Вечерний свет мягко стелился по нашей кухне, окрашивая все в теплые, уютные тона. Я сидела за столом, передо мной лежал самый обычный, даже немного помятый коричневый конверт. Но для нас с Максимом он был сокровищем. Я аккуратно пересчитывала купюры, шелест которых был самым желанным звуком на свете.
Максим подошел, поставил на стол две чашки с душистым чаем и обнял меня сзади, положив подбородок мне на макушку.
— Ну, сколько накопили, главный бухгалтер? — его голос был спокоен и счастлив.
— Ровно столько, чтобы забыть о работе, будильниках и о том, как пахнет метро по утрам, — я откинулась на спинку стула и улыбнулась ему. — Через две недели мы будем завтракать с видом на море. Только представь: шум прибоя, крики чаек, запах кофе и абсолютно никто, кроме нас.
Он взял конверт, переложил его с руки на руку, как будто взвешивая.
— Ты не представляешь, как я этого жду. Целый год. Каждый раз, когда я откладывал сюда очередную тысячу, я думал не о том, сколько мы тратим, а о том, как мы с тобой будем бродить по тем улочкам, о которых ты так много читала.
Мы сидели и мечтали вслух. Это было нашим любимым ритуалом. Не просто планированием поездки, а созданием общего мира, куда никто не мог войти без приглашения. Я нашла в интернете маленький семейный отель, не как эти многоэтажные гостиницы, а домики прямо у воды. Я уже мысленно представляла, как мы будем сидеть вечером на веранде, слушать, как волны накатывают на берег, и разговаривать обо всем на свете.
— Знаешь, а я нашел там одну бухту, — оживился Максим. — До нее нужно идти пешком минут двадцать. Говорят, там всегда пустынно. Мы возьмем с собой фруктов, вина и целый день будем только купаться и загорать. Никаких экскурсий по расписанию, толп туристов и обязательных программ.
— Именно, — я с энтузиазмом кивнула. — Только мы двое. Это же и есть настоящий отдых. Возможность побыть наедине, без того, чтобы постоянно на что-то отвлекаться. Я хочу, чтобы это место стало только нашим. Чтобы там не было ничьих чужих глаз, ничьих советов и ничьих планов.
Я посмотрела на него и поймала его взгляд. В его глазах я видела то же самое ожидание чуда, что и у меня в душе. Этот отпуск был для нас не просто поездкой. Он был наградой за весь прошлый год, который выдался непростым: бесконечные переработки, его срочные проекты, мои нервы на работе. Мы как будто бежали марафон, а эта поездка была заветной финишной лентой.
— Мы это заслужили, — тихо сказал Максим, словно читая мои мысли. Он снова взял деньги из конверта и аккуратно положил их обратно. — Каждая копейка здесь — это наша общая победа.
Я взяла его руку и крепко сжала.
— Ничего важнее этого нет. Просто ты и я. Никто не будет нам звонить с утра пораньше, никто не будет стучать в дверь номера. Абсолютная свобода.
Мы еще долго сидели за столом, строя планы. Говорили о том, в какое время суток море самое красивое, какие местные блюда обязательно нужно попробовать и как здорово будет заблудиться в старом городе, чтобы потом вместе искать дорогу обратно. Этот конверт с деньгами был не просто бумагой. Он был билетом в нашу личную сказку, которую мы создавали для себя сами. И я была абсолютно уверена, что ничто и никто не сможет эту сказку испортить.
Прошла неделя после того вечера, когда мы с Максимом пересчитывали наши сбережения. Ощущение предстоящего путешествия грело меня изнутри, делая будни легкими и необременительными. Даже поездка в метро в час пик не могла испортить моего настроения. Я мысленно представляла себе шум моря и горячий южный песок под босыми ногами.
В субботу мы по традиции отправились на обед к свекрови. Дорога до ее дома заняла чуть больше часа, и все это время я смотрела в окно, улыбаясь собственным мыслям. Максим, держа меня за руку, что-то весело рассказывал о своем коллеге, но я ловила лишь обрывки фраз.
— Аня, ты меня слушаешь? — наконец спросил он, легонько сжимая мои пальцы.
— Конечно, — встрепенулась я. — Просто сегодня такой хороший день.
Он понимающе улыбнулся.
