Ольга встретила Николая, когда он работал инженером на заводе, был старше на пять лет. Серьёзный такой, основательный. Костюм всегда отглаженный, ботинки начищенные, планы на жизнь чёткие.
— Мне нужна жена-помощница, — сказал он на втором свидании. — Не красавица какая-то ветреная, а настоящая женщина. Хозяйственная.
И Ольга растаяла. Её назвали «настоящей женщиной»! Не девочкой глупенькой, не дурочкой мечтательной, а женщиной! Взрослой, серьёзной, на которую можно положиться.
— Детей хочешь? — спросил он деловито.
— Хочу, — кивнула она, хотя никогда особо об этом не думала.
— Работать будешь?
— Если нужно.
— Нужно. Одной моей зарплаты маловато. Но семья — на первом месте. Поняла?
Поняла. То есть, думала, что поняла.
Поженились быстро. Без особых романтиков — время тратить некогда. Николай снимал однокомнатную квартиру, но уже копил на собственную. «Через три года купим, — обещал он. — Если будем экономить».
Экономили. Боже, как экономили! Ольга научилась делать котлеты из хлеба пополам с мясом. Одежду покупали на распродажах, в кино не ходили, в отпуск — к родителям в деревню.
— Ты молодец, — говорил Николай, подсчитывая в тетрадочке расходы за месяц. — Хозяйственная.
А Ольга сидела и думала: а когда же начнётся жизнь? Вот купим квартиру — тогда начнётся? Или детей родим — тогда?
Квартиру купили. Двухкомнатную, в новом районе. Николай был счастлив — показывал всем документы, рассказывал про ипотеку, которую «грамотно оформил».
— Теперь детей рожать будем, — объявил Николай. — Пора уже.
Но дети не получались. Год, два, три. Врачи разводили руками: «Всё нормально у вас. Бывает такое. Нервы, стресс».
Стресс. А откуда ему взяться? Жизнь размеренная, спокойная. Работа, дом, работа, дом. Николай не пьёт, не гуляет, зарплату домой приносит. Идеальный муж, по меркам подруг.
В сорок лет Ольга поняла: детей у них не будет. Врачи это деликатно называли заковыристым медицинским термином. А проще говоря — непонятно почему, но не получается.
Николай воспринял это как личное оскорбление:
— Значит, я зря на тебе женился. Семьи нет, детей нет. Какой смысл?
— А любовь? — тихо спросила Ольга.
— Какая любовь? — удивился он искренне. — Мы же не дети. Любовь — это когда молодые. А мы — семья. Или должны были быть семьёй.
После сорока жизнь потекла совсем медленно. Как болото. Ольга работала в реанимации — тяжело, нервно, но хотя бы чувствовала, что нужна. Дома была не нужна. Николай читал газеты, смотрел новости, рассуждал о политике. На неё смотрел как на мебель — привычную, но неинтересную.
А потом заболела Ольгина мама. Всю жизнь была сильной, независимой. И вдруг — больница, капельницы, врачи с озабоченными лицами.
— Мне к маме надо, — сказала Ольга Николаю.
— А дом кто убирать будет? Готовить кто будет?
— Коль, ну ты же взрослый человек! Неделю-другую сам.
— Не могу я сам! У меня работа, усталость. Мне покой дома нужен, а не бардак.
Покой. А мама лежит в больнице и плачет по ночам. Но Николаю нужен покой.
— Тогда я маму к нам заберу. Пока не поправится.
— Куда заберёшь? Квартира маленькая. Да и не люблю я, когда чужие…
— Чужие? — не поверила Ольга. — Коля, это же моя мама!
— Мне всё равно чья. Не хочу чужих в своём доме.
В своём. Не в нашем — в своём.
И тогда Ольга впервые за двадцать с лишним лет брака сказала:
— Тогда я к ней перееду. Временно.
Николай вскинулся:
— Это ещё зачем?
— За ней ухаживать.
— А я что, не человек? Тоже внимание нужно!
— Коля, маме восемьдесят семь! Она умирает!
— Все умирают. Я тоже умру когда-нибудь. И что, из-за всех умирающих семью разрушать?
Вот тогда Ольга и поняла: семьи у них давно нет. Есть привычка, быт, общие счета за квартиру. А семьи нет.
— Я еду к маме, — сказала она твёрдо. — Ты как хочешь.
