«Мамочка, я тебе все верну!» — умолял младший сын, и я, сглотнув слезы, отдала ему последние деньги, которые год откладывала на санаторий для своих больных суставов. Я просто хотела, чтобы он не опозорился перед своей богатой невестой. А через неделю эта девушка сидела за моим столом, в моем доме, и с усмешкой унижала меня за бедность, сравнивая мою квартиру с комнатой для прислуги. Сын сидел рядом и предательски молчал, опустив глаза. Я думала, что мое сердце разорвется от боли и стыда, но тут неожиданно встала моя старшая сноха, тихая Анечка, и сказала такую правду, от которой у всех похолодело внутри.
***
Валентина Петровна жила свою тихую, размеренную жизнь в небольшой двухкомнатной квартире, пропахшей выпечкой и воспоминаниями. В свои шестьдесят два она все еще работала библиотекарем, находя в шелесте страниц утешение и покой. Главной ее гордостью и болью были двое сыновей — Олег и Денис. Такие разные, словно рожденные в разных семьях. Старший, Олег, давно вылетел из гнезда. Женился на Анечке, такой же простой и светлой девушке, как он сам. Они жили небогато, но дружно. Валентина Петровна души не чаяла в снохе: Аня всегда звонила, спрашивала о здоровье, привозила с дачи овощи и никогда не приходила в гости с пустыми руками. «Мама Валя, мы вам тут пирожков с капустой испекли», — говорила она своим тихим голосом, и на сердце у Валентины Петровны теплело. Олег работал инженером на заводе, Аня — медсестрой в детской поликлинике. Крутились как белки в колесе, выплачивая ипотеку за свою «однушку» в новостройке, но никогда не жаловались.
Совсем другим был младший, Денис. Красивый, обаятельный, он с детства привык, что ему все достается легче. Институт он закончил год назад, но с работой как-то не складывалось. То зарплата маленькая, то коллектив «токсичный», то добираться далеко. Все его собеседования заканчивались ничем, и он продолжал жить с матерью, занимая большую комнату и большую часть ее мыслей. Валентина Петровна вздыхала, готовила ему обеды и ужины, стирала его модные рубашки и верила, что вот-вот ее мальчик найдет «достойное» место. Последние полгода вся жизнь Дениса вращалась вокруг Дианы — девушки из очень состоятельной семьи. Валентина видела ее всего пару раз, и этих встреч хватило, чтобы понять — не их поля ягода. Высокомерный взгляд, дорогие брендовые вещи, которые стоили больше ее зарплаты, и снисходительный тон, которым она разговаривала даже с Денисом.
В тот вечер Денис вернулся домой позже обычного, нервно теребя в руках телефон. От него пахло дорогим парфюмом — пробником, который ему дали в торговом центре, как он объяснил. Он прошел на кухню, где Валентина Петровна пила чай с ромашкой, пытаясь унять ноющую боль в суставах. Осень в этом году выдалась сырая, и ее артрит давал о себе знать с новой силой.
«Мам, привет. Что-то ты сегодня бледная», — бросил он, заглядывая в холодильник.
«Давление скачет, Деня. Погода меняется, вот и крутит все кости», — вздохнула она.
«Тебе бы в санаторий, как врач говорил. Ты же копила, да?» — спросил он как бы между прочим, доставая пакет молока.
Сердце Валентины Петровны тревожно екнуло. Да, она копила. Почти год откладывала с каждой зарплаты, отказывая себе в обновках и вкусностях. Конверт с деньгами, лежавший в шкафу под стопкой постельного белья, был ее надеждой на три недели покоя, лечебных грязей и соснового воздуха. Врач настаивал, говорил, что если не заняться суставами сейчас, дальше будет только хуже.
«Коплю, сынок, коплю», — тихо ответила она.
Денис сел за стол напротив нее. Его лицо приняло страдальческое выражение.