— Мечтаешь о море?
Я только кивнула в ответ. Мне хотелось сохранить эту сладкую тайну внутри себя еще немного, как последнюю конфету в коробке, которую бережешь для особого момента.
Тамара Ивановна, моя свекровь, встретила нас на пороге своей квартиры с привычной строгой прической и накрахмаленным фартуком. Воздух в прихожей был густым и тяжелым от запаха жареного лука и лаврового листа.
— Наконец-то пожаловали, — произнесла она, позволяя Максиму коснуться ее щеки губами. — А я уж думала, обед стынуть будет. Проходите, раздевайтесь.
Катя, шестнадцатилетняя сестра Максима, как обычно, сидела в гостиной, уткнувшись в экран своего телефона. Она лишь коротко мотнула головой в нашу сторону, не отрывая взгляда от ярких картинок. Мы прошли на кухню, где на столе уже стояли тарелки с салатом оливье и селедкой под шубой.
Обед проходил в привычном ритме. Тамара Ивановна расспрашивала Максима о работе, изредка бросая в мою сторону замечания по поводу моего салата, который был, по ее мнению, недостаточно соленым. Я привычно кивала, стараясь не вступать в споры. Сегодня мне это давалось особенно легко.
— А суп у вас сегодня просто замечательный, мама, — сказал Максим, доедая вторую тарелку куриного бульона с лапшой.
— Стараюсь для семьи, — с достоинством ответила свекровь. — Не то что в некоторых кафешках, где бог знает что подают.
Я отломила кусочек хлеба, собираясь промолчать, но Максим, разгоряченный вкусной едой и хорошим настроением, не удержался.
— Да, наваристый. Прямо как тот, что мы пробовали в том итальянском ресторанчике, помнишь, Ань? — он повернулся ко мне с улыбкой. — Только там, конечно, с морепродуктами был. Скоро и настоящий попробуем!
Он произнес это легко и непринужденно, но в кухне вдруг стало тихо. Даже Катя оторвалась от телефона и с интересом посмотрела на брата.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Я бросила на Максима быстрый взгляд, пытаясь мысленно его остановить, но было уже поздно.
Тамара Ивановна медленно опустила ложку на тарелку. Звонкий стук фарфора прозвучал как выстрел.
— Какой ресторанчик? — спросила она, и ее голос стал настороженно-тихим. — Какая Италия? Вы куда-то собрались?
Максим заерзал на стуле. Он понял, что совершил ошибку.
— Да так, мам, просто планы, — замял он, глядя в тарелку. — Мы с Аней когда-нибудь maybe…
— Какие «когда-нибудь»? — свекровь перебила его, и ее глаза сузились. Она повернулась ко мне. — Аня, что за поездка? Вы что, за границу собираетесь?
Все мое радостное настроение развеялось как дым. Я видела, как Максим пытается выбраться из ловушки, которую сам же и расставил, и понимала, что теперь избежать скандала будет невозможно. Сладкое предвкушение отпуска сменилось тяжелым каменным предчувствием беды.
Тяжелое молчание повисло над столом. Даже Катя отложила телефон, чувствуя накаляющуюся атмосферу. Я видела, как Максим пытается найти нужные слова, но под пристальным взглядом матери он терялся.
— Мама, мы просто… погулять хотели… — тихо начал он.
— Не ври мне в глаза! — голос Тамары Ивановны зазвенел, как натянутая струна. — Ты что, собрался за границу без моего ведома? В Италию?
Она произнесла это слово с такой горькой обидой, будто мы собирались совершить преступление. Ее пальцы сжали край стола так, что костяшки побелели.
— Мы с Аней действительно планируем поехать в отпуск, — набрался смелости Максим. — Мы давно об этом мечтали.
— Отпуск? — свекровь фыркнула. — А кто спрашивал моего разрешения? Ты считаешь это правильным — бросать мать и сестру, чтобы по ресторанам шляться?
Я не выдержала и вступила в разговор, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Тамара Ивановна, это наша с Максимом давняя мечта. Мы сами оплатили эту поездку, долго копили…
— Молчи! — она резко повернулась ко мне. — Это ты его на это подбила! Я всегда знала, что ты плохо на него влияешь!
В этот момент в дверях кухни появилась Катя. Услышав про Италию, она сразу оживилась.
