Телефонный звонок резко нарушил тишину, номер был незнакомый, с южным кодом.
– Мариночка, здравствуй, солнышко! – в трубке голос тёти Вадима, Галины. – Как вы там? Как Вадимка наш? Ох, вспоминаю, как он у меня под столом пешком ходил, а я ему последние деньги на ботинки отдавала, себе платок новый не купила… Душа болела, но для него ничего не жалко!
Она создавала эмоциональный фон, после такого вступления любая просьба казалась бы мелочью. Сжала в руке остывшую чашку с чаем.
– Здравствуйте, тётя Галя, – сказала я ровно. – Всё хорошо у нас.
– Вот и славно! Мы тут с Генкой подумали, ну и дети, конечно… В общем, мы к вам!
– В смысле? – смотрела на свой рабочий стол, на стопку эссе, которые нужно было проверить завтра, и чувствовала, как под ногами начинает дрожать пол.
– Ну как в смысле, мы уже билеты купили на первое июня! На два месяца, до конца лета у вас поживём. Давно мечтали Москву посмотреть, детям столицу показать. А у вас и квартира просторная, и не чужие мы, ты же не откажешь родне, которая твоему мужу столько добра сделала?
Я смотрела на свой стол, с чем мне предстояло попрощаться.
– Тётя Галя… может, лучше гостиницу? У нас… работа…
– Ты что! Какие гостиницы между родными людьми! Неудобно-то как! Я ж Вадимку с трёх лет на руках носила, когда мать его… ну ты знаешь. Он мне как сын и многим обязан!
Разговор закончился, сидела в тишине, но она уже была тревожной. Вечером рассказала всё Вадиму. Он слушал, дожёвывая яблоко, и искренне не понимал моей тревоги.
– Марин, ну ты чего? Это ж тётка моя. Меня реально на ноги подняла, родной человек.
– Вадим, но это другое! У меня работа, ученики, мой кабинет! – обвела рукой комнату. – Куда я это всё дену?
– Марин, ты не представляешь, как у нас на Кубани было! Летом съезжалась вся родня, человек двадцать! Спали вповалку, на полу, на веранде! И такой смех стоял до ночи, самое лучшее время было!
– Но у нас не Кубань, а двухкомнатная квартира и онлайн-уроки!
Отложил огрызок яблока, посмотрел на меня серьёзно.
– Работа приходит и уходит, а семья – это навсегда. Неужели ты хочешь, чтобы я перед тёткой, которая меня вырастила, выглядел как неблагодарный человек?
Поставил меня перед выбором: либо мой комфорт, либо его репутация. И я, как всегда, выбрала его.
– Мариночка, сделай нам бутербродов! — тётя Галя превратила мой дом в гостиницу.
Они не приехали. Первое, что я почувствовала, – это запахи поезда, копчёной колбасы, которую они везли в качестве гостинца, сладких духов тёти Гали и чего-то кислого от банки с солёными огурцами.
Следом пришёл шум. Бас дяди Гены, эхом отдающийся в нашем маленьком коридоре: «Ну, встречай, Москва, гостей!». Крики детей, Лёшки и Кати, которые тут же начали носиться по квартире, исследуя новую территорию. И грохот чемоданов на колёсиках, царапающих паркет, стук сумок, брошенных на пол.
– Ой, Мариночка, а что у вас фикус в углу стоит? – заявила тётя Галя. – Ему же света мало! Давай-ка его на балкон!
И, не дожидаясь моего ответа, подхватила тяжёлый горшок, который я годами не решалась сдвинуть с места, и потащила через всю комнату, оставляя на полу дорожку из земли. Приехала не в гости, а «улучшать».
Первый ужин превратился в испытание. Они говорили все одновременно, громко, перебивая друг друга. Дядя Гена рассказывал громкий анекдот хохоча, дети тянули курицу руками прямо из общей тарелки.
Вадим был счастлив, сидел раскрасневшийся, смеялся, подливал дяде компота, снова окунулся в привычную, громкую атмосферу своего детства. Я сидела с вежливой улыбкой, чувствуя себя стюардессой на борту самолёта, попавшего в зону турбулентности.