«Мам, у Дианы через неделю день рождения. Юбилей, двадцать пять лет. Ты же понимаешь, что это серьезно».
«Понимаю, Денис. Поздравишь ее, цветы купишь».
«Цветы? Мам, ты серьезно? — он усмехнулся. — Ее родители ей машину дарят. Машину, понимаешь? А я что, с букетом астр приду? Что обо мне подумают ее друзья, ее семья? Что я нищеброд, который присосался к богатой девчонке?»
Валентина молчала, медленно размешивая чай. Она знала, к чему идет этот разговор, и всем своим существом ему сопротивлялась.
«Мне нужен хороший подарок. Достойный. Я присмотрел одни серьги… Они ей очень понравятся. Но они дорогие. Очень», — он сделал паузу, глядя ей прямо в глаза. — «Мам, мне нужна твоя помощь. Больше мне не к кому обратиться».
***
Тишина на маленькой кухне стала густой и вязкой. Часы на стене, старенькие, с кукушкой, пробили десять раз, и каждый удар отдавался у Валентины Петровны в висках. Она смотрела на сына, на его красивое, но сейчас такое чужое лицо, и не узнавала в нем своего мальчика, который когда-то приносил ей букетики одуванчиков и обещал защищать от всех на свете.
«Денис, у меня нет таких денег, — сказала она тихо, но твердо. — Ты же знаешь, я живу от зарплаты до зарплаты. Все, что я смогла отложить, — это на путевку. Мне лечение нужно, сынок».
«Лечение? — Денис вспыхнул. — А мое будущее — это неважно? Я год ищу работу, год! Мне нужен этот шанс, понимаешь? Диана — это мой билет в другую жизнь! Ее отец — владелец крупной строительной компании. Он обещал поговорить насчет меня, но только если увидит, что я серьезный человек, что я могу соответствовать их уровню. А я даже подарок нормальный сделать не могу своей девушке!»
Его голос звенел от обиды и плохо скрываемой ярости. Он вскочил из-за стола и начал мерить шагами тесную кухню.
«Почему так несправедливо все, а? Вот Олегу ты помогла! На квартиру ему в ипотеку первый взнос отвалила, я же знаю! А мне что? Мне на подарок не можешь дать? Он старший, ему все, а я так, погулять вышел?»
Это был удар ниже пояса. Ложь, наглая и жестокая. Валентина Петровна почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Она ничего не «отваливала». Они с Олегом и Аней три года жили в режиме жесточайшей экономии. Она отдавала им половину своей зарплаты, а они складывали ее и всю зарплату Олега, живя на скромный заработок Ани. Они питались кашами и картошкой, чтобы собрать ту сумму на первый взнос. А теперь Денис, который в это время жил на всем готовом и менял смартфоны каждый год, бросал ей в лицо это обвинение.
«Это неправда, Денис, — прошептала она, и губы ее дрожали. — Мы… мы вместе копили».
«Да какая разница! — отмахнулся он. — Факт в том, что у него есть свое жилье, хорошая жена, и ты ему помогла! А я сижу здесь, в этой конуре, и не могу даже произвести впечатление на девушку, которую люблю! Ты хочешь, чтобы я ее потерял? Чтобы так и остался неудачником до конца жизни? Ты этого для меня хочешь, мама?»
Он остановился прямо перед ней, его глаза сверлили ее насквозь. Это была чистая манипуляция, она понимала это умом, но материнское сердце разрывалось от боли и жалости. Он ее сын. Ее младший, любимый мальчик. Может, он и правда запутался? Может, эта Диана действительно его последний шанс выбиться в люди? А что ее суставы… Ну, поболят и перестанут. Попьет таблетки, мазью помажет. Переживет как-нибудь. А сын может сломать себе жизнь.
«Сколько… сколько тебе нужно?» — спросила она голосом, который ей самой показался чужим.
