Я стояла у плиты, помешивая макароны в кипящей воде. Последние макароны. В холодильнике оставался только кусочек сыра и три яйца.
— Как это есть нечего? — Андрей ворвался на кухню, размахивая руками. — Что значит «готовить не из чего»?
Я не оборачивалась. Продолжала помешивать макароны, наблюдая, как они кружатся в воде.
— Именно это и значит. Макароны с сыром. Это всё, что осталось до зарплаты.
— До какой ещё зарплаты? У меня же вчера был аванс!
Теперь я обернулась. Посмотрела на него спокойно, без упрёка. Просто посмотрела.
— Ну, ты всем помог и купил себе ноутбук.
Андрей замер. Его лицо приобрело тот оттенок растерянности, который я так хорошо знала. Он всегда выглядел так, когда реальность врывалась в его благие намерения.
— Лен, ну это же… Это другое.
— Что другое?
— Маме нужно было на лекарства. Серёжке на ремонт машины, иначе он без работы останется. А ноутбук… Ну он же мне для работы нужен! Старый совсем умер.
Я выключила газ, откинула макароны на дуршлаг. Пар обжёг лицо, но я не отстранилась.
— Для работы, — повторила я. — Игровой ноутбук за восемьдесят тысяч для твоей работы бухгалтера.
— Там хорошая скидка была! И вообще, я же зарабатываю…
— Зарабатываешь ты, — перебила я, всё так же спокойно. — А ест наша семья. Или должна есть. Соня, иди ужинать!
Из комнаты высунулась встрёпанная голова нашей восьмилетней дочери.
— Ура, макароны! А что к ним?
— Сыр, солнышко.
— Опять? — Соня скривилась, но села за стол.
Андрей всё ещё стоял посреди кухни, как громоотвод после грозы.
— Я не думал…
— Вот именно, — я разложила макароны по тарелкам, натерла сверху остатки сыра. — Не думал. Как всегда.
— Лена, ну что ты! Мама больная, ей деньги нужны были срочно. Я что, должен был отказать родной матери?
Я села напротив дочери, взяла вилку.
— А своему ребёнку? Своей жене? Нам можно отказать?
— Это же не отказ! Просто до зарплаты потерпим немного.
— Потерпим, — кивнула я. — Как в прошлом месяце потерпели, когда ты Лёхе на свадьбу подарил двадцать тысяч. Как позапрошлом, когда твоей сестре на шубу скинулся. Мы отлично умеем терпеть.
Соня жевала макароны, не отрывая глаз от тарелки. Она уже привыкла к таким разговорам.
— Мам, а завтра в школе экскурсия, — тихо сказала она. — Нужно пятьсот рублей.
Повисла тишина. Я посмотрела на Андрея.
— Ну? У главного спонсора района найдётся пятьсот рублей на экскурсию дочери?
Он полез в карман, достал кошелёк. Вытащил две мятые сотни и несколько мелких купюр.
— Тут… Тут триста пятьдесят.
— Оставь себе, — я встала из-за стола. — Я с заначки возьму.
— Какой заначки? — Андрей вскинул брови. — У тебя есть заначка?
Я усмехнулась.
— А как ты думаешь, на что мы живём последние три месяца? На твою щедрость?
— Лена…
— Каждый месяц, Андрей. Каждый чертов месяц одна и та же история. Ты получаешь деньги, раздаёшь их направо и налево, покупаешь себе что-то дорогое, а потом у нас на столе макароны с сыром.
— Ну хватит раздувать! Я же не на себя трачу, я людям помогаю!
— А мы что, не люди? — Я повысила голос, и Соня вздрогнула. Я тут же взяла себя в руки, заговорила тише. — Прости, солнце. Иди в комнату, мультики посмотри.
Дочь быстро смылась, даже тарелку не доела.
Андрей тяжело опустился на стул.
— Ты не понимаешь, — сказал он. — Моя мама всю жизнь на мне экономила. Всё мне отдавала. Теперь я должен ей помочь.
— Должен, — согласилась я. — Но не в ущерб собственной семье. Не вместо того, чтобы кормить ребёнка.
— Да что ты прицепилась к этим макаронам! Один раз за месяц!
Я открыла холодильник. Пустые полки смотрели на нас, как укор.
— Посмотри. Вот яйца, три штуки. Вот молоко, полпакета. Вот кетчуп и горчица. Хочешь, я открою морозилку? Там лежит пачка пельменей, половинка. Это всё. До пятнадцатого числа.
Андрей молчал.
— У Сони через неделю день рождения, — продолжала я. — Я месяц копила с продуктов, чтобы купить ей куклу, которую она хочет. Откладывала по пятьсот рублей. Знаешь, сколько там? Две тысячи. На куклу нужно четыре.
— Я… Я не знал.
— Конечно, не знал. Потому что тебе некогда знать. Ты слишком занят спасением мира.