— Вы в Италию? Настоящую? — в ее глазах вспыхнул восторг. — Мам, а мы тоже поедем? Я хочу в Италию!
Этот детский возглас стал последней каплей. Лицо Тамары Ивановны исказилось странной улыбкой.
— Конечно, поедем, — сказала она твердо, глядя на нас. — Как это можно — семейные люди, а сами по курортам будут разъезжать? Вы обязаны взять с собой Катю. Ей нужно культурно развиваться, в музеях бывать.
Максим побледнел.
— Мама, о чем ты? Это наш с Аней отпуск!
— Какой отпуск? — свекровь встала из-за стола, и ее фигура казалась вдруг огромной. — Ты что, забыл, кто тебя растил? Кто на трех работах крутился, чтобы тебе образование дать? А теперь ты не можешь сестру на отдых свозить?
Она подошла к Кате и обняла ее за плечи.
— Посмотри на сестру! Она совсем замучилась в школе, экзамены на носу, нервничает. Ей нужна перемена обстановки!
— Но мы не можем… — начал я.
— Молчи! — она снова крикнула на меня. — Это мой сын, и он обязан заботиться о семье! И я поеду с вами, чтобы присмотреть за Катей. А то неизвестно, что вы там с ней устроите без присмотра.
Катя, пользуясь ситуацией, сделала несчастное лицо.
— Да, мам, я правда очень устала… У нас в классе девочка в Париж ездила, так теперь все рассказывает…
Я смотрела на эту сцену и чувствовала, как земля уходит из-под ног. Наша мечта, наш тщательно спланированный отдых превращался в кошмар. Тамара Ивановна говорила так, будто это была не просьба, а приговор.
— Вы понимаете, что это невозможно? — тихо сказала я. — Мы все уже забронировали…
— Отмените! — отрезала свекровь. — Или перебронируйте на четверых. У вас еще две недели впереди.
Она подошла к Максиму вплотную и посмотрела ему прямо в глаза.
— Ты что, на мать и сестру денег жалеешь? Я тебе жизнь отдала, а ты мне в отказ? Катя будет плакать, слышишь? Из-за своей жадности ты сестру до слез доведешь!
Максим стоял, опустив голову. Я видела, как ему тяжело, как он разрывается между чувством долга перед матерью и нашими общими планами. Но в тот момент мне было страшно не за него, а за нашу мечту, которая так явно начинала рушиться на глазах.
Дорога домой прошла в гнетущей тишине. Мы ехали в метро, и каждый толчок вагона отзывался во мне новой волной обиды. Я смотрела в темное окно, где отражалось бледное, уставшее лицо Максима. Он несколько раз пытался заговорить, но я отворачивалась, не в силах подобрать слова.
Когда мы наконец оказались в нашей квартире, привычное ощущение уюта и безопасности куда-то испарилось. Воздух казался густым и тяжелым, как перед грозой. Я молча повесила пальто и прошла на кухню, не включая свет. Улица за окном была пустынна, лишь одинокий фонарь отбрасывал длинные тени.
Максим вошел следом. Он остановился в дверном проеме, не решаясь подойти ближе.
— Аня, давай поговорим, — тихо произнес он.
Я медленно повернулась к нему. В груди все клокотало, но голос прозвучал странно спокойно.
— О чем нам говорить, Максим? О том, как твоя мать назвала меня дурной женой? Или о том, что наша поездка, о которой мы мечтали целый год, теперь должна превратиться в групповой тур?
Он вздохнул и провел рукой по лицу.
— Я понимаю, ты расстроена. Но давай без драмы. Может быть, мы могли бы как-то…
— Без драмы? — я не выдержала и повысила голос. — Ты называешь это драмой? Максим, они хотят поехать с нами! В наш медовый месяц! Потому что твоя сестра «устала» и ей нужно «культурно развиваться»!
— Она всего лишь ребенок, — попытался он оправдаться. — И мама просто беспокоится.
— Ребенок? — я горько рассмеялась. — Шестнадцать лет — это уже не ребенок, а вполне сформировавшийся человек, который умеет манипулировать! И твоя мама беспокоится не о Кате, а о том, как бы контролировать нашу жизнь!
Я подошла к столу и с силой уперлась в него ладонями.