— Если уедешь — не возвращайся! — крикнул он ей вслед.
Но она уже не слушала. Собирала сумку и думала: а почему я тридцать лет боялась его расстроить? Почему тридцать лет жила так, как он хочет, а не как я?
И ответа не находила.
У мамы прожила месяц. Старушка поправилась, но осталась слабой. Дома одну оставить было страшно.
— Оленька, — сказала мама как-то, — а ты не жалеешь, что ко мне приехала?
— Не жалею, мам.
— А Коля звонит?
— Нет.
— И не будет звонить. Гордый он. А может, и не гордый. Может, просто равнодушный.
Равнодушный. Точное слово. Николай не злился на неё, не ревновал, не скучал. Он был равнодушен. Как к старой мебели, которую вынесли на дачу. Неудобно без неё, но и покупать новую лень.
А потом она приехала забрать вещи.
— Ну и оставайся с мамой! — Николай швырнул ей чемодан. — А квартиру мою не трожь!
Мою. Как будто она тридцать лет здесь просто в гостях была.
— Коля, ну что ты как, — начала было она, но он перебил:
— Сама выбрала? Выбрала! Вот и живи с выбором. Через неделю риелтора пришлю. Оценку сделают. Квартиру продаю. Нашел вариант получше. И компанию тоже.
Ольга обернулась. Впервые за весь этот кошмарный вечер посмотрела ему в глаза:
— Ты серьёзно?
— А что? — пожал плечами Николай. — Квартира моя. Я покупал, я платил. Хочешь —съезжай. Хочешь — жди риелтора. Мне всё равно.
Всё равно.
Ольга села на диван. Руки тряслись. Ну что теперь делать-то? Медсестринской зарплаты на съёмную квартиру точно не хватит.
В доме мамы было уютно.
— А работа тут есть какая? — спросила Ольга осторожно.
— Да как сказать… В медпункте фельдшерица нужна была. Галочка наша в город переехала. Зарплата, правда, копеечная.
Фельдшерица. А Ольга — медсестра с тридцатилетним стажем. В реанимации работала, в хирургии. Справится.
— А где медпункт-то?
— Да тут, в центре. Три деревни обслуживает. Старики всё больше болеют, молодёжь вся
Медпункт оказался крошечным — две комнатки в старом деревенском доме. Аппаратуры почти никакой, лекарств мало, но зато — тишина, покой и благодарные пациенты.
— Вы из города? — спросила первая посетительница, бабуля лет восьмидесяти. — Значит, учёная! А то наша Галочка только давление мерить умела.
Ольга улыбнулась. В реанимации её учёной никто не называл. Там она была просто «медсестра Михайлова». А здесь — учёная.
Зарплата действительно копеечная. Но зато жильё не надо снимать, продукты дешёвые, а главное — никто не орёт, не требует невозможного, не обвиняет во всех грехах.
И ещё одно открытие: оказывается, у неё руки золотые. Не только уколы ставить — огород разводить тоже умеет! Кто бы мог подумать? Горожанка, а картошку сажает как деревенская.
— Мам, смотри! — показывала Ольга первые всходы укропа. — Растёт ведь!
— Растёт, доченька. Всё растёт, если за ним ухаживать.
А потом была встреча с местной травницей — бабой Дусей. Девяносто лет, а такая бодрая! И знает она про травы всё. Какая от чего, где собирать, как сушить.
И началось. Ольга изучала травы, составляла сборы, консультировалась с врачами в райцентре. А баба Дуся рассказывала секреты, которые передавались из поколения в поколение.
Первую партию сборов сделали к осени. Совсем немного — на пробу. А потом соседка из райцентра попросила привезти на ярмарку.
Раскупили всё за два часа! Ольга не поверила — стояла и смотрела на пустые пакетики, на деньги в руках. Больше, чем за месяц в медпункте заработала!
— Надо больше делать, — сказала баба Дуся. — Спрос есть, значит, и дело будет.
Прошёл год.
Целый год! А кажется — только вчера с чемоданами по перрону тащилась. Ольгино дело пошло в гору. Травяные сборы теперь не только на местных ярмарках продавались — заказы из города пошли! Кто-то в интернете отзыв написал, кто-то знакомым рассказал. «Сарафанное радио» — так баба Дуся называла. И ведь работает лучше любой рекламы!