Он вскочил, начал ходить по кухне.
— Господи, Лена! Ну что я должен был сделать? Отказать матери? Сказать брату, что его проблемы мне до лампочки? Я не могу так!
— А вот так можешь? — Я показала на холодильник. — Можешь смотреть, как твоя дочь ест одни макароны?
— Мы же не голодаем! Ты раздуваешь из мухи слона!
— Не голодаем, — кивнула я. — Потому что я коплю. Потому что у меня две заначки: одна на чёрный день, вторая на очень чёрный день. Потому что я выпрашиваю у твоей же матери деньги обратно под предлогом «забыла в магазине оплатить».
Андрей побледнел.
— Ты у мамы… просишь обратно?
— А как ещё? Ты даёшь ей на лекарства, она их покупает на свою пенсию, а мне отдаёт. Мы с ней уже полгода в этой игре. Она всё понимает, Андрей. Она знает, что у нас жрать нечего.
— Врёшь!
— Позвони, спроси.
Он выхватил телефон, нашёл мамин номер. Замер с пальцем над экраном. Потом медленно опустил руку.
— Зачем ты так? — пробормотал он. — Зачем унижаешься?
Я рассмеялась. Зло, горько.
— Унижаюсь? Я кормлю семью, Андрей. А ты раздаёшь все и называешь это благородством.
— Я зарабатываю!
— Тогда давай разделим, — я села напротив него, посмотрела в глаза. — Получаешь зарплату, делишь пополам. Половина на семью, половина на твою благотворительность. Договорились?
Он отвёл взгляд.
— Это… это как-то неправильно.
— Что неправильно? Кормить собственного ребёнка?
— Нет, я не это имел в виду…
— Тогда что?
Андрей прошёлся по кухне, остановился у окна.
— Я не могу отказать людям, — сказал он тихо. — Не могу. Мне стыдно.
— А мне не стыдно? — Я тоже встала. — Мне не стыдно на детской площадке, когда другие мамы покупают детям мороженое, а я объясняю Соне, что у нас «кончились деньги»? Не стыдно, когда её одноклассница хвастается новым айфоном, который папа подарил просто так, а мы даже на простой телефон накопить не можем?
— При чём тут айфоны? Это всё понты и глупости!
— При том, что ребёнок не понимает, почему у всех есть, а у неё нет! Почему папа всем помогает, а ей новые кроссовки на физкультуру не может купить!
— Я не знал, что ей кроссовки нужны…
— Потому что не спрашиваешь! — Я почувствовала, как подступают слёзы, но сдержалась. — Ты приходишь домой, ужинаешь тем, что я приготовила из воздуха, рассказываешь, кому и сколько дал, и спишь спокойно. А я лежу и считаю, на чём ещё сэкономить, чтобы дотянуть до зарплаты. Которая уже распределена на месяц вперёд.
Андрей обернулся. На его лице было написано такое отчаяние, что мне даже стало его жаль. Почти.
— Я… Я думал, мы справляемся.
— Мы не справляемся, Андрей. Я справляюсь. Одна.
Он сел, уронил голову на руки.
— Что мне делать?
— Для начала? Посчитай, сколько ты раздал за последние три месяца.
— Зачем?
— Посчитай.
Он достал телефон, полез в банковское приложение. Листал историю операций. Я видела, как с каждой минутой его лицо становилось всё мрачнее.
— Маме… пятнадцать тысяч, — бормотал он. — Серёжке на машину… двадцать. Отцу на дачу… десять. Лёхе на свадьбу… двадцать. Светке на шубу… тридцать. Коллеге в долг… пять. Племяннику на репетитора… восемь. Ноутбук… восемьдесят.
Он поднял голову, и я увидела, что он побледнел.
— Сто восемьдесят восемь тысяч, — прошептал он. — Господи…
— А теперь посчитай, сколько ты отдал мне на хозяйство за эти же три месяца.
Он снова уткнулся в телефон.
— Тридцать… сорок… двадцать пять…
— Девяносто пять тысяч, — подсказала я. — На троих. На три месяца. Тридцать тысяч в месяц. По десять на человека.
Тишина была оглушительной.
— Я… Боже, я не думал…
— Вот именно.
Андрей закрыл лицо руками. Его плечи вздрагивали. Кажется, он плакал.
— Лена, прости, — глухо сказал он. — Прости меня, дурака. Я правда не думал. Я просто… Мне всегда казалось, что ты как-то справляешься. У тебя всегда всё есть, на столе всегда еда…
— Чудес не бывает, — сказала я устало. — Это всё моя зарплата. Вся, целиком. Тридцать пять тысяч. Я ничего себе не покупаю уже полгода. Даже крем для рук. Даже колготки. Хочешь посмотреть мой гардероб?
— Не надо, — он судорожно вздохнул. — Не надо. Я и так всё понял.
Я села рядом с ним.
