
— Ирина твоя, когда помнишь, ты в командировке три месяца сидел? Ну вот тогда, — баба Клава махнула рукой. — Да ладно, может, я и напутала чего. Просто один раз видела, как к ней мужик какой-то приходил. Молодой такой. Они на лестничной площадке стояли, шептались.
Она ушла, оставив Алексея наедине с этой отравой.
Он стоял и смотрел на пакет в руках — молоко, хлеб, что-то ещё. Обычные покупки.
А жизнь только что треснула по швам.
Дома Ирина возилась на кухне. Дима сидел за компьютером — готовился к экзаменам. Семнадцать лет. Высокий, с тёмными волосами, с этими карими глазами.
Стоп.
Карими?
У Алексея глаза серые. У Ирины — зелёные.
А у Димки — карие.
Как он раньше не замечал?!
— Пап, ты чего застыл? — Дима обернулся. — Помочь надо?
— Не надо, — слишком резко ответил Алексей.
Сын непонимающе посмотрел на него и снова уткнулся в экран.
Вечер тянулся мучительно. Алексей сидел за столом, ел ужин — не чувствуя вкуса. Смотрел на Ирину — и искал в её лице ложь. На Диму — и пытался найти в нём себя.
Нос? Нет, не похож.
Подбородок? Тоже нет.
Улыбка?
Чёрт, даже улыбка какая-то чужая!
— Лёш, ты себя плохо чувствуешь? — Ирина наклонилась к нему. — Бледный какой-то.
— Нормально, — буркнул он. — Устал просто.
Ночью не спал. Лежал и смотрел в потолок. Ирина спала рядом — спокойно, безмятежно. А у него в голове крутились эти слова: не родной, не родной, не родной…
Семнадцать лет он растил чужого ребёнка?!
Нет, стоп. Может, баба Клава просто сплетничает. Старая, озлобленная, ей только дай повод чужую жизнь испортить.
Но сомнение уже въелось в душу, как ржавчина. И с каждым днём разъедало всё сильнее.
Алексей начал вспоминать. Копаться в прошлом, как археолог в древних руинах.
Командировка. Да, была. Три месяца на Дальнем Востоке. Вернулся — Ирина уже на четвертом месяце. Счастливая, светящаяся. Он был так рад тогда! Наконец-то ребёнок, о котором они мечтали!
А теперь?
Теперь каждая мелочь казалась подозрительной.
Алексей начал с фотографий.
Достал старый альбом — кожаный, потрёпанный, с пожелтевшими страницами. Листал медленно, вглядывался в каждый снимок. Ирина беременная. Улыбается. Счастливая.
А вот он — рядом с ней, обнимает за плечи.
Но это уже после командировки. После возвращения.
Алексей вгляделся в своё лицо на фото — такое радостное, ничего не подозревающее. Идиот. Наивный идиот.
Он перевернул страницу.
Вот роддом. Ирина с младенцем на руках. Дима — крошечный свёрток в розовом одеяле.
А ещё он вспомнил: документы о рождении оформляла она сама. Сказала, что не хочет его дёргать по пустякам. Алексей тогда не придал этому значения — какая разница, кто там бумажки подписывает?
Теперь — разница огромная.
На работе Алексей был как в тумане. Коллеги спрашивали — всё в порядке? Он кивал, отмахивался. Начальник заметил, что он три раза подряд ошибся в отчёте. Алексей извинился, переделал. Но мысли были не о работе.
В голове крутилась одна картинка: Ирина. Дверь их квартиры. Какой-то мужик на пороге.
Молодой.
С карими глазами.
Он даже начал представлять этого типа. Высокий? Низкий? Красивый, наверное. Если Ира на него клюнула.
Стоп.
Алексей остановил себя. Хватит. Он ещё ничего не знает точно. Может, баба Клава просто всё перепутала. Старая, память уже не та.
Но вечером, глядя на Диму, он снова поймал себя на том, что ищет сходство.