– Так, – распорядилась тётя Галя, вытирая руки о скатерть. – Завтра, значит, на Красную площадь! А послезавтра в зоопарк! Вадимка, ты нас повезёшь! А ты, Мариночка, нам с собой бутербродов побольше сделай!
Они не спрашивали, ставили перед фактом.
Утром начался настоящий хаос, очередь в единственный санузел. Мой урок с мальчиком, готовящимся к ЕГЭ, был назначен на девять, в девять пятнадцать я всё ещё стояла под дверью с зубной щёткой в руке.
Когда я, наконец, села за компьютер, извинившись перед учеником, урок пошёл наперекосяк. В самый ответственный момент, когда мы разбирали сложное грамматическое правило, по коридору с криками промчались дети, хлопнув дверью ванной. Я вздрогнула, ученик на экране нахмурился.
– Марина Викторовна, я так не могу, у меня ничего в голове не держится от этого шума.
Вечером получила от его матери сообщение: «Извините, но мы вынуждены отказаться от ваших услуг, Андрею нужна полная тишина и концентрация, найдём другого репетитора». Это стало серьёзной проблемой для моего дохода и репутации, — показала сообщение Вадиму.
– Ну, Марин, не расстраивайся! Найдёшь другого ученика! Лето же, отдохни заодно!
Он не понял, отнёсся к моему труду и моим переживаниям несерьёзно. Молча высвободилась из его объятий. В этот вечер расстояние между нами стало ещё больше.
Родня шумела, но тишину принесла соседка: — Ещё один такой вечер, и я буду жаловаться!
За несколько дней до этого я столкнулась с ней на лестничной клетке. Зинаида Игнатьевна, наша соседка по площадке, женщина старой закалки, прямая, как гвоздь, и такая же резкая. Она возвращалась из магазина с неизменной своей авоськой, строгий взгляд скользнул по ряду гостевой обуви, выставленной за нашу дверь, и задержался на липких следах от пролитого компота на полу.
– Гости у вас, Марина? – Шумно стало.
Не стала ждать ответа, кивнула сама себе и скрылась за своей дверью, по спине у меня пробежал холодок. Это был не просто комментарий, а предупреждение.
Апогей хаоса случился в субботу. У дяди Гены было хорошее настроение, д достал привезенную с собой бутылку домашнего напитка, и к вечеру на кухне началось настоящее застолье. Включил на телефоне казачьи песни на полную громкость. Дети, перевозбужденные общем весельем, устроили в коридоре игру в догонялки. Вадим довольный, пытался изобразить танец на пятачке между столом и холодильником.
Не выдержала, закрылась в своей комнате, надела наушники, пытаясь сосредоточиться на книге, но даже сквозь музыку я чувствовала, как вибрирует пол от топота.
Звонок в дверь, требовательный, музыка на кухне смолкла.
Вышла в коридор, на пороге стояла Зинаида Игнатьевна, в строгом домашнем халате, с идеально уложенными седыми волосами. Проигнорировала меня и уставилась прямо на вышедшего из кухни дядю Гену.
– Молодой человек, я вам повторяю ещё раз: есть закон о соблюдении тишины. После одиннадцати вечера никаких песен и танцев, ещё один подобный вечер, и я обращаюсь куда следует и тогда у вас будут неприятности, вам понятно?
Говорила не как рассерженная соседка, а как юрист. Дядя Гена растерянно открыл рот, но не нашёл, что ответить, из-за его спины вышла тётя Галя, пытаясь изобразить улыбку.
– Да вы не сердитесь, соседушка, мы гости с юга. Хотите, я вам завтра наших пирожков испеку, с вишней?
Зинаида Игнатьевна смерила её холодным взглядом.
– Оставьте свои пирожки себе, и научитесь уважать людей, которые живут рядом с вами.
Развернулась и ушла, хлопнув своей дверью так, что у нас задребезжали стаканы в серванте, в квартире повисла тишина.
Их проблемой стала не я, а строгая соседка. Родня уехала, потому что не выдержала жизни на цыпочках в моей квартире.
Когда первое изумление прошло, тётя Галя повернулась ко мне. В глазах её стояли обида и недоумение.