Денис мгновенно изменился в лице. Напряжение спало, в глазах зажегся торжествующий огонек. Он быстро назвал сумму, от которой у Валентины потемнело в глазах. Это были все ее сбережения. Все до копейки.
«Я отдам, мам. Честно. Как только у меня с работой все наладится, я тебе все верну. Даже больше!» — затараторил он, подсаживаясь к ней и обнимая за плечи.
Она молча встала, подошла к шкафу в своей комнате, нашарила под стопкой свежевыглаженного белья конверт. Руки не слушались. Она достала пачку денег, перевязанную аптечной резинкой. Деньги, в которых была ее надежда на облегчение. Она вернулась на кухню и протянула их сыну.
Денис выхватил их, даже не пересчитав. Его лицо сияло от счастья.
«Спасибо, мамочка! Ты самая лучшая на свете! Я знал, что ты меня поймешь!» — он быстро чмокнул ее в щеку и скрылся в своей комнате.
Валентина Петровна опустилась на табурет. На столе стояла ее недопитая чашка с ромашкой. Боль в суставах вдруг стала нестерпимой. Но еще сильнее болела душа. Она только что своими руками отдала свое здоровье в обмен на пару блестящих сережек для девушки, которая ее даже не уважала.
***
На следующий день Денис проснулся с ощущением всемогущества. Деньги лежали на тумбочке, приятно согревая душу. Он больше не чувствовал себя неудачником. Сегодня он сделает шаг в ту блестящую жизнь, о которой мечтал. Он быстро собрался, надев свою лучшую рубашку, и поехал в самый дорогой торговый центр города. Ювелирный салон, в который он вошел, ослепил его блеском витрин и холодным светом софитов. Девушка-консультант в строгом костюме смерила его оценивающим взглядом, но Денис, ощущая в кармане пачку денег, держался уверенно.
«Я бы хотел посмотреть те серьги с топазами и бриллиантовой крошкой», — сказал он небрежным тоном, который, как ему казалось, был присущ состоятельным людям.
Серьги и вправду были великолепны. Небесно-голубые камни в обрамлении крошечных искорок. Они стоили целое состояние — мамину путевку в жизнь без боли. Но Денис гнал от себя эти мысли. Он представлял лицо Дианы, ее восторг. Это была инвестиция в его будущее. Расплатившись наличными, он с некоторым сожалением смотрел, как почти вся пачка денег перекочевала в кассу. Продавец упаковала бархатную коробочку в фирменный пакет.
Он тут же позвонил Диане.
«Принцесса, привет. У меня для тебя кое-что есть. Предварительный подарок на юбилей. Встретимся через час в нашей кофейне?»
Диана согласилась лениво, словно делая ему одолжение. Когда они встретились, она сидела за столиком у окна, листая что-то в своем последнем айфоне. Она даже не подняла головы, когда он подошел.
«Привет», — сказал он, ставя пакет на стол.
«О, это мне? — она оторвалась от телефона. — Ну, давай посмотрим, чем ты решил меня удивить».
Она открыла коробку, и на мгновение в ее глазах промелькнул неподдельный интерес. Она достала серьги, поднесла к уху, посмотрелась в отражение на темном экране телефона.
«Хм, мило. Очень мило, — протянула она. — Голубой цвет мне идет. Спасибо, котик».
Она убрала серьги обратно в коробку и положила в свою сумку, которая стоила не меньше. Денис ожидал бури восторга, поцелуев, объятий. Но реакция была сдержанной.
«Тебе… тебе нравится?» — с замиранием сердца спросил он.
«Я же сказала, мило. Конечно, это не Cartier, как подарил папа на прошлый день рождения, но для начала неплохо, — она улыбнулась ему снисходительной улыбкой. — Кстати, о родителях. Они приглашают тебя в следующее воскресенье на семейный обед. Мама хочет познакомиться с тобой поближе. Только, пожалуйста, надень что-нибудь приличное. И будь готов, что она спросит, где ты работаешь и какие у тебя планы на жизнь».