— Пап, ты чего? — Дима поднял глаза от телефона. — Чего так смотришь?
— Да так, — пробурчал Алексей. — Думаю.
— О чём?
— О жизни.
Дима хмыкнул и вернулся к экрану.
О жизни, повторил про себя Алексей. О том, что семнадцать лет прожил, может быть, в обмане.
Но самое страшное — он не мог спросить напрямую.
Не мог подойти к Ирине и сказать: слушай, а Дима точно мой?
Потому что если она скажет «нет»…
Если скажет «нет», то рухнет всё. Семья, брак, годы, прожитые вместе. Дима перестанет быть сыном.
Нет.
Алексей не мог этого допустить. Не мог просто так взять и спросить.
Нужны были доказательства.
И он начал искать способ.
Интернет оказался полон информации. ДНК-тесты. Анонимно. Без согласия второй стороны. Нужен только биоматериал — волос с корнем, слюна, ногти.
Алексей читал статьи, форумы, инструкции. Люди делились опытом: кто-то проверял детей, кто-то — супругов. Истории были разные. Кто-то находил подтверждение своим страхам, кто-то — успокаивался.
А ты что найдёшь? — спросил себя Алексей.
Не знал. Но решил действовать.
Заказал тест. Пришёл через неделю — обычная коробка, ничего особенного. Внутри — две пробирки, инструкция, конверт для отправки в лабораторию.
Алексей спрятал коробку в гараже. Подальше от дома.
Теперь нужно было собрать материал.
Со своим — проблем не было. С Димой — сложнее.
Нельзя было просто подойти и попросить: сынок, дай-ка мне твою слюну на анализ. Нужно было действовать тайно.
Алексей ждал момента.
И он подвернулся.
Дима простыл — обычная осенняя простуда, ничего серьёзного. Сидел дома, пил чай с мёдом, сморкался в салфетки.
Алексей дождался, пока сын уснёт. Зашёл в его комнату — тихо, на цыпочках. На тумбочке лежала использованная салфетка. Алексей взял её, аккуратно сложил, спрятал в карман.
Сердце колотилось так, будто он совершал преступление.
Ты и совершаешь, сказал внутренний голос. Воруешь доверие собственного сына.
Но Алексей не мог остановиться.
На следующий день он отправил образцы в лабораторию. Ответ обещали через десять дней.
Десять дней ожидания.
Десять дней, когда Алексей ходил как зомби. Ел машинально. Говорил односложно. Ирина забеспокоилась:
— Лёш, с тобой точно всё в порядке? Может, к врачу сходить?
— Не надо, — отмахнулся он. — Просто устал.
— Ты последнее время какой-то странный. Не спишь по ночам.
— Показалось, — соврал Алексей.
Но Ирина права была. Он смотрел теперь на Диму и думал: а вдруг это последние дни, когда он ещё может называть его сыном?
Дима что-то чувствовал. Стал тише, замкнутее. Однажды спросил:
— Пап, я что-то не то сделал?
— Нет, — быстро ответил Алексей. — Почему ты так решил?
— Ну, ты меня избегаешь. Не разговариваешь нормально.
— Работы много. Прости.
Дима кивнул, но в глазах его было непонимание. И обида.
Ты его теряешь, подумал Алексей. Ещё до того, как узнаешь правду.
Но остановиться уже не мог.
Девять дней прошло. Потом десять. Одиннадцать.
Результаты всё не приходили.
Алексей проверял почту каждый час. Электронную, обычную — везде. Ничего.
На двенадцатый день пришло письмо.
Обычный белый конверт. С логотипом лаборатории в углу.
Алексей держал его в руках и не мог открыть. Стоял посреди гаража — там, где когда-то прятал коробку с тестом — и просто смотрел на конверт.
Внутри — ответ.
Правда.
Которую он так боялся узнать.
Открывай, приказал себе.
Руки дрожали.
Алексей разорвал конверт, достал лист. Пробежал глазами по строчкам.
И замер.
Вероятность родства: 0,01%.
Отцовство исключено.