Был октябрь. Ольга в огороде возилась — последние помидоры снимала, на зиму закрывать собиралась. Мама на крылечке сидела, горох лущила для супа.
И вдруг — машина.
Ольга выпрямилась, вытерла руки о фартук. Сердце как-то странно забилось. Она хорошо знала эту машину.
Из нее вылез Николай. Постаревший, потрёпанный. Лицо усталое какое-то. Совсем не тот победитель, что год назад чемодан ее выставлял.
— Привет, Оль, — сказал он неуверенно. — Можно поговорить?
Мама поднялась с крылечка, гордо выпрямилась:
— Проходи, — кивнула Ольга. — Чай будешь?
В доме он огляделся с удивлением. А что такого? Чисто, уютно. Печка потрескивает, занавесочки новые, цветы на подоконниках. Не дворец, конечно, но дом.
— Хорошо устроились, — сказал Николай, садясь за стол. — Не думал, что вы тут приживётесь.
— Да ничего, — пожала плечами Ольга, ставя чайник. — Привыкли. А ты как? Как дела?
И тут он сломался. Вот просто взял и сломался. Лицо скукожилось, плечи поникли.
— Плохо дела, Оль. Очень плохо.
Рассказывал долго. Путанно. То про работу, которую потерял — сокращения начались, возраст не тот. То про Ленку, секретаршу — оказалось, она не его одного окручивала. То про квартиру.
А с квартирой вообще беда вышла. Кредит под неё брал Николай ещё до развода — на машину, на ремонт, на «новую жизнь». А когда работу потерял… Банк не шутит. Или плати, или забираем.
— Я думал, продам быстро, — бормотал он в чашку. — Расплачусь с долгами, что-то снимать буду. А тут рынок упал. Покупателей нет. А долг растёт.
Ольга слушала молча. Внутри что-то холодное шевелилось. Не злость — нет. Что-то другое. Понимание, что ли?
— И что теперь? — спросила она.
— Не знаю, — честно признался Николай. — Совсем не знаю. Работы нет, денег нет. Квартиру скоро заберут. А жить где?
Помолчали. Часы тикали — те самые, свадебные. Мама на кухне гремела посудой.
— Оль, — вдруг сказал Николай тихо. — А может ты поможешь?
Вот оно. То, ради чего приехал.
— Как помочь? — спросила Ольга ровно.
— Ну, денег дай взаймы. Я знаю, у тебя дело идёт. Соседи рассказывали — на ярмарках торгуешь, заказы принимаешь. Небольшую сумму, тысяч двести.
Двести тысяч. Небольшую сумму!
У Ольги действительно были деньги. Первые в жизни — свои, заработанные, никем не подаренные. Они лежали на карточке и в банке под процент. На будущее откладывались — может, дом расширить, может, маме лечение хорошее оплатить.
— А потом что? — спросила она. — Отдашь?
— Конечно отдам! — оживился Николай. — Как только на ноги встану.
— Когда?
— Ну, через год. Может, полтора. Найду работу, накоплю.
Год назад она бы согласилась. Обязательно согласилась бы. Потому что — жалко. Потому что — привычка. Потому что — вдруг он правда исправится?
А теперь сидела и думала спокойно. Холодно. Как будто не про бывшего мужа речь, а про постороннего человека.
— Коль, — сказала она наконец. — А помнишь, что ты год назад говорил?
— Что именно?
— Про квартиру. «Квартира моя», — напомнила Ольга. — «А квартиру мою не трожь».
Он покраснел:
— Ну, я тогда сгоряча. Не подумал.
— Не подумал, — согласилась она. — А я думала. Целый год думала. И знаешь, до чего додумалась?
Николай смотрел на неё с надеждой. И со страхом тоже.
— Ты был прав, — сказала Ольга просто. — Квартира действительно твоя. Ты покупал, ты платил. И проблемы с ней — тоже твои.
— Оль.
— Не перебивай. Я ещё не закончила.
Она встала, подошла к окну. За стеклом желтели клёны — те самые, в честь которых деревню назвали.
— Год назад я боялась, что пропаду без тебя, — сказала Ольга. — А теперь боюсь, что пропаду с тобой. Понимаешь разницу?
— Не понимаю, — честно признался он.
— А я понимаю. И поэтому денег не дам.
— Оля, — вдруг сказал Николай умоляюще. — Ну что тебе стоит? У тебя есть дом, работа, всё налажено. А я на улице могу остаться.