Каждое ее слово било по его самолюбию. «Не Cartier», «надень приличное». Он почувствовал себя маленьким мальчиком, которого отчитывает строгая учительница. Но он заставил себя улыбнуться.
«Конечно, любимая. Все будет в лучшем виде».
«Вот и хорошо, — она снова уткнулась в телефон. — А в это воскресенье я приду к вам. Познакомлюсь с твоей мамой как следует. Ты же говорил, она готовит какой-то семейный обед?»
У Дениса похолодело внутри. Диана в их скромной квартире? Диана за одним столом с Олегом и Аней? Это казалось ему столкновением двух разных вселенных, которое не сулило ничего хорошего.
«Да, конечно, приходи», — выдавил он.
А в это время Валентина Петровна сидела дома одна. Она достала из шкафа рекламный проспект санатория «Сосновый бор». На глянцевой бумаге улыбающиеся пенсионеры гуляли по ухоженным аллеям, принимали жемчужные ванны, пили кислородные коктейли. Она провела пальцем по фотографии бассейна с голубой водой. Она так мечтала окунуться в эту воду, почувствовать, как уходит боль, как тело становится легким. Она медленно закрыла буклет и убрала его в ящик комода. Туда, где хранятся несбывшиеся мечты. Потом она подошла к аптечке, достала обезболивающую мазь и принялась втирать ее в свои ноющие, опухшие колени, стараясь не плакать.
***
Воскресенье выдалось серым и промозглым. Мелкий дождь барабанил по подоконнику, нагоняя тоску. Но Валентина Петровна с самого утра была на ногах, стараясь создать в доме атмосферу праздника. Она решила приготовить все самое лучшее: запечь утку с яблоками, сделать свой фирменный салат и испечь торт по еще маминому рецепту. Ей хотелось, чтобы Диана увидела, что они хоть и небогатая, но гостеприимная и дружная семья. Каждое движение давалось ей с трудом, спину ломило, колени горели огнем, но она упрямо не подавала вида. Она хотела произвести хорошее впечатление на будущую сноху, наладить мосты.
Около двух часов дня приехали Олег с Аней. Как всегда, не с пустыми руками. Аня принесла с собой несколько контейнеров: аккуратные рулетики из ветчины с сыром и чесноком и свои фирменные тарталетки с грибным жульеном. «Мама Валя, здравствуйте! Мы решили вам помочь, чтобы вы тут одна не надрывались», — улыбнулась она своей теплой, искренней улыбкой. Олег нес в руках пакеты с соком, фруктами и свежим хлебом.
«Ой, детки, спасибо! Зачем же вы так? Я бы и сама справилась», — засуетилась Валентина Петровна, но на душе у нее стало светлее.
Аня тут же надела фартук и принялась помогать с сервировкой стола, а Олег, как настоящий хозяин, начал расставлять стулья и проверять, все ли готово. В их присутствии дом наполнился жизнью, спокойной и уютной суетой. Они расспрашивали Валентину Петровну о здоровье, но она лишь отмахивалась, говоря, что все в порядке. Она не хотела портить детям настроение своими жалобами и уж тем более не собиралась рассказывать историю с деньгами на путевку. Ей было стыдно за Дениса.
Ровно в три, как и было назначено, раздался звонок в дверь. Денис, который до этого сидел в своей комнате, выскочил в прихожую. На пороге стояла Диана. Она была одета в элегантное платье и легкое пальто, которое небрежно держала на руке. Ее взгляд скользнул по скромной обстановке прихожей: старенькие обои, видавший виды коврик у двери, простое зеркало в деревянной раме. На ее лице промелькнуло едва заметное выражение брезгливости.
«Добрый день», — процедила она сквозь зубы, протягивая Валентине Петровне крошечный букетик фиалок, который выглядел сиротливо и жалко.