— Мы пара! Мы с тобой муж и жена! И я не собираюсь брать в наш с тобой отпуск кого-то еще! Ты понимаешь это?
Он молча смотрел на пол, и в его позе была такая беспомощность, что мне захотелось кричать еще громче.
— Почему ты не сказал им сразу? Почему не отстоял нас? Почему я должна чувствовать себя предателем за то, что хочу побыть наедине с собственным мужем?
— Они устроят такой скандал… — тихо пробормотал он. — Мама не успокоится. Она будет звонить каждый день, приедет сюда, устроит истерику. Может, правда, проще стерпеть эти две недели? Ради тишины?
В его словах было столько трусости, что у меня перехватило дыхание. Я смотрела на этого взрослого мужчину, моего мужа, и видела запуганного мальчика, который боится гнева своей матери.
— Проще стерпеть? — прошептала я. — Ты хочешь, чтобы я две недели терпела унижения, постоянные замечания, контроль над каждым моим шагом? Чтобы наша мечта превратилась в кошмар? Ради какой «тишины»?
Я подошла к нему вплотную, заглядывая в глаза.
— Ты выбираешь их или меня? Скажи прямо. Потому что сейчас твое молчание — это уже ответ.
Он поднял на меня растерянный взгляд.
— Это нечестно, Аня. Не заставляй меня выбирать.
— Это они заставляют тебя выбирать! — голос мой снова сорвался. — И своим бездействием ты уже сделал выбор. Ты выбрал их.
Я повернулась и вышла из кухни, оставив его одного в темноте. В гостиной я села на диван и обхватила себя руками. Из кухни доносились его тяжелые шаги. Он не пошел за мной. Он остался там, где ему было безопаснее — в одиночестве, а не со мной.
В ту ночь мы легли спать молча, отвернувшись друг от друга. Широкая супружеская кровать вдруг показалась огромной пропастью между нами. Я лежала без сна и слушала, как он ворочается с боку на бок. Мы оба понимали, что произошло нечто страшное. Была предана не просто поездка — была предана сама основа наших отношений. И я не знала, можно ли это исправить.
На следующее утро мы проснулись в ледяном молчании. Максим ушел на работу, не завтракая, лишь коротко бросив «до вечера». Я осталась одна в пустой квартире, и гнетущее чувство обиды медленно сменялось холодной решимостью. Я не могла просто так сдаться.
Пока я мыла посуду, раздался звонок телефона Максима. Он забыл его дома. На экране мигало имя «Мама». Я уже хотела отключить звонок, но рука сама потянулась к трубке. Что-то внутри подсказывало мне, что этот разговор будет важен.
Я осторожно приняла вызов, но не произнесла ни слова.
— Максим, ты один? — сразу же раздался властный голос свекрови.
В трубке послышалась пауза, затем вздох.
— Да, мама, я в машине.
— Слушай внимательно, — голос Тамары Ивановны стал жестким и деловым. — Насчет этой вашей поездки. Ты должен проявить твердость. Эта твоя Аня совсем на шею села. Командует тобой как хочет.
Я замерла у раковины, сжимая мокрую тарелку в руках.
— Мама, не надо так говорить, — устало произнес Максим.
— А как надо? — она вспылила. — Ты что, совсем не видишь? Она тебя под каблук загоняет! Нормальные мужья сами решают, куда с женой ехать. А у тебя даже права слова нет!
Она помолчала, давая словам впитаться.
— Вот что ты сделаешь. Вы же уже все оплатили на двоих? Так значит, поедете вчетвером — будет экономия. Я свою долю, конечно, внесу. А если Ане это не нравится… — голос свекрови стал ядовитым, — пусть дома сидит. Разбаловалась совсем. Ты с семьей поедешь. С настоящей семьей.
У меня перехватило дыхание. Это был не просто каприз. Это был продуманный план по уничтожению нашей поездки и моего места в жизни мужа.
— Мама, я не могу так поступить, — тихо сказал Максим.
— Не можешь? — она говорила все громче. — А кто тебе квартиру помогал покупать? Кто за тобой в детстве ухаживал, когда ты с температурой лежал? А теперь ты не можешь мать на отдых свозить? Она тебе что, роднее матери стала?