— Прости, Коль. Но ответ — нет.
Когда он уехал, мама обняла дочь:
— Правильно сделала, Олечка.
— А вдруг он правда на улице останется?
— Не останется. Такие люди всегда выкручиваются. Найдёт кого-нибудь другого, кто поможет.
А них дела шли всё лучше. Заказов столько, что баба Дуся только руками разводила: «Не успеваем, милая, не успеваем!» Пришлось ещё двух соседок привлечь — Марью Петровну и тётю Клаву. Теперь у них целая артель образовалась. Травы собирают, сушат, фасуют. А Ольга рецепты составляет, с покупателями общается, на ярмарки ездит.
Перед Новым годом случилось то, чего Ольга совсем не ждала.
Приехал Антон.
Врач из райбольницы, с которым она консультировалась по поводу травяных сборов. Мужчина приятный, лет пятидесяти с небольшим, умный. Разговаривали они по телефону много раз, но вживую встречались редко.
— Ольга Михайловна, — сказал он, стоя на пороге с букетом полевых цветов, — можно в гости?
А почему нельзя?
Сидели на кухне, пили чай, говорили про травы, про медицину, про жизнь. Мама незаметно ушла к себе — «устала что-то». Хитрая.
— У вас тут хорошо, — сказал Антон, оглядываясь. — Уютно. По-домашнему.
— А у вас как?
— А у меня пусто. Жена три года назад умерла, дети взрослые, разъехались. Квартира большая, а живу один. Привык уже, но всё равно пусто.
Он не жаловался. Просто констатировал факт. Как Ольга когда-то про свою жизнь с Николаем.
— А вы не думали переехать? — спросила она осторожно.
— Куда? — удивился Антон. — Работа здесь, дом здесь. Да и старый я уже для переездов.
— Старый? — засмеялась Ольга. — В пятьдесят-то лет?
— А вы не считаете?
— Не считаю. Жизнь только начинается.
Он посмотрел на неё внимательно:
— У вас есть кто-то?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Ольга даже растерялась. Есть ли кто-то? Николай не в счёт — это прошлое. А будущее…
— Нет, — ответила она честно. — А зачем вы спрашиваете?
— Просто интересно. Женщина красивая, умная, хозяйственная. И одна. Неужели никто не пытался?
— Пытался. Сосед один. Петрович, который крышу чинил. Вдовец. Хороший мужик, только не моё.
— А что ваше?
Ольга подумала. А что действительно её?
— Не знаю, — призналась она. — Долго замужем была, но, кажется, так и не поняла, что мне нужно от отношений.
Антон стал приезжать каждые выходные. Привозил книжки, рассказывал про работу, помогал по хозяйству.
И Ольга с удивлением обнаружила: ей это нравится. Не влюблённость какая-то безумная — она в восемнадцать всё это прошла. А что-то другое. Спокойное, надёжное. Как будто наконец нашла человека, с которым можно просто быть собой.
— Мам, — спросила она как-то, когда Антон уехал, — а тебе он нравится?
— А тебе? — хитро прищурилась старушка.
— Нравится. Но боюсь, а вдруг опять ошибусь?
— Не ошибёшься, — уверенно сказала мама. — Этот — другой. У этого глаза добрые.
И правда, добрые. И руки добрые — когда за столом сидят, не сжимаются в кулаки. И голос добрый — не повышает, не кричит.
Весна пришла рано. Снег сошёл, земля оттаяла, и Ольга принялась за огород. Антон помогал — грядки копал, рассаду сажал. Работали молча, но это была хорошая тишина. Не напряжённая, а рабочая.
Свадьбу играли тихо — в кругу соседей, с баяном и самодельными пирогами. Ольга надела простое белое платье, которое сама сшила. Антон — костюм, в котором на работу ходил. Никакой помпы, никаких лишних трат.
Но счастья было — море.
А потом они долго сидели на крылечке, смотрели на звёзды и планировали будущее. Дом расширить, пасеку завести, может быть, теплицу поставить…
— Не жалеешь? — спросил Антон.
— О чём?
— О прошлой жизни.
Ольга подумала о Николае, о московской квартире, о суете, в которой прошли тридцать лет.
— Не жалею, — сказала она твёрдо. — Прошлое научило меня ценить настоящее.
И это была правда.