«Проходите, Диана, здравствуйте! Мы вас очень ждали», — как можно радушнее сказала Валентина Петровна, принимая цветы.
Денис помог ей с пальто, и она прошла в комнату, где уже был накрыт стол. Олег и Аня встали, чтобы поздороваться.
«Олег, старший брат», — представился он, протягивая руку.
Диана лишь кивнула, проигнорировав его жест.
«Анна, жена Олега», — мягко сказала Аня.
«Диана», — коротко бросила гостья и села на стул, который ей пододвинул Денис.
Атмосфера за столом мгновенно стала напряженной. Аня и Олег переглянулись. Валентина Петровна начала суетливо расставлять тарелки с закусками.
«Угощайтесь, пожалуйста! Все домашнее, свежее».
Диана окинула стол презрительным взглядом. Рулетики, жульен, домашние соленья… Все это было для нее едой из прошлого века.
«Спасибо, я не голодна, — сказала она, пододвигая к себе лишь тарелку с нарезанными овощами. — Я слежу за фигурой. Мы с Денисом потом поужинаем в ресторане».
Слова повисли в воздухе. Валентина Петровна, которая пол дня провела на кухне, чтобы запечь эту утку, почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо. Денис смущенно кашлянул, пытаясь сменить тему.
«Мам, у тебя утка как всегда пахнет потрясающе! Давайте пробовать!»
Но лед уже тронулся. Неловкая пауза затягивалась, и все понимали, что этот семейный обед обречен на провал.
***
Обед проходил в гнетущей тишине, прерываемой лишь стуком столовых приборов и натянутыми попытками Валентины Петровны и Ани поддержать разговор. Диана сидела с каменным лицом, ковыряя вилкой листик салата и демонстративно поглядывая на свой телефон. Денис ерзал на стуле, бросая то виноватые взгляды на мать, то заискивающие — на свою невесту. Олег мрачно молчал, сжав кулаки под столом.
Наконец, когда подали чай с тортом, Диана, видимо, решила, что пора переходить в наступление.
«Кстати, о подарках, — начала она громко, обращаясь вроде бы ко всем, но глядя на Дениса. — Мой юбилей прошел просто феерично. Родители, как я уже рассказывала Денису, подарили мне новую машину. Подруга привезла из Парижа сумку последней коллекции. А Денис… — она сделала театральную паузу, — Денис тоже постарался. Подарил очень… милые сережки».
Она произнесла слово «милые» с такой ядовитой интонацией, что у Валентины Петровны защемило сердце. Она знала, какой ценой достались эти «милые» сережки.
«Правда, — продолжила Диана, самодовольно улыбаясь, — я потом посмотрела их в интернете. Думала, может, бренд какой-то новый, который я не знаю. Оказалось, обычная ювелирка, даже не люкс. Ну, ничего, Денис, для твоего положения это, наверное, и так большой подвиг».
Лицо Дениса залила густая краска. Он что-то пробормотал, опустив глаза в свою тарелку с тортом.
«Диана, это было невежливо», — глухо сказал Олег.
«Невежливо? — она картинно вскинула брови. — А по-моему, невежливо — это пускать пыль в глаза. Денис, я до сих пор не понимаю, как ты можешь так жить? — она обвела рукой комнату. — Эти ковры на стенах, эта мебель из прошлого века… У нас в загородном доме комната для прислуги больше и обставлена лучше. Я не осуждаю бедность, но я не понимаю, когда люди с ней мирятся и даже не пытаются что-то изменить».
Это было уже прямое, неприкрытое оскорбление. Валентина Петровна побледнела как полотно. Она почувствовала, как ее унизили, растоптали все ее старания, всю ее жизнь. Она потратила на эту девушку деньги, отложенные на собственное здоровье, а в ответ получила плевок в душу. Слезы навернулись ей на глаза, и она судорожно сжала край скатерти.