— Но мы с Аней…
— Хватит про эту Аню! — крикнула свекровь. — Если бы не она, ты бы и не думал от матери отказываться! Я тебе жизнь отдала, а она тебя на свою сторону перетягивает!
В трубке послышались всхлипы.
— И не думай отменять поездку! Катя уже всем подружкам рассказала, что в Италию едет. Если вы ее подведете, я тебе этого не прощу. Понял? Лучше пусть твоя жена дома посидит, если у нее характер такой сложный.
Я медленно опустила тарелку в раковину. Руки дрожали. Теперь я понимала все совершенно clearly. Это была не просто просьба или даже требование. Это была война за моего мужа. И в этой войне свекровь не остановится ни перед чем.
— Мама, мне надо ехать, — прервал ее Максим. — Мы вечером поговорим.
— Обязательно поговорим! — закончила она и бросила трубку.
Я стояла у раковины, глядя в окно.
Во мне кипела ярость, но вместе с ней пришло и странное спокойствие. Теперь я знала правду. И знала, что должна бороться. Не только за поездку, но и за своего мужа, за наш брак, за наше право быть семьей.
Я аккуратно положила телефон на стол. Теперь у меня было оружие — правда. И я была готова ее использовать.
После того разговора я не могла усидеть дома. Мне нужно было действовать, двигаться, что-то делать. Я оставила телефон Максиму записку, что ушла по делам, и отправилась в город.
Пока я ехала в автобусе, в голове прокручивались слова свекрови. «Пусть дома сидит… Ты с семьей поедешь». От этих мыслей становилось и горько, и страшно. Я смотрела на прохожих — вот женщина ведет за ручку ребенка, вот пожилая пара неспешно гуляет, обнявшись. У каждого своя жизнь, свои заботы. А моя жизнь превратилась в поле боя, где мне приходилось отстаивать самое простое право — право на отдых с собственным мужем.
Я вышла на площади у здания с вывеской «Юридическая консультация». Сердце бешено колотилось. Я никогда не была в подобных местах, всегда справлялась сама. Но сейчас понимала — одной мне не справиться.
В небольшом кабинете меня встретила женщина лет сорока в строгом костюме. На табличке на столе было написано «Марина Сергеевна Игнатова».
— Чем могу помочь? — спросила она, предложив мне сесть.
И я, запинаясь, начала рассказывать. Сначала неуверенно, потом все быстрее, выплескивая накопившуюся боль и обиду. Про наш с мужем отпуск, про конверт с деньгами, про свекровь и ее требование поехать с нами, про подслушанный разговор.
Юрист слушала внимательно, не перебивая, изредка делая пометки в блокноте.
— Давайте по порядку, — сказала она, когда я закончила. — Вы с мужем совершеннолетние дееспособные граждане?
Я кивнула.
— Бронирование отеля и билеты оформлены на вас?
— Да, — я достала из сумки распечатанные подтверждения бронирования. — Все оплачено с моей личной карты. Вот чеки.
Марина Сергеевна внимательно изучила документы.
— Прекрасно, — на ее лице появилась легкая улыбка. — Тогда ситуация гораздо проще, чем вам кажется. С точки зрения закона, вы ничем не обязаны вашей свекрови. Ни морально, ни юридически.
Она отложила бумаги в сторону.
— Вы создали свою семью. И по закону вы имеете полное право на личную жизнь, на неприкосновенность вашего личного пространства и на самостоятельное планирование своего досуга. Никто — слышите, никто! — не может вас заставить взять с собой в поездку посторонних людей против вашей воли.
В ее словах была такая твердая уверенность, что мне стало заметно спокойнее.
— А если… если они придут к нам в день отъезда? Если будут скандалить? — спросила я тихо.
— В таком случае вы имеете полное право вызвать полицию, — юрист говорила четко и размеренно. — Это будет рассматриваться как самоуправство и нарушение вашего права на отдых. А если они попытаются каким-то образом испортить ваши вещи или помешать вам уехать — это уже совсем другая статья.
Она распечатала несколько листов и протянула мне.
— Вот выдержки из законов, которые защищают ваши права. Можете показать их вашей свекрови, если потребуется. Но вообще-то, — она посмотрела на меня внимательно, — главное — это ваша собственная уверенность. Вы не должны оправдываться. Вы не нарушаете никаких законов. Это ваша жизнь.