Дима — не его сын.
Алексей опустился на пол. Спиной к стене. Лист выпал из рук.
Всё. Правда оказалась именно такой, какой он боялся.
Алексей не помнил, как добрался домой из гаража.
Сел в машину — поехал. На автопилоте. Тело делало всё само: руль, педали, повороты. А голова была пустая. Белый шум.
Дима не твой сын.
Эти слова звучали в черепе на повторе, как сломанная пластинка.
Дома было тихо. Ирина на кухне что-то готовила — стук ножа по разделочной доске, шипение на сковороде. Обычные вечерние звуки. Уютные.
Которые сейчас резали слух как пила.
Алексей зашёл в кухню. Остановился в дверях.
Ирина обернулась:
— А, ты пришёл! Лёш, ты чего такой бледный?
Он молчал. Смотрел на неё — и не узнавал.
Вот эта женщина, с которой он прожил двадцать лет, она обманывала его всё это время?
— Алексей, что случилось? — Ирина отложила нож, подошла ближе. — Ты меня пугаешь.
— Я знаю, — выдавил он.
— Что знаешь?
— Про Диму.
Тишина.
Долгая. Липкая.
Ирина побледнела — так, что губы стали белыми.
— Я не понимаю, о чём ты, — прошептала она. Но голос дрожал. И глаза выдавали всё.
— Не ври, — Алексей шагнул к ней. — Хватит. Семнадцать лет ты врала, хватит. Я сделал тест ДНК. Дима мне не родной.
Ирина закрыла лицо руками. Плечи затряслись.
— Господи, — выдохнула она сквозь пальцы. — Господи, как ты узнал?
— Баба Клава сказала. А я проверил.
— Эта старая дура, — Ирина резко подняла голову, в глазах вспыхнула злость. Но тут же погасла. — Лёша, прости. Я хотела тебе сказать. Столько раз хотела, но…
— Но что?! — он не выдержал, голос сорвался на крик. — Но тебе было удобнее молчать?! Удобнее делать из меня идиота?!
— Нет! Я боялась! Боялась потерять тебя, потерять семью!
— Какую семью?! — Алексей ударил кулаком по столу, чашки звякнули. — У нас нет семьи! У нас обман, Ира! Ты родила ребёнка от другого и заставила меня растить его, как своего!
— Я не заставляла! Ты сам хотел! — Ирина тоже кричала теперь. — Ты был счастлив, когда я сказала, что беременна! Ты сиял! И я не могла, не могла разрушить это счастье!
— За счёт лжи?!
— За счёт любви! — она шагнула к нему, схватила за руку. — Лёш, это была ошибка. Одна ошибка! Ты уехал в командировку на три месяца, мы поссорились перед твоим отъездом. Помнишь? Ты тогда наговорил мне столько гадостей.
Алексей вспомнил. Та командировка. Они действительно крупно повздорили. Он был зол, она — в слезах. Уехал, не попрощавшись.
— И что? Это даёт тебе право изменить?!
— Нет! — Ирина плакала в голос. — Но я была одна, обиженная, глупая. Он появился случайно. Мы встретились на работе, он был милый, внимательный. Один раз, Лёш! Один раз! А потом я узнала, что беременна, и…
— И решила повесить мне кукушонка.
— Нет! Я не знала! Я думала, что это твой ребёнок! Мы же с тобой тоже перед твоим отъездом…
Алексей отстранился. Прислонился спиной к стене.
— Ты думала, — повторил он. — Но не была уверена. И всё равно молчала.
— Я надеялась! Надеялась, что это твой сын! А когда он родился, Лёш, ты видел его первым. Ты держал его на руках и плакал от счастья. Как я могла сказать тебе правду? Как?!
— А как ты могла не сказать?! — Алексей схватил себя за голову. — Семнадцать лет, Ира! Семнадцать лет я жил в неведении!
Ирина опустилась на стул. Лицо в слезах, косметика размазана.