«Мы живем так, как можем. Честно живем», — проговорила Аня, ее тихий голос дрожал от сдерживаемого гнева.
«Честно? — усмехнулась Диана. — Честным трудом на такую жизнь и заработаешь. Вот Денис, например. Год не может найти работу. На что он рассчитывает? Что я буду его содержать? Или его мама, которая, видимо, отдает последнее, чтобы ее сыночек мог купить мне побрякушку?»
Она посмотрела прямо на Валентину Петровну. В ее глазах не было ни капли сочувствия — только холодный, злой триумф. Она наслаждалась своей жестокостью, своей властью.
Валентина Петровна не выдержала. Она тихо встала и пошла в свою комнату, чтобы никто не видел ее слез. Денис сидел как истукан, не в силах вымолвить ни слова в защиту матери. Он боялся. Боялся потерять Диану, боялся ее гнева, боялся вернуться в свою никчемную жизнь без надежды на блестящее будущее. И этот страх оказался сильнее сыновнего долга. В комнате повисла оглушительная тишина.
***
Когда за Валентиной Петровной закрылась дверь, Аня медленно положила вилку на тарелку. Ее лицо, обычно такое мягкое и доброе, стало жестким и решительным. Она посмотрела сначала на съежившегося Дениса, потом на надменное лицо Дианы.
«Знаете, Диана, а вы ведь правы в одном, — сказала она неожиданно спокойным и ледяным голосом. — Подарок Дениса действительно стоил очень дорого. Только вы даже не представляете, насколько».
Диана фыркнула: «Да что там могло стоить дорого? Пара граммов золота и полудрагоценный камушек?»
«Там стоило здоровье его матери, — отрезала Аня. — Валентина Петровна год откладывала деньги на путевку в санаторий. Ей врач прописал срочное лечение, у нее очень болят суставы. Она почти не спит по ночам от боли. А ваш ‘милый’ подарок — это ее несбывшаяся надежда на облегчение. Денис просто выпросил у нее эти деньги».
Денис вздрогнул и поднял на Аню испуганный взгляд. «Аня, замолчи! Это не твое дело!»
«Нет, Денис, это мое дело! — Голос Ани налился силой. — Это дело всей нашей семьи, которую ты позоришь! Как тебе не стыдно сидеть здесь и молчать, когда твою мать, которая отдала тебе последнее, унижают?»
Аня встала. Она больше не могла сидеть.
«И хватит врать про квартиру Олега! — она повернулась к Денису, и ее глаза метали молнии. — Ты всем рассказываешь, как мама ‘отвалила’ ему денег. Так вот, слушайте все правду! Никто ему ничего не дарил! Мы с Олегом поженились и три года жили на одну мою зарплату медсестры. А всю его зарплату инженера и половину маминой зарплаты библиотекаря мы откладывали. До копейки! Мы не ездили в отпуск, мы не ходили в кафе! Олег после основной работы шел таксовать по ночам, а я брала дополнительные дежурства. Мы три года отказывали себе во всем, чтобы собрать на первый взнос по ипотеке, которую нам теперь выплачивать еще пятнадцать лет!»
Она перевела дыхание. Олег смотрел на жену с безграничной гордостью и любовью. Он тоже встал и положил ей руку на плечо, показывая свою полную поддержку.
«А ты, Денис, — Аня снова вперила взгляд в младшего брата мужа, — что делал ты в это время? Ты жил на всем готовом у мамы под крылом. Ты требовал новые джинсы и телефоны. Ты ни дня не работал, но считаешь, что тебе все должны. Ты не просто лентяй, Денис. Ты — лжец и эгоист, который сидит на шее у стареющей, больной матери и еще умудряется ее же и обворовывать, прикрываясь большой любовью».
Каждое слово было как пощечина. Диана смотрела на Дениса с нескрываемым отвращением, словно впервые его видела. Тот образ успешного, перспективного парня, который он так старательно создавал, рассыпался в прах на ее глазах. Он оказался не просто бедным, а нищим лжецом, живущим за счет матери.