Я взяла листы с распечатками. Они казались такими легкими, но в моих руках имели вес настоящей брони.
— Спасибо вам огромное, — прошептала я.
— Не благодарите, — улыбнулась Марина Сергеевна. — И удачи вам в отпуске. Наслаждайтесь морем.
Выйдя на улицу, я вдохнула полной грудью. Солнечный свет, который утром казался тусклым, теперь слепил глаза. Я сжимала в руке папку с документами и впервые за последние дни чувствовала не страх и обиду, а силу. Закон был на моей стороне. Теперь я знала это точно. И это знание придавало мне решимости для последнего разговора.
Утро дня отъезда выдалось на удивление ясным и солнечным. Лучи света играли на паркете в прихожей, где аккуратно стояли наши чемоданы. Я проверяла документы в десятый раз, стараясь не смотреть на Максима.
Он молча пил кофе у окна, его лицо было напряженным.
Мы почти не разговаривали с того вечера, когда я рассказала ему о визите к юристу. Он выслушал молча, кивнул и ушел в себя. Я не стала давить, понимая — ему нужно время принять решение.
Вдруг в подъезде раздался шум, затем громкие голоса и решительный звонок в дверь. Сердце упало. Они пришли.
Максим встревоженно посмотрел на меня. Я глубоко вдохнула, поправила блузку и медленно пошла открывать.
На пороге стояли Тамара Ивановна и Катя. Обе с чемоданами. Свекровь была в своей лучшей шляпке и светлом пальто, Катя — в ярком платье, с наушниками на шее.
— Ну что вы стоите? — бодро произнесла Тамара Ивановна, пытаясь заглянуть за меня в прихожую. — Машина уже ждет внизу? Давайте побыстрее, а то в аэропорту всегда такие очереди!
Я не сдвинулась с места, преграждая им вход.
— Тамара Ивановна, вы не едете, — сказала я тихо, но очень четко.
На ее лице застыло выражение крайнего недоумения.
— Что значит «не едем»? Что за глупости? Максим! — она попыталась позвать сына через мое плечо. — Объясни жене, что шутки неуместны!
— Это не шутка, — голос мой окреп. — Ваших билетов нет. Это наш с мужем отпуск. Только мы вдвоем.
Катя сняла наушники, ее лицо исказилось от обиды.
— Как это нет? Мама сказала…
— Твоя мама ошиблась, — не отводя взгляда от свекрови, ответила я. — Мы никого не приглашали и не собирались приглашать.
Тамара Ивановна побледнела, ее щеки покрылись красными пятнами.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать! Я твоя свекровь! Максим, ты сейчас же прекрати этот беспредел!
За моей спиной послышались шаги. Максим вышел в прихожую и встал рядом со мной. Его лицо было серьезным.
— Мама, Аня права. Мы едем только вдвоем.
— Что? — ее голос сорвался на крик. — Ты тоже против матери? После всего, что я для тебя сделала?
— Вы не поедете, — повторила я, чувствуя, как меня начинает трясти. — И если вы не уйдете сейчас же, я вызову полицию и заявлю о самоуправстве.
Я протянула ей распечатанные листы, которые мне дали в юридической консультации.
— Вот, почитайте. Здесь все написано про право на личную жизнь и отдых.
Тамара Ивановна с силой выхватила листы из моих рук, пробежала по ним глазами и скомкала в ярости.
— Что ты мне тут суешь? Твои бумажки меня не интересуют! Я мать! У меня права есть!
— Ваше право — уважать нашу семью, — твёрдо сказал Максим. — А вы перешли все границы.
Катя вдруг громко расплакалась.
— Я же всем подружкам рассказала! Я не могу не поехать! Это несправедливо!
Я посмотрела на ее искренние слезы и на мгновение мне стало жаль ее. Всего на мгновение.
— Я предупреждаю в последний раз, — сказала я, уже доставая телефон. — Или вы уходите, или я звонку 02.
Тамара Ивановна с ненавистью посмотрела на меня, потом на сына. В ее глазах было столько ярости, что на секунду мне стало страшно.
— Хорошо, — прошипела она. — Но запомните это. Обои. Ты сделал свой выбор, сынок.