— Я хотела сказать, — прошептала она. — Много раз. Но ты так любил Диму. Он был твоим сыном во всём, кроме крови. И я думала, думала, что может, это и не важно? Что важнее любовь, а не гены?
Алексей засмеялся — зло, горько.
— Ты так думала? А обо мне ты думала? О том, что я имею право знать правду?!
— Думала! Постоянно! Но я боялась, что ты уйдёшь! Что бросишь нас!
— И ты предпочла обманывать.
Ирина подняла на него глаза — красные, полные отчаяния.
— А что бы ты сделал, Лёш? Если бы я сказала тогда, когда он родился? Ты бы остался?
Алексей открыл рот — и закрыл.
Не знал. Он правда не знал, что бы сделал.
Может, ушёл бы. Может, не смог бы простить.
Но сейчас…
Сейчас Дима был не просто младенцем. Он был семнадцатилетним парнем, которого Алексей учил кататься на велосипеде. Которого водил в кино, на рыбалку, на футбол. С которым спорил о политике, о музыке, о жизни.
Которого любил.
— Пап? — голос из коридора.
Дима стоял на пороге кухни. Бледный. С расширенными глазами.
— Ты слышал? — выдавил Алексей.
— Весь дом слышал, — Дима сглотнул. — Вы так орали.
Ирина вскочила:
— Димочка, сынок.
— Не подходи, — он поднял руку. — Мне надо подумать.
И ушёл. Дверь в его комнату хлопнула.
Алексей и Ирина остались вдвоём.
— Что теперь? — прошептала Ирина.
Алексей не ответил.
Потому что не знал.
Три дня они жили как чужие.
Алексей ночевал в гараже. Ирина плакала на кухне. Дима закрылся в комнате и не выходил.
На четвёртый день Алексей вернулся домой. Поздно вечером. Сел на кухне, заварил чай. Руки дрожали.
Ирина вышла — бледная, с красными глазами.
— Я ухожу, — сказала она тихо. — Завтра съеду. К сестре.
— Не надо.
Она замерла.
— Что?
— Не надо уходить, — Алексей поднял на неё глаза. — Нам надо поговорить. Втроём.
Позвали Диму. Он пришёл — угрюмый, потерянный. Сел напротив отца.
— Я думал об этом три дня, — начал Алексей. — Думал, что делать. Уйти? Развестись? Забыть вас обоих?
Ирина сжала руки в замок. Дима смотрел в стол.
— Но понял одно, — Алексей сделал глубокий вдох. — Я всё знаю. Дима — не мой сын по крови. Это факт. Но для меня он всё равно мой сын.
Дима дёрнулся — будто током ударило.
— Пап.
— Подожди, — Алексей поднял руку. — Дай мне договорить. Я учил тебя кататься на велике. Я учил тебя плавать. Я водил тебя на твою первую рыбалку, когда тебе было шесть. Я сидел с тобой ночами, когда ты болел. Я злился на тебя за двойки и гордился за пятёрки. Я прожил с тобой семнадцать лет. И это важнее любой крови.
Дима закрыл лицо руками. Плечи затряслись.
Алексей повернулся к Ирине:
— С тобой сложнее. Ты обманывала меня столько лет. И да, это больно. Очень больно. Доверие разрушено. Но я понимаю: ты боялась. Боялась потерять семью. И твой страх — он тоже был формой любви. Пусть неправильной, но любви.
Ирина рыдала — беззвучно, в ладони.
— Мы не разведёмся, — сказал Алексей твёрдо. — Но нам нужно время. Мне — чтобы простить. Тебе — чтобы заслужить прощение. А Диме, — он посмотрел на сына. — Диме нужно знать: что бы ни было, я остаюсь его отцом.
Дима поднял голову. Глаза красные, мокрые.
— Правда?
— Правда, — Алексей протянул руку через стол. — Ты мой сын.
Дима схватил его ладонь — крепко, судорожно.
И они сидели так втроём. Потому что настоящая семья держится не только на крови.
Но и на любви, которая сильнее любой правды.