«Так вот, Диана, — закончила Аня уже спокойнее, но не менее твердо, — вы можете забрать эти серьги. Но знайте, что в них не просто полудрагоценный камешек. В них — слезы и боль женщины, которая вас сегодня приняла в своем доме как родную».
В комнате воцарилась мертвая тишина. Бомба взорвалась, и теперь всем предстояло разбирать обломки.
***
Первой тишину нарушила Диана. Она встала, ее лицо исказила гримаса презрения. Она посмотрела на Дениса так, будто он был каким-то отвратительным насекомым.
«Так ты еще и нищий лжец? — процедила она. — Попрошайка, который обманывает собственную мать? Я потратила на тебя полгода своей жизни…»
Она не договорила. Резко развернувшись, она схватила свое пальто и, не прощаясь, выбежала из квартиры, с силой хлопнув дверью так, что зазвенела посуда в серванте.
Денис несколько секунд сидел неподвижно, глядя на закрывшуюся дверь. А потом его прорвало. Но это была не ярость раскаяния, а злоба загнанного в угол зверя.
«Это ты во всем виновата! — закричал он, вскакивая и наступая на Аню. — Ты все разрушила! У меня был шанс! Шанс на нормальную жизнь! А ты все испортила своей дурацкой правдой! Кому она нужна, твоя правда?!»
«Мне нужна! — раздался из дверного проема тихий, но твердый голос.
В комнату вошла Валентина Петровна. Она была очень бледной, но спину держала прямо, и в ее глазах больше не было слез — только холодная, тяжелая решимость.
«Мне нужна правда, Денис. Я слишком долго закрывала на нее глаза. Слишком долго тебя жалела и оправдывала», — сказала она, подходя ближе.
«Мама, она все врет! Она просто завидует!» — закричал Денис, пытаясь найти в ее глазах прежнюю всепрощающую любовь, но не находил.
«Хватит, — отрезала Валентина Петровна. — Хватит лжи. Аня сказала все правильно. Я вырастила эгоиста. Я сама в этом виновата. Но больше этого не будет».
Она остановилась прямо перед ним и посмотрела ему в глаза.
«Ты сейчас же пойдешь и соберешь свои вещи. Завтра же начнешь искать любую работу. Грузчиком, дворником, курьером — кем угодно. Будешь снимать себе комнату. И пока ты не вернешь мне до копейки все, что я на тебя потратила, пока не начнешь сам себя обеспечивать, я не хочу тебя видеть в этом доме».
Денис замер, не веря своим ушам.
«Мама… ты… ты меня выгоняешь?» — пролепетал он.
«Я даю тебе шанс стать мужчиной, а не маменькиным сынком. Ты им не воспользовался, когда я давала его по-хорошему. Теперь будет по-плохому», — ее голос не дрогнул.
Он смотрел то на мать, то на Олега с Аней, ища поддержки, но их лица были непроницаемы. Он понял, что проиграл. Все его манипуляции больше не работали. В полном молчании он пошел в свою комнату и вскоре вышел с рюкзаком за плечами. Бросив на всех ненавидящий взгляд, он ушел, хлопнув дверью еще сильнее, чем Диана.
В квартире стало тихо. Валентина Петровна медленно опустилась на стул. Силы оставили ее. Она закрыла лицо руками.
«Мама, все будет хорошо», — Олег подошел и обнял ее за плечи.
Аня села рядом и взяла ее руку в свои. Ее ладонь была теплой и сильной.
«Мы с вами, мама Валя. Мы — семья», — тихо сказала она.
Валентина Петровна подняла на них заплаканные, но уже посветлевшие глаза. Да, ее сердце было разбито предательством младшего сына. Семья стала меньше, но она стала крепче и честнее. А впереди была новая жизнь, в которой больше не было места для фальшивых бриллиантов.