Она резко развернулась, схватила за руку рыдающую Катю и потянула ее к лифту. Их чемоданы громко застучали по кафелю.
Я медленно прикрыла дверь, повернулась к Максиму и увидела, что он дрожит. Я обняла его, и мы стояли так несколько минут, слушая, как за дверью стихают звуки отъезжающего лифта.
Первые два дня в Италии прошли в тягостном молчании. Мы приехали в тот самый маленький семейный отель, который я находила по фотографиям. Белые домики с синими ставнями стояли прямо у самой воды, как я и мечтала. Но между нами висела невидимая стена.
Максим был замкнут и молчалив. Он вежливо отвечал на мои вопросы, помогал донести сумки, но его мысли были далеко. По вечерам мы сидели на веранде нашего домика и смотрели на море, но вместо того чтобы делиться впечатлениями, просто молча слушали шум прибоя.
На третий день мы пошли на тот самый пустынный пляж, о котором Максим рассказывал еще дома. Длинная тропинка вела через сосновую рощу, пахло хвоей и нагретым камнем. Пляж оказался именно таким, как на фотографиях — маленькая бухта с золотистым песком и кристально чистой водой. Кроме нас, там никого не было.
Мы разложили полотенце, и несколько часов просто лежали под солнцем, изредка заходя в воду. Тишина между нами становилась все более невыносимой.
Когда солнце начало клониться к закату, окрашивая небо в розовые и золотые тона, Максим наконец заговорил.
— Прости меня, — тихо сказал он, глядя на горизонт. — Я должен был защитить тебя. Защитить нас.
Я молчала, давая ему выговориться.
— Я все это время думал… Мама всегда решала за меня. Что носить, куда поступать, с кем общаться. А когда мы поженились, я думал, что все изменится. Но получилось, что я просто переложил ответственность с нее на тебя.
Он повернулся ко мне, и в его глазах стояла боль.
— А когда началась вся эта история с поездкой… Я испугался. Испугался ее гнева, ее обиды. И чуть не потерял тебя из-за этого страха.
Я взяла его руку в свою. Его пальцы были холодными, хотя день был жарким.
— А когда ты вышла к ним одна… и сказала все это… Я стоял за дверью и понимал, что ты сильнее меня. Что ты борешься за нас, а я просто прячусь.
— Я тоже боялась, — призналась я. — Но больше я боялась потерять нас. Нашу мечту. Наше доверие.
Мы смотрели, как солнце касается воды, превращая море в золотую гладь. Шум волн был убаюкивающим и умиротворяющим.
— Знаешь, — сказал Максим после долгого молчания, — когда мы стояли в той прихожей, и ты сказала им, что мы пара… Впервые в жизни я почувствовал, что значит быть по-настоящему взрослым. Что моя настоящая семья — это ты.
В его голосе не было пафоса, только простое и ясное понимание.
Мы провели на том пляже еще час, пока первые звезды не зажглись на темнеющем небе. Говорили мало, но это молчание было уже другим — легким и доверительным.
Возвращаясь по тропинке через рощу, Максим крепко держал меня за руку.
— Знаешь что, — сказал он, — а давай не будем отвечать на звонки следующие две недели. Вообще. Ни на какие.
— А если это срочно? — спросила я.
— Тогда пусть пишут сообщения. А мы будем читать их, когда захотим. Если захотим.
В его голосе звучала новая, незнакомая прежде твердость.
В тот вечер мы впервые за долгое время ужинали, смеясь и разговаривая обо всем на свете. О книгах, о музыке, о планах на будущее. О том, куда поедем в следующий раз. Только вдвоем.
Лежа потом в кровати и слушая мерный шум моря, я думала о том, что наша поездка оказалась не совсем такой, как мы планировали. Она стала труднее, но и важнее. Мы не просто отдыхали — мы заново учились быть семьей. И это было главной победой.
Последние дни отпуска пролетели как один счастливый миг. Мы бродили по узким улочкам старых городов, пробовали местную еду, купались ночью при луне. И постепенно раны начали заживать.
Перед самым отъездом, стоя на балконе и глядя на темное море, усыпанное отражениями звезд, я поняла — мы вернемся домой другими людьми. Более сильными. Более едиными.
И какие бы бури ни ждали нас впереди, мы будем встречать их вместе. Потому что мы — пара.