– Мариночка, ну что это за люди у вас живут? Неприветливые какие-то, души в них нет совсем.
Я развела руками и вздохнула с таким искренним сочувствием, на какое только была способна.
– Ой, тётя Галя, что я поделаю… Это Зинаида Игнатьевна у нас такая, на бывшего мужа своего жаловалась, что он громко храпел. Серьёзно! Весь подъезд на цыпочках ходит, не любят у нас в Москве шуметь. Стены-то тонкие, всё слышно, сразу жалуются, такие нравы.
Не нападала на них, а жаловалась вместе с ними на «суровую Москву» и её странные, недружелюбные законы. Вадим, стоявший рядом, кашлянул, но промолчал, не мог возразить против «фактов».
Атмосфера в квартире изменилась за одну ночь, утром все говорили шёпотом, тётя Галя постоянно шикала на детей:
– Тише! А то эта соседка услышит!
Дядя Гека выходил курить на балкон и больше не пел, а косился на окна соседки снизу. Их вольная, широкая южная жизнь закончилась, наша квартира превратилась в место, где все боялись издать лишний звук.
Но тётя Галя не была бы собой, если не предприняла последнюю попытку «наладить контакт». Напекла своих знаменитых пирожков с вишней, выложила их на лучшую мою тарелку и с решительным видом отправилась к соседке. Я наблюдала за этой сценой в приоткрытую дверь.
Зинаида Игнатьевна приоткрыла свою дверь ровно настолько, чтобы просунуть в щель голову.
– Что вам?
– Соседушка, я вот вам пирожков принесла…
– Женщина, я не ем мучное, спасибо, не нужно. И прекратите, пожалуйста, ходить по площадке, у меня под дверью лежит чистый коврик.
Дверь захлопнулась, тётя Галя вернулась на кухню с расстроенным лицом, молча поставила тарелку на стол.
– Бессердечные.
Вечером я застала их тихий разговор на кухне, они думали, что я в комнате.
– Ген, я так больше не могу, словно под надзором, ни вздохнуть, ни охнуть. И люди… суровые, не наш это воздух, Ген, не наш.
Дядя Гена тяжело вздыхал, их проблемой стала не я, а весь этот чужой, строгий московский уклад, воплощённый в одной соседке.
Я помогла родне собрать чемоданы.
Через два дня после неудачной попытки с пирожками дядя Гена получил срочный звонок, разговаривал на балконе, но преувеличенно громким и деловым тоном, чтобы все слышали.
– Что?! Аврал на работе?! Прямо срочно надо? Ну раз начальство сказало «надо»… Значит, еду! Куда деваться!
Тётя Галя подошла к Вадиму с сокрушенным видом.
– Вадик, слушай… Нам там с работы звонили, Генку вызывают срочно, прям беда. Мы, наверно, поедем, а то и правда тяжело тут, не наш воздух, да и работа есть работа.
Собирались быстро, укладывали в сумки банки с недоеденными огурцами, свои цветастые полотенца, детские игрушки, я помогала, складывала вещи, подавала пакеты.
– Ой, как жаль, что так вышло! Так надеялась, вы всё лето у нас погостите! Эта Зинаида Игнатьевна всё испортила! Вредная какая-то…
– И не говори, дочка! Ну и характер! Ну ничего, мы на следующий год, может, в деревню к своим… Там люди проще.
Я играла свою роль до конца, они уезжали с полной уверенностью, что проблема не в них и не во мне, а в чужом человеке.
Уехали ранним утром, на такси до вокзала, помахала им рукой из окна. Когда щёлкнул замок, и я осталась в квартире одна, я медленно прошла по комнатам, тишина та самая, моя.
Подошла к своему рабочему столу, провела рукой по гладкой поверхности, посмотрела на ровные ряды книг, открыла настежь окно, впуская в комнату свежий воздух.
Вадим подошёл сзади, обнял за плечи.
– Ну вот… уехали, жалко, они же с добром хотели…
Он так ничего и не понял и, наверное, это было к лучшему. Повернулась к нему, положила голову ему на плечо и улыбнулась, не стала ничего объяснять.