— Андрей, я понимаю, что тебе хочется помогать людям. Это замечательное качество. Правда. Но семья должна быть на первом месте.
— Я знаю…
— Нет, не знаешь. Если бы знал, не купил бы себе игровой ноутбук за восемьдесят тысяч, зная, что твоей дочери нужны кроссовки за три тысячи.
Он поднял на меня красные глаза.
— Я верну его. Завтра же отнесу в магазин.
— Не надо.
— Почему?
— Потому что не в ноутбуке дело, — я взяла его за руку. — Дело в том, что ты не видишь нас. Ты смотришь по сторонам, ищешь, кому бы помочь, а мы тут, рядом, и нам тоже нужна твоя помощь.
— Что мне делать?
— Для начала — приходи в себя. Завтра — будем планировать бюджет. Вместе. Я покажу тебе все расходы, ты увидишь, что и почём. А потом мы распределим твою зарплату так, чтобы хватало и на семью, и на помощь близким. Но в разумных пределах.
— А ноутбук?
Я вздохнула.
— Ноутбук оставь. Только игры удали. И работай на нём по-настоящему, а не в танчики играй по ночам.
Впервые за вечер он улыбнулся. Криво, виновато, но улыбнулся.
— Ты знала?
— Я всё знаю, — я похлопала его по руке. — Я же твоя жена. Теперь пойди к Соне, извинись, что накричали при ней. И пообещай, что на день рождения подаришь ей ту куклу.
— Откуда я возьму четыре тысячи?
— С ноутбука верни. Коробка ещё есть? Чек?
Он кивнул.
— Тогда завтра идёшь в магазин, объясняешь, что ошибся с выбором, берёшь модель попроще. Разница как раз тысячи четыре будет.
— Но мне же нужен для работы…
Я посмотрела на него долгим взглядом.
— Хорошо, хорошо, — он поднял руки. — Схожу. Поменяю.
Он пошёл к двери, но на пороге обернулся.
— Лен?
— Что?
— Спасибо.
— За что?
— За то, что терпишь меня, идиота. За то, что не послала. За то, что всё это время вывозила одна.
Я пожала плечами.
— Я же тебя люблю. Поэтому и не послала. Пока что.
Он попытался улыбнуться, но получилось жалко.
— «Пока что» — это как долго?
— Зависит от тебя, — я открыла кран, начала мыть посуду. — Очень зависит.
Он ушёл к дочери. Я слышала, как он тихо разговаривает с ней, как Соня сначала обиженно молчит, а потом радостно визжит: «Правда? Ту самую? С коляской и домиком?»
Я улыбнулась. Может, что-то и изменится. Может, он действительно понял.
Хотя нет, скорее всего, через месяц всё повторится. Он снова кому-нибудь поможет, снова что-нибудь купит, снова будет виновато мяться на кухне. Но теперь я буду готова. Теперь у нас будет бюджет, таблица, план. Теперь он будет видеть цифры, а не только свои благие порывы.
А пока — макароны с сыром доедать. И планировать, где взять денег на нормальный ужин завтра.
Жизнь продолжается.
Даже на одних макаронах.
На следующий день Андрей вернулся из магазина с пакетами продуктов и коробкой с ноутбуком попроще.
— Сдал, — сказал он, кладя на стол четыре тысячи. — Вот. На куклу Соньке. А это — на еду на неделю.
Я заглянула в пакеты. Мясо, овощи, фрукты, молочка. Нормальные продукты.
— Молодец, — сказала я.
Он сел за стол, достал листок бумаги.
— Я тут по дороге думал. Давай так: моя зарплата — шестьдесят тысяч. Из них сорок пять — на семью. Десять — на помощь родным, но только после согласования с тобой. Пять — мне на личные расходы.
Я взяла листок, изучила его записи.
— Неплохо. Только на помощь родным — не десять, а пять. А вторые пять — в копилку на отпуск.
— На отпуск? — Он удивлённо поднял брови.
— А что, мы не люди? Соне восемь лет, а она море никогда не видела.
Андрей задумался, потом кивнул.
— Договорились. Только если кому-то очень срочно надо, из отпускных можно взять?
— Взять можно. Но потом вернуть в двойном размере.
— Это ещё почему?
— Потому что «очень срочно» у твоих родственников случается каждый месяц, — я улыбнулась. — А я хочу показать дочери море.
Он усмехнулся.
— Ты жёсткая.
— Я реалистка, — я подошла к плите. — А теперь иди позови Соню. Сегодня у нас борщ и котлеты. Настоящий ужин.
— Есть, командир!
Он выскочил из кухни, и я услышала, как он кричит дочери:
— Сонька! Беги сюда! У нас пир горой!
Я помешала борщ, улыбаясь. Может, и правда что-то изменится.
Во всяком случае, сегодня на ужин будет не одни макароны.
И это уже прогресс.
